Синий Шихан (Роман 1) - Павел Федоров

Архип понимал, что такой человек, как Кондрашов, если захочет, найдет у людей поддержку, и уже раскаивался, что не с той стороны повел речь. Перейдя на грубоватый, но более откровенный тон, он заговорил снова:

- Извини, конешно, что, может, я и не так сболтнул, не то словцо вставил. Думаю, что моя артель на работу завтра не встанет, предъявит требование, чтобы отменили увольнение. А ежели нет, то я свою артель сниму и уведу... Свет не клином сошелся. Может быть, ты передашь управляющему, господину Суханову, чего мы хотим, будешь нашим посредником?..

- Посредником я вашим не буду, - улыбаясь, сказал Василий.

- А коли так, то и говорить не о чем. - Архип поднялся и собрался уходить.

- Садись и слушай, - решительно остановил его Василий. - Почему мне нельзя быть вашим посредником, я объясню потом... Уводить артель - это самый плохой выход из положения. Нужно, чтобы требование поддержали все рабочие прииска. А требование ваше должно быть составлено вот так, запоминай: за незаконный арест Фан Ляна и избиение его, за принуждение женщин к сожительству полицейского урядника с прииска убрать, увольнение рабочих отменить... Хорошие ребята у тебя есть, пусть они соберут всех артельных старост, только, разумеется, тех, которым можно доверять. Я приду и поговорю с ними. Но условие такое, чтобы о нашем собрании, а главное, что я там присутствовал, никто, кроме участников, не знал, понял?

- Ясно. Да вы не беспокойтесь... Вас не выдадим, - с искренней горячностью подтвердил Архип. - Не бойтесь!

- Я-то не боюсь. Это ты бойся... За мной наблюдает полиция уже давно, поэтому аккуратнее надо встречаться.

- Наблюдает? За вами? - снова поднимаясь со стула, спросил Архип. Этого он никак не ожидал. - Так вы, значит?..

- Вот так, милый мой Бова-королевич, и значит, что по этой самой причине я вашим посредником быть не могу...

- Да и не надо! Не надо! - обрадованно зашептал Архип. - А ведь ежели признаться, так я о вас поганенько иногда думал. Книжечки барин дает читать, в революцию играет... Вроде как и хороший человек, а там черт его знает, и тянуло к вам, и настоящего доверия не было. К хорошему человеку, знаете, как к водке али куреву тянет...

- Хороших людей не всегда легко угадать. Если знаешь, показывай их мне, знакомь. Хорошие люди нам очень нужны, - задумчиво сказал Василий.

- Есть, Василий Михайлович, у меня подходящий человек на примете, дамочка или девица - этого я уже не знаю, - усмехнулся Архип.

- Ты что... насчет моего холостяцкого положения? Оставь, брат, такие дела!.. Не шути зря!

- Вот уж как раз и не угадали! Эта бабеночка сама вроде вас занозистая, образованная... Учительница!.. У большого начальника ребятишек его грамоте обучала, а он, вишь, поиграть с ней вздумал, ну и получил в морду: спалила его кислотой, не то карболкой... Моих ребятишек теперь учить собирается. Наши-то хозяева о школе и не думают... Как-то она меня спрашивает, почему на прииске библиотеки нет. Я только посмеялся. Ишь, думаю, чего захотела. Сурьезная дамочка! Вы к ней приглядитесь... Я думаю, нашу бумагу пусть она и напишет.

- А сюда как она попала? - спросил Василии.

- Известное дело: после каторги, как в рай, запросишься... Жить-то надо!

- Значит, на каторге была?

- А как же... Года четыре... А то на днях из станицы один учителек приезжал, господин Шаров. Тоже по мазанкам ходил, записывал, разные слова говорил, против власти ругался. Еще раз обещался приехать, да что-то не едет... Наша-то Устя про него сразу сказала: болтун, говорит, и пустоцвет... Видно, и вправду не всякого легко угадать.

- Про Шарова она верно сказала. Я его знаю. А с Устей ты меня завтра же познакомь, - попросил Василий. - Как ее фамилия?

- Яранова. Из нашей артели. Ее бы ребят заставить учить, а не тачки возить.

- Так ее можно и сегодня увидеть? Провожу тебя и зайду, - сказал Василий. Бывшая учительница-каторжанка его очень заинтересовала.

- Можно, Василий Михайлыч, да осторожно. Около моей фатерки весь день филеры дежурят. Сами понимаете... одного-то меня схватить легше: да только я не такой дурак!..

- Фу, черт! - с досадой сказал Василий. - Я совсем забыл. И это называется старый конспиратор!

- А мы вот как сделаем: ежели не против, чтобы она сюда пришла, придет.

- А удобно ли?

- Ничего. Я Лушке своей скажу, она объяснит, как и что... Это ведь не к полицейскому уряднику полы мыть... Насчет требований поговорите. А раненько утречком, когда все будут похрапывать, я своих людей соберу и вас приглашу.

