Наше дело правое - Сергей Раткевич

И чиниться Гаврила Богумилович не стал, заговорил первый, хоть и опередил тверенского князя перед Лаврой.

— Здрав будь, брат мой, княже Арсений, — и учтиво склонил голову.

Куда денешься — пришлось отвечать тем же.

— Тебе тоже здравствовать благополучно, княже Гаврила, — тверенич ответил точно таким же поклоном. — За что ж бесчестишь меня, у врат ожидая? — вроде как шутливо упрекнул он. — И где ж монахи, слуги Божьи?

— Отослал я всех, княже Арсений, — голос у Болотича сладок, медоточив. — Решил, что сам тебя встречу. Не до чинов нам сейчас, брат-князь, не время считаться, кто кому навстречу выехал да кто первым поклонился. И без того сколько свар через то случилось!

Не поспоришь, нехотя признал Обольянинов правоту залессца. Кругом прав. Обкладывает, словно волка, правотой своей. Мягко стелет, как говорится.

— Спасибо за честь, князь Гаврила, — Арсений Юрьевич ответил дружелюбно — а куда денешься? — Мню я, хотел ты со мной потолковать допрежь всех, не только князей, а и самого митрополита?

— Точно, — кивнул Болотич. — Хотел и хочу, брате Арсений. Здесь, в месте святом, хочу с тобой поговорить, как на духу.

— Прямо здесь, на морозе?

— Какой роск мороза испугается? Да и лишних ушей бояться не придется. Я, брате Арсений, не верю ныне даже митрополичьим служкам.

— Наедине со мной речь вести хочешь, Гаврила Богумилович?

— Отчего ж наедине? Возьми с собой бояр своих ближних, от кого у тебя тайн нету, — душевно ответил Болотич, с улыбкой взглянув сперва на Олега Творимировича, а потом на Обольянинова. — Отроков же я отошлю. Не про них дела и речи наши.

Твереничи переглянулись. Ну из кожи вон лезет обычно надменный Болотич! Один остается с тремя хорошо вооруженными воинами; а ведь знает — есть у Тверени счет к Залесску!

Четверо всадников подались в сторону, освобождая путь тверенскому поезду.

— Сюда, — указал Гаврила Богумилович, направляя кобылу на неширокую дорожку, что вела в обход стен Лавры. — Оставь нас, Юрий. Князь Арсений не по севастийскому обычаю живет, по роскскому. Не тронет он меня.

Витязь с иконописным ликом развернул жеребца. Быстро развернул, но Обольянинов успел заметить брошенный на Арсения Юрьевича взгляд. Не взгляд врага и не взгляд слуги, опасающегося за господина. Так смотрят равные на равных.

Кони князей пошли голова в голову, и едва залесский князь остро и пристально взглянул на тверенского, как Анексим Всеславич позабыл странного воина, чуя настоящую опасность, тихую и жадную, словно трясина.

— Спасибо, брате Арсений, что не убоялся слова дурного, — камышом зашуршал Болотич, — да наветов, что обо мне разносят.

— О том ли речь вести сейчас стоит, князь Гаврила?

— Не о том, верно, не о том. А о том, что с Юртаем делать после того, как ты, княже, Шурджэ прикончил. Иль, вернее будь сказано, прикончил его боярин Анексим Обольянинов, здесь, за твоим плечом едущий.

— Хороши у тебя прознатчики, княже, — только и нашелся Арсений Юрьевич.

— Приходится, — словно даже и виновато развел руками залессец. — Чтоб большую кровь не лить — приходится, да, знать все. Порой и не добром то знание добыто, только на сей раз без прознатчиков обошлось. Сам ты свидетелей смерти Шурджэ в Юртай отправил, да еще и разъярил… Слыханное ли дело, воинов оружия лишить да взашей вытолкать?

