Пастырь добрый - Попова Александровна

— Кони целы, — тихо сообщил голос Бруно из-за спины, и ответить он сумел не сразу, глядя в насмешливые глаза перед собою и с дрожью припоминая, сколько, как ему показалось, длилось это наваждение — миг?.. — и сколько на самом деле он вот так сидел над телом Ланца, погружаясь во вновь оживающие воспоминания, если подопечный за это время успел отловить и привести двух испуганных жеребцов, наверняка не пожелавших даться в руки сразу…

— Хорошо, — с напускной бодростью откликнулся Курт, поднявшись. — На одного из них перевесь вещи Дитриха.

Бруно не двинулся с места, и он тоже замер, глядя на труп курьерского, убитого в самом начале сегодняшнего короткого боя — курьерского Ланца. В отличие от подопечного, он не задумался над промыслом или злой шуткой Создателя или Судьбы, или дьявольских сил, однако и совпадения — такие совпадения — приятных чувств и мыслей не вызывали…

— Я сам, — вздохнул Курт, наконец, отстранив его плечом, и кивнул на угасающий костер. — Удостоверься, не осталось ли от флейты какого-нибудь не в меру крепкого обломка в углях.

— Там в распадке их кони, — сообщил Бруно, обгорелой веткой шевеля еще дымящиеся угли. — С вещами у седел. Думаю, захочешь осмотреть, прежде чем… Флейты нет. Разве что среди мелкого пепла какие крошки, но отличить их от прочего…

— В силах привести коней?

— Я в порядке, — откликнулся тот твердо. — Ты сам сказал — мелочь. Но… а как быть с ним? Останешься один возле него? Если я верно понял, то, возвратившись, могу найти тебя не в своем уме, а его — развязанным и…

— С этим просто, — возразил Курт и почти без замаха, на сей раз прицельно, ударил носком сапога над виском; улыбка в глазах пленного чародея погасла, и Бруно поморщился. — А ты там шагай осторожней и смотри по сторонам. Не думаю, что есть еще кто-то, но — как знать… Это — понятно?

— Вполне.

— И еще: осмотри тела там, в лесу — обоих арбалетчиков и этого шута. Оружие, кошельки, сумки, любые мелочи вплоть до колец и распятий — все сюда. С этим — справишься?

— Да, — кивнул тот не слишком решительно, однако наседать Курт не стал, лишь вздохнув.

Мгновение он стоял, глядя подопечному вслед и снова жалея о том, что не может быть сразу в двух местах и контролировать все; невзирая на свою маленькую победу сегодня, Бруно его мнения о себе сильно не поменял и впечатления человека, могущего в сложной ситуации достойно за себя постоять, не производил. Все сотворившееся подле могилы хамельнского углежога пусть и не надорвало и без того изрядно потрепавшиеся сегодня нервы совершенно, но то спокойствие, ту выдержанность, с которыми он пребывал в мире и согласии еще прошлым утром, развеяло, выбросив на поверхность все то, от чего отгораживался и что успешно изгонял из мыслей и чувств до сих пор — сегодняшний день вынудил сознаться перед самим собою в том, что, кроме исполнения службы как таковой и собственного благополучия, в системе его приоритетов все же наличествует и еще один пункт: благополучие ближнего круга, самого существования коего он столь упорно старался не допустить. В том, что подопечный не выйдет живым из этой истории, Курт был уверен, и теперь лишь оставалось пытаться оттянуть ту несомненную минуту, когда непоправимое, которое он будет изо всех сил стремиться предотвратить, все же случится.

Глава 20

Когда тот возвратился, похожий на бродячего торговца крадеными лошадьми, все необходимое для продолжения дознания Курт уже совершил; на плоды его трудов Бруно посмотрел хмуро, остановясь в нескольких шагах от все еще беспамятного чародея, растянутого на земле меж четырех крепко вбитых кольев, и медленно, тяжело поднял взгляд.

— Ты всерьез? — произнес он тихо; Курт вздохнул.

— А ты как полагаешь? Думаешь, на мои вопросы он станет отвечать с той же готовностью, что и полумертвый полоумный крысолов?.. Пока он отдыхает, помоги мне осмотреть вещи.

— Что искать? — уточнил Бруно понуро, и он передернул плечами:

— Понятия не имею. Но я думаю, что, как только увидим, сразу поймем. Снимай сумки с седел и приступай; через пару-тройку часов уже начнет темнеть, и мне бы не хотелось провести вечер здесь.

