Самый лучший пионер: Том второй - Павел Смолин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А, Серега, заходи! — обрадовался моему приходу наряженный в испачканный маслами-солидолами бушлат поверх не менее чумазой спецовки двадцатисемилетний тщедушный младший лейтенант КГБ Васильков Николай Федорович, обладатель тоненьких щегольских усиков и мощного носа. Вопреки последнему — этнический русский.
Поздоровавшись в ответ, зашел и пожал слегка вытертую невыносимо-черной от грязи тряпкой руку. Вилка жать отказалась, но Коля не расстроился — он у нас автофанат, его такое не ранит.
Живет, как правило, здесь же — у стены стоит аккуратно застеленный относительно чистым покрывалом диван с подушкой, на верстаке, около полуразобранного коробки передач от такого же, как наш, «Запорожца», полноценная электроплита с кастрюлей и чайником. В углу, у «ног» дивана — телевизор.
А еще в полутора метрах от дивана, на "яме", стоит наш прокачанный «Запорожец».
— М-даа… — многозначительно протянула Виталина, прогуливаясь вдоль машины.
— По-моему офигенно! — похвалил я плоды трехдневного труда бригады из пятнадцати человек под Колиным руководством.
— Да просто очуметь! Рисунки-то оно одно, а вот так — другое! — одобрил и он сам.
— Это всё Надя Рушева, я ее просил эскизы нарисовать, — улыбнулся я и прикоснулся к черному силуэту Ленина на фоне Кремлевских башен на левой двери.
Справа — Маркс, на капоте — Сталин, а над его левым же плечом восходит черная луна. Все это — на фоне цвета кумача, которым «Запорожец» и выкрашен.
Из технических переделок — только новые запчасти и установленные ремни безопасности. Я Виталине доверяю, но лучше подстраховаться.
— У меня краска осталась еще, — честный Коля указал на четыре стоящих у стены банки.
— Мне не надо, — пожал плечами я и рассчитался с автомехаником, отсчитав условленные шестьсот рублей.
— Мне немножко стыдно, — поерзала Вилка, усевшись за руль, пока хозяин гаража открывал нам ворота.
— Это пока, потом понравится, — пообещал я. — Погнали!
И мы погнали.
— А ты у нас насовсем останешься? — спросил я, даже не пытаясь скрыть звучащую в голосе надежду.
— Нет конечно! — хохотнула она. — С половозрелым подростком под одной крышей — да меня из Минкульта попрут за моральное разложение!
— Смешно, — невольно улыбнулся я.
— Но в гости по выходным ходить буду, — пообещала Вилка. — И не кисни — потому что сама так хочу. Как думаешь, Сережа, с такой работой у меня много подруг с которыми можно просто на кухне чаю попить? А твоя мама — хорошая.
— Ходи на здоровье, я только рад, — кивнул я.
Добрались до мэрии и пошли дальше перетягивать члена политбюро Виктора Васильевича Гришина на сторону действующего Генерального секретаря при помощи легкого юродства и потешных проектов.
— Здравствуйте, Виктор Васильевич, простите что вот так, неожиданно и почти бесцеремонно, но я пока в санатории лечился (легенда та же) дополнение очень хорошее придумал, и, простите, не удержался — а вдруг вы уже проект полностью согласовали, а я не успею, — смущенно потупил глаза в пол.
— Здравствуй, — не обломался хозяин кабинета встать, выйти из-за стола, подойти приобнять меня за плечи (!) и усадить на стул. Вернувшись на рабочее место, порадовал новостью. — Работа идет. Вот… — достал из ящика стола папку, развязал тесемки, краем глаза глядя как я старательно НЕ улыбаюсь портрету деду Юры, вынул листочек. — Смету уже посчитали, это — за материалы. Зарплата рабочим пойдет отдельной сметой.
— Пятьсот рублей каждому! — предложил я. — Это же в какой-то степени получается эксплуатация человека человеком, Виктор Васильевич, хоть и опосредованная, поэтому, пожалуйста, разрешите мне немного успокоить совесть вот так.
Бывалый взяточник и крышеватель московской торговой мафии от такой мощной ауры святости помрачнел, пожевал губами:
— Сережа, а давай мы с тобой пополам смету оплатим?
Вилка издала еле слышимый смешок.
— А какая у вас зарплата? — с живым интересом спросил я.
— Триста шестьдесят рублей, — отвел глаза Гришин.
— Трехмесячная мамина, — вздохнул я и спросил. — А как у члена Политбюро?
Владимира Васильевича перекосило:
— Тысячу двести.
— Все вместе — это больше чем Генеральный секретарь! — широко улыбнулся ему я. — Это хорошо, что на таких ответственных должностях хорошую зарплату платят, на вас ведь жизнь сотен миллионов советских граждан, — простил я ему «бохатый» образ жизни. — Извините, Виктор Васильевич, у вас же, наверное, семья, а я у вас… — посмотрел на смету, поделил на два. — 14378 рублей заберу на пруд, который сам и затеял? Это же … — сделал вид, что задумался. — Почти ваша годовая зарплата! — ужаснулся. — Простите, я после этого спать спокойно не смогу. Пруд ведь мне нужен, — светло улыбнулся. — И никто за него лишений и неудобств терпеть не должен. Более того — я думал получится дороже, поэтому готов, с вашего разрешения и помощью, конечно, немного масштабировать. Посмотрите, пожалуйста, проект?
Гришин с мучительной миной на лице кивнул, и, конечно же, все одобрил.
— А это вам от меня небольшой подарок, если позволите, — с улыбкой вытащил из Виталининой сумочки «Историю одного города». — Шуточный — вы же действующий московский градоправитель! — детский смешок. — Не обидитесь?
— Что ты, спасибо! — дернувшись жилкой под глазом, с улыбкой принял он книгу. — Будет полезно перечитать, но у нас все-таки в почете коллегиальное принятие решений.
И смотрит такой с надеждой.
— Коллегиальное принятие решений — это правильно, у нас все-таки страна советов! — одобрил я. — Спасибо большое еще раз, Виктор Васильевич. До свидания.
— До свидания, — пожали руки, и мы с Вилкой вышли в коридор.
— А ты не перегнул? — тихо спросила веселящаяся девушка.
— Все согласовано, — честно ответил я, ткнув пальцем в потолок. — Был сигнал начинать работать как Сталин. Условно-мифологически, — подумав, уточнил я. — Взываем к инстинкту самосохранения, проявляя при этом соответствующее члену Политбюро уважение. Ну или к совести, — хохотнул и выкатился на весеннее солнышко, подошел к нагревшемуся «Запорожцу» и запрыгнул задницей на капот так, чтобы оказаться рядом с Иосифом Виссарионовичем. — У нас магазин «Сокольники» неподалеку есть, там продавщицы всякое интересное рассказывают. Даже удивительно — настолько никто ничего не прячет, а всем плевать, — посмотрел на окно мэра и
