Самый лучший пионер - Павел Смолин

Павел Смолин

Самый лучший пионер

Глава 1

— И перекат! И еще один! И вот так! И… — Управляемый мной персонаж на экране позорно сдох.

Откинувшись в кресле, посмотрел на плакат Конаты Изуми из аниме «Лаки Стар». Кона-тян так позорно бы не налажала! Отложив геймпад, провел пальцами по струнам стоящей рядом с креслом гитары — не сегодня! — поднялся на ноги, подошел к груше и пару раз смачно по ней пробил, вымещая стресс. Да она и так не простаивает. Внезапно раскаленная по случаю разгара зимы батарея забулькала. Наклонившись к ней, с улыбкой спросил:

— Эй, ты же не собираешься взорваться мне прямо в ли…

Раздался грохот, и меня поглотило небытие.

* * *

Очнулся с жуткой головной болью, жаждой и ломотой во всем теле. Мутная пелена в глазах мешала разобрать хоть что-то. Руки не слушались, а еще — раздражающе-громко тикали часы.

— Во… — Попытавшись попросить попить, зашелся в жутко болезненном приступе кашля.

— Сережа! — Раздался испуганный женский голос, шаги, скрип двери и крики: — Сестра, сестра!

Звучит как больница! Но разве после такого выживают? Я же отчетливо помню, как, словно в замедленной съемке, мне в лицо летела мощная железяка. С трудом оторвав руку от лежбища, уронил ладонь на лицо. На первый взгляд — на месте, и даже не забинтованно!

Сухой, растрескавшийся язык вяло потыкался в зубы — тоже на месте! Повезло — жить человеком без лица как-то не очень перспектива.

Снова шаги, и я вновь попытался открыть глаза — все еще мгла. В губы ткнулась стеклянная кромка, включились рефлексы, и я отпил глоток теплой воды. Снова кашель.

— Еще? — Участливо спросил женский голос, губы ощутили стакан.

Попил еще — уже удачно и до последней капли.

— Прости, но больше пока нельзя, — Расстроила меня Повелительница Воды, и сознание облегченно отрубилось.

В следующий раз глаза начали видеть, но лучше от этого не стало — я лежал на жесткой кровати, застеленной серым от постоянных стирок, украшенным казенными печатями, бельем. Вокруг — полное уныние: давно не беленные, заляпанные стены, вздувшаяся краска на чугунной батарее под большим окном — сейчас, по случаю лета, оно приоткрыто. Рама деревянная, тоже требующая перекраски, а показывает эта прелесть кусочек синего безоблачного неба. С потолка время от времени отваливаются кусочки побелки, частично оседая на пыльных плафонах — лампочки обычные, накаливания. «Ходики» на стене внушают своей монументальностью — сразу видно советское изделие. Советское? Да, потому что едва ли мой зафиксированный на койке пожилой, лысый, очкастый сосед — у него сломаны обе ноги — стал бы просто так, из любви к необычному досугу, читать газету «Правда» за 5 июля 1968 года. А тем более этим не стали бы заниматься и пятеро других соседей — все с травмами разной степени тяжести — вон тот чувак с корсетом на шее читает вслух для «человека-мумии». Жуть!

— Итоги восемнадцатого Берлинского международного кинофестиваля… — Под бубнеж корсетного я прикрыл глаза и попытался подавить приступ паники.

Я — в СССР! Таких реалистичных снов не бывает! И галлюцинаций — тоже! Я сдох, и, по какой-то причине, попал сюда — в древний 68 год! Это… Это… Это офигенно! Там мне ловить было нечего — работаешь 5/2, жены нету, друзей — полтора человека, а контакты с родственниками давно утрачены из-за несходства характеров. Огромная часть досуга у меня уходила на чтение попаданческих книг — и теперь мне все это пригодится! Так, а что я помню?

Через пару секунд я чуть не завыл от восторга — помнил я абсолютно все, что читал, видел и слышал в прошлой жизни — вплоть до много лет назад мельком проскроленных страничек википедии. Я — читер! Кроме того, я умею играть на гитаре и фортепиано, знаю ноты, в целом, как ни странно, коммуникабелен… Стоп, я же не на собеседовании — других попаданцев здесь все равно нет, равно как и зрителей! Ведь нет же? Ладно, потом! Все, теперь дело за малым — выздороветь (интересно, что со мной?), освоиться, и начинать долгий увлекательный путь к самым вершинам мира с неизбежным сокрушением главного врага каждого склонного к справедливости человека — Соединенных Штатов Америки.

Почувствовав, что проваливаюсь в сон, испуганно открыл глаза — а ну как обратно закинет? Нет уж, я хочу остаться! И год мне идеально подходит — достаточно много времени в запасе перед первой большой проблемой — Афганской войной. Так, тело… Руки-ноги на месте, отлично! Но туловище туго перебинтовано. Ребра, чтоли?

— А, очнулся! — Обрадовался сосед, отложив газетку: — Голова не кружится? — Участливо спросил он.

— Да че ему, молодому! — Кашлянув, успокоил его севший в кровати мужик с загипсованными до самых плеч руками.

А как он…

— А все по очереди мне жопу вытирают! — Видимо, прочитав что-то в моих глазах, ухмыльнулся он: — И сейчас — как раз твой черед! Пошли!

Народ радостно загоготал. Нервно хохотнул и я — очень зря, потому что правую сторону груди прострелило болью.

— Ой юморист, б*я! — Вытер слезинку мой сосед и представился: — Меня Семён зовут. Дядя Семён, получается.

— А мне сколько лет? — Прохрипел я, вяло пожимая протянутую руку.

— Точно головой ударился! — Веско заметил «корсетный».

— Кажись, пятнадцать? — Спросил пространство Семён.

Пространство не очень уверенно ответило, что да — пятнадцать.

— Мамка твоя вечером придет, у нее и спросишь, если память не прояснится, — Выдал план действий сосед.

— Опять выть будет, — Вздохнул чувак со сломанными руками.

Этого «дядей» звать не стану — ему лет двадцать пять!

— Мы брата хоронили — под «ЗиЛ» попал, — Сделал ему неловко «корсетный» — а вот этому от тридцати до сорока, рожа интеллигентно-еврейская.

— Меня вроде меньше помяло! — Хрипло прервал я повисшее молчание.

Народ облегченно хохотнул — даже интеллигент! — и дядя Семён заверил:

— Да считай и не помяло — что тебе сотрясение и два сломанных ребра? Пару дней отлежишься и домой — хоккей смотреть по телевизору!

Так себе перспектива — хоккей мне как-то не очень. Но «дома» всяко будет лучше, чем здесь. Ощутив позывы, попробовал встать и скривился — больно, блин, и голова кружится!

— Давай помогу! — Воспользовался шансом «безрукий» и поднырнул мне подмышку.

Аккуратно поднялись — ему придется идти на полусогнутых, на полторы головы выше! — и я напряженно посмотрел на него.

— Да не боись! — Хохотнул он: — Мне по-маленькому!

Это меня устроило,