Синий Шихан (Роман 1) - Павел Федоров

Накинул на плечи поддевку из чертовой кожи и ушел.

Узнав об исчезновении Фан Ляна, Архип тотчас же пошел на квартиру к Кондрашову, но того не оказалось дома. Зашел в распивочную Мартьянова, выпил косушку водки, поговорил со знакомыми рабочими и решил отправиться прямо в казачью. Пробираясь по ольховым кустарникам к Марфину ручью, он увидел Устю с Василисой. Слезы женщины еще подбавили жару. Освежив лицо холодной водой, он мрачно сказал:

- Ишь ты, чего захотел, рыжий кот! Погоди, мы тебе так вымоем полы, век не забудешь!

Не успел Архип пройти сотню шагов, как на той стороне ручья показались двое ребятишек. На голове у них торчали бумажные колпаки, утыканные петушиными перьями. Заметив поднимающегося на пригорок отца, ребята спрятались в кустах. Когда он скрылся за крайней лачугой, мальчики вышли к ручью. Это были сыновья Архипа, девятилетний Егор и семилетний Ванек, крепкие, загорелые, черноглазые, похожие один на другого, как две капли воды. По приказанию матери они шли за родителем по пятам, чтобы в случае беды помочь ему...

- Куда следуете? - спросила Устя ребятишек. Строгое лицо женщины смягчилось хорошей, умной улыбкой. Она не раз видела этих мальчишек в синих рубашонках, с цыпками на ногах, с облезлыми курносыми носами. Не раз пробовала заговорить, но они, оглядев ее, молча отходили. Сейчас, при встрече лицом к лицу, отступать было некуда, да и видели они из-за кустов, как отец почтительно с этой женщиной разговаривал.

- Играем, - неохотно ответил старший. Младший, посапывая облупленным носом, мял испачканными пальцами кусок смолы, за поясом у него торчало несколько камышовых стрел, в другой руке он держал баночку из-под ваксы и бренчал ею.

- Что в баночке-то? - спросила Устя.

- Гвоздочки, - тронутый ее участливым вопросом, ответил Ванек.

- Зачем гвоздочки-то? Наконечники для стрел, что ли, мастерить?

- Ага! - обрадованно подхватил Ванек. - Тольки плохо держутся, отваливаются, Егорка не умеет мастерить, а Мишка умеет.

- Очень-то умеет твой Мишка! - горделиво сказал Егор. - Ну, пошли, что ли?

- Погодите! Я вас научу, как это делается.

Устя взяла у Ванька смолу, разделила ее на части, обволакивая в песчаной земле, скатала несколько шариков. Потом взяла стрелу, нацепила кусок смолы, в середину прикрепила гвоздик, и наконечник вышел на славу. Мало того, попросила куриное перо и достала из кармашка маленький перочинный ножик, при виде которого у мальчиков заблестели глаза. Забыв обо всем, оба присели на корточки, жадно смотря, как руки Усти превращали камышовый стебель в индейскую, с оперением на конце, стрелу.

- Ишь ты как! Глянь, Егор! - восхищался Ванек.

Так было положено начало большой дружбе между Устей и этими ребятами. Совместно было изготовлено полдюжины стрел.

Ванек вертелся у ног молодой женщины, как шустрый котенок, и все время не спускал глаз с перочинного ножика. Устя это видела и тихо улыбалась. Маленький "индеец" не выдержал и робко попросил:

- Можно ножик в руках подержать?

- Можно. Почему же нельзя?

- Эх, ты! - покачал головой Ванек и глубоко вздохнул.

- Нравится? - спросила Устя.

- Ага! Ха-арроший!

- Я могу его тебе подарить... Возьми...

- Ух ты, бесстыдник! - вмешался старший.

- Мне? Насовсем? - не обращая внимания на упрек брата, допытывался Ванек.

- Конечно, насовсем! Как же иначе?

Ванек уставился на нее черными глазенками, да так пристально, что смутил Устю. Взгляд его спрашивал, умолял, словно говоря: "Ежели ты добрая, так не обманывай маленьких, ежели взаправду подаришь, то ты все равно глупая, коли можешь расстаться с такой драгоценностью..."

- Бери, бери! - поощрительно улыбаясь, сказала Устя.

- Пойдем, Егорка, мамка же велела, - пряча в карман подарок, сказал Ванек, торопясь унести чудесную вещицу. Мало ли что могло случиться!..

- Раз мама велела, надо идти, - подтвердила Устя.

Ребята поблагодарили новую знакомую, собрали свое вооружение и побежали дальше...

А отец этих маленьких "индейцев" уже сидел перед Хаустовым в канцелярии полицейского участка и вел такой разговор:

- Ты меня, господин урядник, не гони, нужно будет, я сам уйду. Отпусти моего дружка, и я спокойно удалюсь.

- Не могу беззакония творить, понимаешь? Русским языком тебе говорю, что твой китаеза будет выслан по этапу!..

- За что?