— Князь Гаврила, — тверенич стал терять терпение. — Мы ведь тут для тайной беседы, верно? Так давай прямо и поговорим. Как два князя, перед которыми — гроза. Да такая, что…

— Именно, брате Арсений, — горячо перебил Болотич. — Прямо поговорим. Как на духу тебе скажу — едва услыхал о побоище, о Шурджиной рати, — волком взвыл, кровавыми слезами возрыдал! Потому как, княже, не в обиду тебе будь сказано, чаще тебя в Юртае бываю и потому ведаю, чем побоище тверенское для всей нашей земли обернется.

— Не стоит, князь Гаврила. Чем это для нас обернется, не хуже тебя знаю.

— А коль знаешь, брате Арсений, то давай думать и решать, как той беды избегнуть. — Болотич был настойчив и неотступен. — Ибо нам с тобой, двум самым сильным княжествам, решать. Не мелочи же вроде Резанска!

«Ждет, когда наш князь спросит, что ж он думает, — решил про себя Обольянинов. — Когда отдаст первенство. Признает, что его, Болотича, совета ждет Тверень»

— Решать съезду княжьему, — твердо сказал Арсений Юрьевич. — А что делать — то понятно. Поодиночке перережут нас саптары. Иль думаешь, Гаврила Богумилович, Орда только Тверень спалит, а Залесск твой не тронет? Как же! Буду говорить князьям, что пришла пора встать всем вместе, одной рукой ударить, одним щитом прикрыться!

Подбородком Болотич проделал какое-то сложное движение — не то кивок согласия, не то насмешливый полупоклон, так сразу не разберешь.

— Ах, княже Арсений, вот этого-то я и боялся. Прям по писаному говоришь, как я от тебя и ожидал. Собраться, ударить, одним щитом прикрыться… А на деле знаешь что получится? Нижевележане с резаничами препираться станут, а плесковичи — с невоградцами: кому сколько воев выставлять, кому сколько кормов везти, кому за потравы на пути войска платить. Те князья, что похрабрее, сцепятся, кто более достоин во главе войска встать, те, что потрусливее, от общего дела увиливать станут. Кто-то непременно и донос в Юртай настрочит. Мне ли князей наших не знать! Тебе, брате Арсений, хорошо, ты единовластный хозяин тверенский, а мне столько пришлось с княжьей мелочью переведываться! Одной деревенькой в три двора володеет, а туда же! Князь, и Дировой крови!.. — Болотич перевел дух, утер проступивший под шапкою пот. Арсений Юрьевич не перебивал, и, ободрившись, залессец продолжал:

— Но самое главное не княжьи споры, не наши прекословия! Помысли, княже — пусть даже соберем мы рать, выведем на поле… против кого выведем, ты подумал? Непобедима Орда! У нас один ратник от скольких дымов выходит, а? Наши с тобой старшие дружины хороши, слов нет, но много ли их? А в степи каждый мужчина — воин. Грады дадут ополчение, да только под саптарскими стрелами оно не выстоит. А степняков — что саранчи, хватит и в лоб ударить, и со спины зайти.

Вот и видится мне — соберешь ты цвет земли нашей, да и положишь под ордынские копыта. Что следом-то сотворится, княже Арсений, а? Ты-то, знаю, ни на шаг не отступишь, падешь, если придется, доблестно, с мечом в руке — а что потом с Тверенью твоей станется? Сожгут дотла, мужиков перебьют, баб с детишками — в полон угонят. Как перед Дланью тогда ответишь?

— Как я перед Дланью отвечу, не твоя забота, Гаврила Богумилович, — ровным холодным голосом отчеканил тверенский князь. — Как и не моя — что и кому ты сам отвечать станешь. А что непобедима Орда… так ведь она и врагов настоящих пока не встречала. Или разбегались все, или давили на драку решившихся поодиночке, по лесным нашим берлогам. А так, чтобы всем бы встать — не твереничам, не залессцам, не резаничам или невоградцам — а роскам, такого еще не случалось.