В борьбе с большевизмом - Павел Рафаилович Бермондт-Авалов

Узнав о столкновении ландесвера с эстонцами, он сейчас же приказал отозвать свой отряд с фронта и объявил главнокомандующему майору Флетчеру, что его отряд в данном инциденте занимает нейтральное положение. Князь Ливен объяснил свое решение тем, что он якобы не хотел вмешиваться во внутренние распри балтийцев, латышей и эстонцев. Но тут была не распря, а борьба эстонцев и латышей Ульманиса за свою самостоятельность, и, казалось бы, ротмистру князю Ливену, столь гордившемуся признанием генерала Деникина его отряда, следовало бы придерживаться и его лозунгов «Великая, Единая и Неделимая Россия». Однако товарищи по полку полковник Родзянко и ротмистр князь Ливен считали все, что приказывалось «союзниками», на пользу России, а все, что предпринималось с помощью германцев, – германской провокацией.

Латышские части ландесвера также объявили нейтралитет, и их начальник полковник Баллод предложил их применить либо на охрану внутреннего порядка в Риге, либо на оборону большевистского фронта со стороны Двинска.

Таким образом, силы таяли и положение балтийцев ухудшалось, но это не заставило их отказаться от своих прав, и они храбро отстаивали их.

«Союзники» снова предприняли шаги к заключению мира обеими сторонами и сделали предложение майору Флетчеру, что они берут на себя организацию мирных переговоров, которые во избежание недоразумений должны были вестись в присутствии «союзных» представителей. Балтийцы и эстонцы соглашаются на это предложение, и 10 июня в гор. Вендене происходит встреча обеих сторон. От балтийцев в переговорах участвовали: майор Флетчер, его начальник штаба граф Дона, латышский военный министр др. Ванкин (министерство Недры) и капитан 1-го ранга барон Таубе; от эстонцев приехали полковники Ринк и Рик и латышский полковник Калнинш. Кроме того, прибыли представители «союзных» держав из Риги и Ревеля в количестве восьми человек. Председательствовал американский полковник Грин.

Балтийцы поставили следующие главные два условия мира: 1) очищение эстонцами территории Латвии с разрешением им взять с собой свое военное имущество и с правом пользоваться линией ж. д. Рамоцкое – Шванебург; 2) выдача всех латышских войск, приверженцев Ульманиса, с заверением, что они будут приняты в ряды латышских частей ландесвера.

Эстонцы же требовали отхода ландесвера на линию старых германских позиций между Хинценбергом и Зегевольдом.

Ввиду того что обе стороны не хотели уступать, «союзные» представители устроили отдельное совещание и вынесли свое постановление. К удивленно балтийцев, «союзные» представители остановились на их условиях мира и с некоторыми поправками этих условий составили протокол мирного соглашения, который и предложили подписать обеим сторонам. Эстонцы отказались, ссылаясь на то, что у них нет полномочий от своего правительства, и просили отстрочки на три дня[53]. Балтийцы, напротив, настаивали на немедленном подписании договора, так как они отлично понимали, что эстонцы просто затягивают переговоры, чтобы сосредоточить свои войска против них. На это французский полковник Хюрстель[54] заявил: «Поверьте, что если “союзная” комиссия приняла определенное решение, с которым Вы согласились, то она найдет пути и средства, чтобы заставить и другую сторону также подчиниться ее желанию».

На этом заявлении француза заседание было закрыто, и все разъехались, условившись через три дня, т. е. 13 июня, снова собраться для подписания мирного договора.

Балтийцы, одержав победу на дипломатическом поприще, могли бы быть довольными своими успехами, тем более что и «союзные» миссии, казалось, приняли их сторону. Однако большинство было другого мнения и не верило эстонцам. Опасения их подтверждались и сведениями с фронта, откуда ежедневно сообщали о подходящих подкреплениях эстонских войск. Особенно недоверчиво отнеслось к этой якобы уступке эстонцев новое латышское правительство Недры, и оно на всякий случай предложило начать переговоры с «Железной дивизией». Дивизии предложили временно перейти на латышскую службу, и она согласилась, подписав контракт на две недели. После этого соглашения положение ландесвера, оставленного в критическую минуту своими русскими и латышскими боевыми товарищами, несколько улучшилось и окрепло на фронте.

Ротмистр князь Ливен также поддался уговору г. фон Самсона (фон Самсон входил в латышское правительство Недры министром без портфеля) и согласился предоставить свои батальоны в Либаве в распоряжение местного губернатора г. Бескова, о чем и отдал будто бы приказ командиру этих батальонов капитану 2-го ранга Кавелину.

Таким образом, балтийцы приготовились к 13 июня и не напрасно. В этот день вторичной встречи с эстонской мирной делегацией майор Флетчер в сопровождении тех же лиц, которые были и при первых переговорах, прибыл утром в город Венден и остановился в той же квартире. «Союзные» представители из Риги на этот раз не выехали вместе с ним, но никто этому серьезного значения не придал, так как предполагали, что полковник Грин со своей свитой, по-видимому, задержался в пути и их прибытия ждали с минуты на минуту.

Так в ожидании и прошел час.

Майор Флетчер, возмущенный такой неаккуратностью и нелюбезностью, хотел уже вместе со своими спутниками вернуться в Ригу, но в этот момент ему было доложено, что прибыла эстонская депутация.

Эстонцы вошли с сияющими лицами. Их сопровождали английский полковник Таллантс и американский майор Давлей. На вопрос балтийцев, где другие «союзные» представители, полковник Таллантс ответил, что они не приедут. После этого он, стоя, вытащил из своего кармана бумагу и сказал: «Три дня тому назад, когда мы здесь вели переговоры и “союзная” миссия сделала Вам свое предложение, она не знала, что правительства союзных держав назначили английского генерала Гоффа главным комиссаром в Прибалтийские Штаты. Генерал Гоф прислал Вам следующий приказ». И он прочел бумагу, которая действительно была написана в тоне приказа. В ней от командира ландесвера требовалось: если он считает себя под командой генерала графа фон дер Гольца, то сейчас же вместе с другими германскими войсками очистит Лифляндию и Курляндию, если же ландесвер является самостоятельным войском, то он не должен чинить никакнх препятствий к возвращению правительства Ульманиса и немедленно впредь до дальнейших распоряжений отойти на линию позиций между Хинценбергом и Зегевольдом. Другими словами, Гоф «приказывал» («дуракам закон не писан») исполнить все то, на чем настаивали эстонцы.

Балтийцы были ошеломлены. Они допускали, что эстонцы в течение перерыва, возможно, выговорят для себя у «союзников» некоторый поправки в договоре, но они совершенно не предполагали, чтобы «союзные» представители отказались от своего постановления, и притом еще в такой хамской и глупой форме.

На это излияние разошедшегося английского полковника представитель балтийской мирной делегации капитан 1-го ранга барон Таубе ответил: «Разве Прибалтийский край аннексирован Англией и генерал Гоф назначен Вице-королем, что он позволяет себе отдавать нам приказания, да еще в такой непозволительной форме? Ведь англичане сто раз, по крайней мере, повторяли нам, что “союзники” не желают вмешиваться в наши внутренние дела и имеют лишь одну цель – поддержать нас в нашей борьбе против большевиков».

На