- Это тебя не касаемо! Будешь дебоширить, и тебя направим, - отрезал Хаустов.

- Мне ты не грози! Господи боже мой! Ты же знаешь, что я ничего не боюсь! Сниму артель и уйду.

- А захочет ли артель за тобой пойти?

- А ты потом посмотришь... Я, брат, и девок своих за собой уведу... Ты что думал, что так и будут к тебе ходить, а ты ими станешь пол подтирать? Прошли те времена, урядник... Зачем рабочего избили и в каталажку посадили? Думаете, самородок хотел скрыть? А ежели бы он тебе попался, ты бы его что... другим подарил?

- Замолчи, Буланов, а то стражников позову, - пригрозил Хаустов.

- Зови, милый, зови... А я всю артель позову! Пусть посмотрят, как вы китайца неповинного разделали. Не пройдет!

Буланов помахал пальцем и встал.

- Значит, бунтовать? Ты смутьян давно известный... Гляди, поосторожней!..

- Злишь ты меня, Хаустов, своими угрозами, так злишь, даже смешно смотреть на тебя... Я тебе угрожать не буду. А сделаю, как сказал. Подам телеграмму окружному инженеру, про твои бесчинства расскажу, про бабские шашни и прочее... Да и управляющий Тарас по головке вас не погладит. Ему работа нужна, а вы мешаете, безобразничать начинаете... Не пройдет!

Взбешенный Хаустов вскочил, хотел что-то предпринять, но, увидев в открытое окно крупную, сутулую фигуру Якова Фарскова и других рабочих, снова сел и приказал Архипу освободить помещение.

Буланов вышел, коротко рассказал Фарскову и рабочим, в чем дело, и отошел с приятелем в сторонку.

- Надо, Яков Мироныч, народ собирать, - сказал Архип. - Не допустим, чтобы они над нашим товарищем измывались. Освободим и жалобу напишем окружному инженеру.

- Кого собирать-то? - угрюмо заявил Фарсков. - Народ-то давно у шахты толчется, тебя ждет.

- Ну, тогда пошли.

Остальное все произошло так: рабочие, женщины, ребятишки, в том числе и два "индейца" со стрелами, всего свыше двухсот человек, хлынули к казачьей. Увидев враждебно настроенную толпу, Хаустов скрылся, а стражники не оказали никакого сопротивления. По требованию Архипа Буланова открыли арестное помещение и выпустили избитого Фан Ляна. Буланов обнял его, уговорил людей разойтись и повел друга к себе. Фан Лян жид рядом с ним, в общей мазанке, но харчевался у Булановых. Но на этом не закончились события престольного праздника.

Первым на прииск прискакал инженер Шпак. Выслушав Хаустова, он распорядился уволить зачинщиков и выслать их с прииска. Кроме китайца и Архипа в список попал и Яков Фарсков с сыновьями.

Зная повадки полиции, Архип и Фан Лян не остались ночевать дома, а ушли в сарай Якова Мироновича Фарскова. До позднего вечера вездесущие Егорка и Ванек, перебираясь через огороды, приносили от матери донесения, что за отцом несколько раз присылали из конторы, а напротив дома прохаживались какие-то малоизвестные разухабистые парни, недавно прибывшие на прииск. Они вертелись около общей мазанки, приставали к девушкам и заглядывали в окна булановского домика. Около казачьей гуртовались стражники. Хаустов в сопровождении своих помощников разъезжал по прииску верхом. Ночью Архип Буланов задами прошел на квартиру Василия Кондрашова. Света не зажигали, разговаривали в потемках.

Выслушав Архипа, Василий сказал:

- Неладно получилось... Всех зачинщиков уволили, в том числе и тебя. Что думаешь дальше делать?

- К вам за советом пришел. Ежели всурьез о рабочем человеке болеете, помогите артели.

- А когда китайца пошел освобождать, меня-то не спрашивал?

- Искал, не было дома...

- Все-таки искал? - усмехнулся Василий. Ему приятно было, что Архип вспомнил о нем, и обидно, что не нашел. - Говори начистоту, что будешь делать?

Василию хотелось знать, какое решение примет теперь этот горячий артельный вожак.

- Как народ решит, так и я, - уклончиво ответил Архип, поблескивая в темноте огоньком цигарки.

- А что народ думает? - напористо спросил Василий.

- Про то я не могу сказать, это наш рабочий секрет, а вы как-никак все же начальник, мало ли что...

- Знаешь что, Бова-королевич, раз ты так думаешь обо мне, не следовало и приходить... Можешь идти отсюда к черту! С народом я и сам сумею поговорить, без тебя!

Кондрашов сознательно повел разговор в решительной форме. Он знал, как задеть слабую струнку этого самобытного вожака артели.

- А станет народ с тобой разговаривать? - едко, тихим голосом спросил Архип.

- Там посмотрим!.. - Василий встал, прошелся до порога и назад, думая, как повернуть всю эту заваруху в пользу рабочих, чтобы вселить в них веру в себя, в свои силы и этим положить начало активной борьбе.