На чужаков, хозяйничающих подле себя, четыре жеребца смотрели с подозрением, на двух курьерских — словно бы высокомерно и враждебно; умению разобраться в тонкостях при выборе коня, разумеется, в академии уделяли некоторое время, хотя знатоком и экспертом в этой области Курт навряд ли мог себя назвать, однако и его познаний хватило на то, чтобы увидеть — эти четверо принадлежат к той же породе жилистых, сильных и крепких животных, какие обитают и в конюшнях Друденхауса. Каждый из них стоил сумму столь порядочную, что, к примеру, он сам мог лишь мечтать о приобретении подобного чуда на собственное жалованье — разве что поставив себе это целью и нарочно откладывая в течение долгого времени; и одно лишь это, даже если позабыть все прежние выкладки, все подозрения и явные данные, ясно говорило как о достатке его противников, так и о их весьма неплохой организованности…

Обыск дал мало — в седельных сумках обнаружились лишь всевозможные дорожные мелочи, в личных вещах, снятых подопечным с тел убитых — тоже; интереса заслуживал лишь набор метательных ножей, принадлежащих убитому Ланцем, да немалый объем наличности — сложенные вместе монеты различного достоинства образовали сумму в более чем двадцать талеров. Впрочем, внимание было уделено и еще одному предмету — пузатой фляжке, наполненной почти под горлышко; дождь закончился совершенно, мелкий град, столь привычно уже падающий за шиворот, тоже, и даже небо разгладилось, распустив темные тучи и снова став ровно-серым, однако мокрый холодный ветер по-прежнему пробирал даже не до костей, а, казалось, до самых внутренностей, посему этой находкой Курт был доволен, пожалуй, всего более.

— А ну как отравлено? — предположил Бруно, когда он, вытащив пробку, сделал большой глоток. — Или зелье там какое…

— Purgatus productum[145], - возразил он убежденно, приложившись на сей раз как следует, и замер, пережидая взрыв в горле и наслаждаясь теплом в желудке. — А поскольку после всего сегодняшнего мы оба наверняка окочуримся от горячки — пей, Сократ, терять нам нечего.

— Оптимист, — буркнул тот, принимая флягу, и приник к горлышку.

— Отдай, — приказал он уже нешуточно, когда количество глотков перевалило за десяток, и выхватил сосуд из пальцев подопечного, вдавив пробку покрепче; Бруно зажмурился, на минуту застыв неподвижно, и, медленно открыв глаза, встряхнул головой, глядя в землю и дыша осторожно, точно на пыльной дороге.

— Что — не цепляет? — уточнил Курт, когда тот с усилием потер лоб ладонью, и, не дождавшись ответа, сочувственно вздохнул. — И не зацепит. Обидный, но непреложный факт. Если же будешь продолжать — в один прекрасный момент попросту упадешь, причем безнадежно трезвым, вот и все. Посему сейчас даже не пытайся заглушить что-то в себе вот этим; просто держи себя в руках. Присядь, — посоветовал он, вынимая из чехла один из метательных ножей, и, осмотрев острие, опустился подле распятого чародея на корточки. — Можешь дать передохнуть своей ноге; сейчас ты мне едва ли будешь полезен.

— Надеюсь, — буркнул тот, однако совету не последовал, лишь отступив на шаг назад. — Тебе ведь не приходилось еще… самому? Без exsecutor'а?

— Невелика премудрость причинить человеку боль, — отозвался он просто. — Премудрость в том, чтобы сделать это правильно; тут, ты прав, практику придется постигать по ходу дела.

— Тебе в самом деле весело, или просто хорохоришься? — вздохнул тот.

Невзирая на явные нотки прежнего застарелого осуждения в голосе подопечного, вдаваться в прения Курт не стал — сейчас не было на то ни времени, ни желания; молча отвернувшись от Бруно, он помедлил мгновение, собираясь, и, осторожно переведя дыхание, взрезал метательным ножом убитого шута рукав дорожной куртки чародея. Когда острие задело кожу на плече, тот дернулся, распахнув глаза и воззрившись мутным взором на сидящего подле себя человека.

— Ой, — с непритворной искренностью произнес он, одним движением распоров куртку по боковому шву. — Извини. Не хотел тебя будить.

Мгновение тот лежал неподвижно, растерянно хлопая веками, а потом рванулся и застонал, закрыв глаза; Курт вздохнул, приступив ко второму рукаву.

— Мутит, — кивнул он сострадающе. — Это при сотрясении бывает. Когда я получил как-то по черепу, как меня корежило… А дергаться не стоит. Шатры я ставить умею неплохо, и эти колышки исправно продержатся до конца нашего с тобою разговора.

Взгляд с вновь просыпающейся усмешкой обратился к нему, и Курт, отбросив в сторону ошметки его одежды, вопрошающе поднял брови:

— Что? Хочешь сказать что-то?.. Я слушаю, — кивнул он и вытащил кляп изо рта чародея.