Через час сынишка Архипа Буланова, Егорка, со всеми предосторожностями, как ему было приказано, привел Устю к новому домику, где жили Тарас Маркелович и Василий. Кондрашов занимал в задней половине две небольшие комнаты с двумя широкими окнами, выходящими к ручью, неподалеку от главной шахты. В окнах Суханова горел свет. Зажег свет и Василий. Он со странным волнением ожидал заинтересовавшую его женщину. Войдя, она сухо поздоровалась с хозяином, оглядела опрятные комнаты, шкаф с книгами Пушкина, Толстого, Гоголя, Чернышевского. При виде книг глаза ее тепло заблестели, как у Вани Буланова, когда он сегодня впервые взял в руки перочинный ножик... Василий понял, что она, видимо, очень любит книги. Выждав, он запросто сказал:

- Можете пользоваться! - Василий открыл книжный шкаф. - Простите... могу узнать ваше отчество?

- Отчество?.. Ах, господи! - она спохватилась и покраснела. При свете керосиновой лампы Василий увидел, как нервный румянец разлился по ее бледному, строгому лицу. Продолговатые, темные глаза казались утомленными, как будто они все время чего-то ждали, чего-то боялись. Запахнув тоненькое, ветхое городское пальто, виновато улыбнувшись, Устя добавила: Отвыкла, даже забыла, что у меня был отец и звали его Игнатий!

- Значит, Игнатьевна? А что, его уже нет?.. Простите! Случайно вырвалось. Бывает, - отрывисто проговорил Василий.

- Что же тут прощать?.. Наоборот, мне приятно его вспомнить. Он был необыкновенный человек - сильный, честный. Я им горжусь... Он умер в этом году семидесяти пяти лет... Перед смертью, последние годы, милостыню собирал... этот бывший офицер царской гвардии, - со злой и едкой иронией закончила она, наблюдая, какое впечатление произведут ее слова на хозяина.

- Игнатий Яранов, говорите? Ссыльный гвардейский офицер? Я много слышал о нем. Он вызвал на дуэль командира полка за избиение солдат, а тот отказался. Тогда ваш отец публично назвал его подлецом, был судим, разжалован и сослан на каторгу, где тоже подвергался разным издевательствам...

- Откуда вы все это знаете? - порывисто спросила она, резко откидываясь на спинку стула.

- От тех товарищей, которые вместе с ним отбывали каторгу.

- Но это было очень давно?

- Не очень. Друзья вашего отца вышли потом на поселение. Ваш отец тысячи километров прошел до Вилюйска, чтобы только на Чернышевского взглянуть...

- Вы и это знаете? Боже мой! - Устя закрыла лицо руками.

- Знаю, как видите. Такими людьми нельзя не интересоваться. Его многие знают...

- Простите, но вы сами-то кто такой? - уронив на колени руки, спросила Устя, пытливо посматривая на Василия.

- Бухгалтер прииска. У новых миллионеров рубли подсчитываю, улыбнулся Кондрашов.

- Это не имеет значения. Я не об этом спрашиваю. О вас говорят...

- Что же обо мне говорят?

- Очень хорошее... Иначе бы я не пришла.

- Спасибо.

- За что меня благодарить? Вот вам я действительно благодарна, что вы так о моем отце вспоминаете. Это самое для меня дорогое! Я понимаю и чувствую: в России большие события назревают...

- Вы хотите сказать, что возможен политический переворот?

- Да. Революция... С вами, я вижу, можно откровенно разговаривать... В Сибири, на каторге, я кое-что слышала, но там мне мало приходилось сталкиваться с политическими. Я же уголовная, "варначка". Нас старались от политических изолировать... Если можете, помогите мне разобраться, что же все-таки происходит? Я ведь такого насмотрелась! Только к детям осталось чувство доверия. Жалко этих маленьких, школы здесь нет, никто о них не думает. Я бы их даром стала учить, просто за кусок хлеба.

Василий осторожно попросил подробнее рассказать о себе. Грустная и тяжелая повесть была коротка. Окончила гимназию. По протекции какого-то либерала, деятеля губернской управы, ее устроили воспитательницей детей в дом сластолюбивого чиновника-вдовца. Очень скоро случилось все остальное.

- Мне нужен помощник - счетовод; если хотите, поработайте, а там и насчет школы подумаем, - выслушав ее, сказал Василий.

- Но ведь я ничего в счетоводстве не смыслю, Василий Михайлович! призналась она.

- Грамотному человеку это не трудно. Берусь вас подготовить... Организуем и политический кружок под видом изучения русской словесности, привлечем рабочих. Дела здесь непочатый край!

- А нам это позволят?

- Думаю, что да. А то и без позволения обойдемся... Хорошо, что вы к нам попали. Прииск тут новый, притеснений меньше, чем на других, да и управляющий справедливый человек.