Охота на Церковь - Наталья Валерьевна Иртенина

грузовики с солдатами, торопилась к месту отставшая техника. Заводы и фабрики выставляли колонны рабочих с флагами и работниц с цветами, те бодрым шагом двигались на городскую окраину. Маршировали с песнями школьники. На обширном поле уже стояла барьерная разметка для публики, высокая сколоченная трибуна для военачальников, скопилась в строгом порядке колесная и гусеничная техника. Выравнивалась парадными коробками живая сила – пехота в стальных шлемах и плащ-накидках от накрапывающего дождя.

Борька Заборовский и Миша Аристархов шагали позади своего девятого класса, выстроенного колонной по четверо в ряд. Борька был, как всегда, велеречив.

– Смотри, весь город украсили! – гордо показывал он на цветные флажки, натянутые между столбами вдоль улицы, будто сам их развешивал. – Красная армия разобьет любого врага, это научный факт! Нашу мощь никто не пересилит. Ты видел, сколько военных вчера было в городе? Наверняка больше, чем невоенных. Силища!

Миша немного рассеянно кивал в ответ. Прежде на демонстрации и парады его не брали. Все это было ему внове и с непривычки немного покалывало, как свитер из грубой шерсти, чуть-чуть давило, как неразношенные ботинки. Он понимал, что еще много ему предстоит работать над собой, чтобы однажды почувствовать единение с этой огромной массой людей, идущих по улицам, поющих песни про советских танкистов и летчиков, размахивающих портретами вождей и маршалов, наперебой славящих человека, которого называют Отцом народов…

Борька истолковал его грустную отстраненность по-своему:

– Не грызи себя, ты все правильно сделал. Нужно сперва любить партию, а потом уж родителей и прочую родню. – Он толкнул приятеля в бок и опять заговорил по-профессорски: – Мы должны свою волю сливать воедино с волей государства, а не слушать ворчание родственников и прочих отсталых личностей. Нас с тобой, запятнанных буржуазным происхождением, всегда будут язвить со всех сторон. Но надо приспосабливаться к советской системе, подстраиваться, включаться в нее с головой и с потрохами. Мы с тобой должны стать на двести, нет, на триста процентов советскими, понимаешь? У нас нет права оставаться безразличными, когда страна ликует или грозит врагам. Если не участвуешь – ты пошлая, неразвитая личность. Согласен?

Мимо школьной колонны, прижав ее к обочине, ползли две машины с красноармейцами в кузове. Лица солдат были суровы, даже немного мрачны, но, когда девчонки-старшеклассницы весело бросали им букетики, воины оживали, принимали бодрый вид и широко улыбались. Заборовский воодушевленно махал красноармейцам рукой.

– Я тебе советую завести личный дневник, – продолжил он наставлять Аристархова. – Это будет тебе полезно для самоосознания и самоперековки. С помощью этого инструмента ты постепенно избавишься от влияния своего прошлого. Я и сам подумываю написать что-нибудь этакое… вроде автобиографической книги. Чувствую своим долгом описать великую эпоху, в которой мы живем, оставить о ней мое личное свидетельство! Я уже и название придумал. «Жизнь человека из отжившего класса, его перерождение и применение к социализму». Звучит же!..

До места парада школьная колонна добралась к одиннадцати утра. За барьерами из деревянных жердей толпился жаждущий зрелища народ. Все классы тотчас смялись и перепутались. Дорогу к самому барьеру пробивали военрук с физруком.

– Ух ты! – смеялся Борька. – На демонстрациях столько народищу не бывает, как тут.

Приятели протиснулись к брусьям ограждения и уперлись животами. Сзади толкались и напирали. Вдоль всего барьера на дистанции десяти метров друг от друга держали оцепление солдаты внутренних войск НКВД. Впереди них и реже – люди в форме госбезопасности.

На поле стояли моторизованные части. Заборовский со знанием дела, прищурясь, комментировал модификации пушек на тягачах, пулеметных установок на грузовиках, мотоциклов с платформой под миномет.

Ровно в полдень издалека показались скачущие вдоль фронта войск три всадника – один впереди, два по бокам позади. По толпе пронесся восторженный гул: «Маршалы! Сам Ворошилов принимает парад!» Вскоре можно было рассмотреть крупные маршальские звезды на петлицах. К разочарованию Борьки, полководцы прорысили слишком быстро.

– Это же Буденный! – завопил он в ухо приятелю, когда остались видны только спины легендарных советских командармов. – А третий кто, ты разглядел?!

– Ты что, Заборовский, маршала Егорова не узнал? – укорил его стоявший рядом военрук.

– Теперь-то, конечно, узнал, – важно сказал Борька.

В полусотне метров от них точно так же виснул животом на барьере Витька Артамонов. Военных парадов он никогда не видел, только слышал, как про них рассказывали по радио московские дикторы на годовщины Октябрьской революции. Предвкушая нечто особенное, Витька пренебрег осторожностью. Для конспирации лишь натянул глубже на лоб кепку и старался не встречаться глазами с солдатами оцепления, а особенно энкавэдэшниками. Но восторг при виде скачущих маршалов оказался столь велик, что Витька забыл о конспирации. Сорвал с головы кепку, замахал ею в воздухе и залился коленчатым свистом в два пальца.

– Даешь войну с фашистом!!!

В общем торжествующем гуле и криках толпы Витькин вопль был не особенно различим. Но чуткое ухо госбезопасности уловило его, выделило из прочих возгласов и локализовало источник. К Витьке направился из-за барьера ближайший сотрудник НКВД. Тот, пялясь на крупы маршальских коней, слишком поздно узрел опасность. Подошедший вплотную чекист негромко, но угрожающе потребовал:

– Ваш документ, гражданин!

Парень несколько секунд, обалдевши, смотрел на него. Вдруг, осмыслив угрозу, он толкнулся назад. Но толпа стояла непробиваемой стеной. Витька сделал вид, что лезет в карман за документом. Удара кулаком в нос чекист, конечно, не ожидал. Он свалился наземь, а Витька, согнувшись, пролез под ограждением. Словно одурев, со всех ног помчался по парадной линии вслед за ускакавшими маршалами.

– Стойте! Стойте! – очумело орал Артамонов. – Это я магазин на Советской ограбил! Я!..

За ним бежали двое солдат. Поднявшийся на колено чекист дернул из кобуры оружие и прицелился, но с выстрелом его опередил другой. Витька, взмахнув руками, упал лицом в раскисшую от дождя землю. Стрелявший госбезопасник и солдаты, не разбирая, жив он или убит, подхватили тело и бегом понесли в противоположную от публики сторону, к парадным расчетам. Спустя минуту они скрылись за бронеавтомобилями.

В ликующей, возбужденной толпе, среди громогласных криков «Ура!» и «Да здравствуют советские маршалы!» не многие слышали выстрел. И уж точно никто не понял, что случилось. Видели бегущего парня, который споткнулся и упал в мокрую грязь. Кто-то посмеялся над недотепой-нарушителем, от избыточного восторга выбежавшим за барьер.

– Какой-то чудик погнался за маршалами, – прокомментировал Заборовский. – Вот бедолага, теперь ему в госбезопасности всыплют горячих.

И только военрук о чем-то догадался:

– Сдается, диверсанта обезвредили…

Спустя минуту о случившемся напрочь забыли. Началось парадное шествие. Первыми двинулись пехотные коробки: шли бесконечными зелеными рядами, поблескивая шлемами. Приближающийся с неба гул моторов оповестил о появлении целой эскадрильи. Прямо над головами марширующей