Охота на Церковь - Наталья Валерьевна Иртенина

пехоты и зрителей, обмиравших от восхищения, несколько минут проходила грозная туча: сотни две крылатых машин с крупно нарисованными алыми звездами – штурмовики, разведчики, истребители. Красовалась кавалерия с саблями на боках, за ней потянулась артиллерия. Пушечки на ГАЗах и ЗИСах, пушки на прицепах, пушищи на платформах тягачей. Загудели самоходки и броневики, а за ними покатили легкие танкетки. Со стальным лязганьем гусениц поползли хищные носороги – танки.

– Есть на что посмотреть! – удовлетворенно сказал Борька, когда завершать парад выехали мотоциклисты. – А вы как считаете, Илья Самсонович, – спросил он военрука, – за сколько месяцев Красная армия разобьет фашистскую? За пять наши управятся?

– Ну ты хватил, Заборовский. Трех хватит.

Борька подмигнул Мише:

– Слыхал? Я бы в военное училище записался. Но мне дорога в литераторы. А тебе в самый раз в училище связи. Станешь военным радистом, будешь полезным советским человеком.

Оглушенный великолепием парада, переполненный чувством причастности к великой эпохе, Миша только кивал. От ощущения, что сердца коснулось краешком счастье, изгоняя оттуда осколки тревоги и тоски, на губах его блуждала, то появляясь, то исчезая, рассеянная улыбка. В этот день, впервые за две сентябрьские недели, Аристархов не чувствовал себя предателем.

6

Морозов счел бы себя сумасшедшим, приди ему в голову эта идея полгода назад. Но отчаянные времена требуют отчаянных решений, а безумные эпохи – безумных действий. План с рукописным журналом юных подпольщиков провалился. Не от кого было чекистам узнать о заветной тетрадке, хранящейся с некоторых пор в доме начальника муромского НКВД: Витька подался в бега, председатель райисполкома Бороздин так и не сумел выбить свидание с сыном. Самому написать донос в органы у Морозова не поднялась рука. Он не спас Женю от ареста, а теперь ничем не мог помочь ей или хоть что-нибудь узнать о ней. Сознание бессилия толкало на опасные пути, взрывало мозг фантастическими замыслами.

Так он очутился в кабинете младшего лейтенанта Кольцова – с блокнотом и карандашом репортера, с наигранным любопытством в глазах и крепколобым энтузиазмом в речах.

Главный редактор «Муромского рабочего» Кочетов, услышав за пару дней до того просьбу внештатного сотрудника, несказанно удивился и по-простому покрутил пальцем у виска.

– Хочешь своей волей залезть в пасть крокодила? – прямо, по-редакторски точно, без стилистического тумана описал он ситуацию и участливо спросил: – Ты не заболел, Коля?

– Двадцать лет ВЧК-ОГПУ-НКВД, Валентин Михайлович, – ясноглазо смотрел на главреда Морозов. – Нужна статья. Большая. Не перепечатка передовицы из «Правды» или «Известий», а юбилейный материал о героических буднях наших, муромских стражей революции. Буду собирать материал.

– Ты псих, Морозов, – после долгого раздумья сказал Кочетов. – Но уважаю. Одобрить не могу, хотя… чем черт не шутит?

Он снял трубку телефона. Через два дня журналистское задание было согласовано, и репортер городской газеты с пропуском в кармане ровно в семь вечера постучался в кабинет начальника райотдела НКВД. Тот окинул гостя тяжелым, утомленным взглядом и оборвал приветственные восторги:

– У вас десять минут.

– Я бы хотел… э…

Играть почтительное восхищение оказалось сложнее всего. Тут Морозову пригодились уроки сценического мастерства, которые когда-то между делом давала ему сестра, игравшая в школьном театре. Но коль скоро главе муромских чекистов лесть не требовалась, это облегчало дело. Однако обрезка разговора до десяти минут обескураживала. Николай бешено соображал, как построить беседу, чтобы вырулить в нужном направлении.

– Э… жителям нашего города и района было бы чрезвычайно интересно узнать, как несут свою нелегкую службу бойцы невидимого фронта… Что бы вы могли рассказать читателям нашей газеты?

Кольцов чуть расслабился, откинулся на спинку кресла. Пожевав губами в размышлении, он стал неохотно отмерять и отвешивать слова, как продавец в магазине недовольно бросает на весы кусок колбасы, чтобы отдать его покупателю, которого заранее невзлюбил.

– Пиши так. – Как всякий советский начальник, Прохор Никитич без лишних предисловий переходил на «ты». – Органы НКВД стоят на страже интересов нашего свободного и счастливого народа. Когда товарища Ежова награждали орденом Ленина за выдающиеся успехи в руководстве НКВД, он сказал: в мире нет другого государства, в котором органы госбезопасности так тесно связаны с народом и так ярко выражают его интересы. Поэтому нас, чекистов, советский народ почитает и любит. Любит за то, что мы защищаем его от врагов, а значит, способствуем скорейшему выполнению боевых задач партии и правительства. Записал, а?.. – Начальник райотдела внимательно наблюдал, как Морозов строчит в блокноте. – На страх врагам, на радость трудящимся органы НКВД во главе с верным сталинцем наркомом Ежовым и дальше будут карающим мечом революции. Будем громить троцкистско-зиновьевские банды, японо-немецких шпионов, армии диверсантов и вредителей. Работа эта трудная, опасная. Всех наших врагов объединяет между собой злобная ненависть к СССР, к успехам социализма. Трудно даже провести четкую границу между троцкистами, эсерами, попами, кулаками и шпионами. Все эти отбросы человечества – бандиты с большой дороги, верные псы фашизма и капитализма. Приговор им, холера, только один – смерть. Они это знают и стараются подороже продать свои жалкие шкуры, причинить больше вреда нашей стране… Когда статья будет готова, пришлешь мне на согласование. Стой, добавь: двадцатилетие органов ВЧК-НКВД, которое будем отмечать в декабре, это настоящий народный советский праздник. Так и запиши, товарищ репортер.

Поставив точку после быстрых каракулей, Морозов решился:

– По городу ходят слухи, что в Муроме разоблачено диверсантское подполье, в котором участвовали школьники. Все помнят, как весной на улицах появлялись листовки… э… возмутительного содержания. Это вопиющий случай… В антисоветскую деятельность была вовлечена молодежь. Можете поделиться, что показало расследование? Кто эти преступники? Какое наказание их ждет?

Спиной, по которой прошелся нервный холодок, он почувствовал возникшую в воздухе наэлектризованность. Кольцов уперся животом в стол и неприязненно задышал.

– Ты с какой целью интересуешься, парень, а?

– Советские люди должны знать врага в лицо, – не моргнул глазом Морозов.

– Советские люди не должны интересоваться работой органов, – веско возразил начальник райотдела. – Им достаточно знать, что врагов у нас в государстве чертова прорва. И что великий Сталин с наркомом Ежовым стоят на страже нашего социалистического строя. Кто тебе поручил это редакционное задание? Хренов партизан Кочетов, а? Кто в райкоме дал разрешение?

– Второй секретарь Аристархов…

Совершенно натурально Морозов изобразил испуг, хотя мог не притворяться. Нервы были натянуты до предела, и угрожающий тон начальника чекистов бил по ним, как неумелый гитарист по струнам, вызывая неприятную вибрацию где-то внутри, возле солнечного сплетения.

– Разговор кончен. – Кольцов поставил в его пропуске чернильную закорючку. – Мой тебе совет, товарищ репортер, не суй нос куда не след. Уяснил, а?

– Конечно…

Согласно закивав, Морозов подцепил пропуск и вылетел из