Самый лучший пионер: Том второй - Павел Смолин

— Я над ней шефство возьму, — пообещал я. — Но нужно и ее в спецшколу перевести.

— Еще кого-нибудь? — вполне серьезно спросил дед.

— Нет, больше, извини, если надменно прозвучит, никого заметного не нашел. Но Вовка-рыжий в КГБ так и просится — наблюдательный, язык за зубами держать умеет, в меру осторожен.

— Приглядим, — пообещал дед.

— А это же теперь не по твоему ведомству? — спросил я.

— А из конторы никто так просто не уходит, — ухмыльнулся он.

— Со следующего года плотно поиском перспективных ребят займусь. В спецшколе же и дети специальные?

— Специальные, — обернувшись, кивнул дед.

— Вот и будут мне ручные члены Политбюро, — хохотнул я. — К девяностому году, думаю, самое оно будет.

— Что?! — дернулся дед.

— Через одного, чтобы про династию поменьше слухов было, — с наглой улыбкой пояснил я. — И потом — за эти годы я столько всего наворочу, что ни у кого и сомнения не будет в том, что внук Андропова Первого занял трон заслуженно.

— Ты же говорил, что тебе нельзя «пульт от ядерки» доверять? — напомнил он.

— А к тому времени мир станет прямо сильно лучше, и мотивации жать кнопку не станет, — развел я руками. — Это мой план-максимум.

— Что ж, мечтать не вредно, — пожал плечами дед.

— Английский осваиваешь?

— Не в последние недели, — вздохнул он. — Сам понимаешь.

— Понимаю, — сочувственно вздохнул я.

Андропов вошел в одну из комнат и принес ожидаемо-толстенную, на две сотни листов, папку.

— Жесть! — оценил я, засовывая драгоценность под мышку. — Спасибо. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, — с улыбкой пожелал он мне, и мы разошлись.

Тренируя волю, занес папку в комнату и сходил полежал в ванне. Вот теперь нормально! Закрыл форточку и улегся на три одеяла, накрывшись четвертым. Чертыхнувшись, сел и завернулся в одеяло по шею — а как мне однорукому лежа читать?

Так, это — простой пересказ проведенных со мной дней: ходили туда-то, разговаривали с тем-то и тем-то. Убираем, я там тоже был. «Приложение 1: краткий пересказ антисоветских высказываний объекта».

Тридцать два полнехоньких листочка! Расстрелять, немедленно!

«Приложение 2: краткий пересказ всей пошлятины».

Что?!

«Приложение 3: анекдоты и шутки»

А?!

«Кто тебе в СССР секретный отчет покажет, дурачок? Виталина.»

Да пошли вы!!!

* * *

Сидя на кухне за чаем и оставшимся со вчерашнего дня тортом «Московское суфле» — «Птичье молоко» в девичестве, мы с бабушкой, как и должно интеллигентным людям, за завтраком обсуждали классику:

— Сказки Салтыкова-Щедрина мне тоже очень нравятся, — согласно кивнул я в ответ на ее вопрос. — А «Историю одного города» деду подарю, пусть осваивает — там все, с чем ему придется работать.

Татьяна Филипповна мелодично рассмеялась и откусила тортика.

Выглядит гораздо лучше, чем вчера, но годами нарабатываемую диазепамовую «вялость» мальчиком Сереженькой не прогнать, увы.

— А потом я «Господа Головлевы» почитал, — продолжил я и поежился. — Такая жуть!

— Я с тобой полностью согласна, Сереженька, — важно кивнула она. — По-настоящему страшная вещь.

— Готический роман изобрели англичане эпохи раннего романтизма, они же его и развивали в эпохи последующие, но Михаил Евграфович взял его формулу, и, простите, баб Тань, я со всем уважением к классику — "натянул" на русскую деревню с характерными для нее атрибутами. И куда там мрачным английским замкам до готизма русской глубинки девятнадцатого века?

Баба Таня снова мелодично рассмеялась. Так все утро и сидим.

— Давайте сегодня по лесу погуляем? — предложил я.

Баба Таня опасливо покосилась на окрасившийся розовым утренним светом парк за окном. Агорафобия у нее.

— Люди миллионы лет под открытым небом жили. Нам самой матушкой-Эволюцией завещано каждый день на солнышке бывать, — немножко надавил я.

— Сходим, — решилась баба Таня. — Сейчас рассветет совсем, и сходим. А к ужину мы с тобой для Юрика блинчиков фаршированных накрутим, Клава говорила ты у нас повар знатный! — умиленно улыбнулась она.

— Немножко умею, — улыбнулся я. — Пробовали обновки?

— А как же! — умиленно покивала она. — Юрик всю жизнь на диете, а тут хоть какое-то разнообразие.

«Этот человек — источник вкуснятины» тоже якорь, и неважно, насколько мал его вес — мне выбирать не приходится.

— Попы́ — ух хитрые! — перевел я тему на безопасную — а то так до изжоги и разговоров об Омепразоле дойдем, чего мне совсем не надо. — Человек кушать любит, тут никуда не денешься, и торговцы оккультными услугами это знают, потому и пост — ограничиваем человеку вкуснятину, а потом разрешаем есть что угодно обратно — вуаля, и человек за то, что ему его природное право вернули, начинает испытывать благодарность к тем самым попам и их начальству. Манипуляторы!

— Никогда на посты с такой точки зрения не смотрела, — задумчиво призналась бабушка.

— Материализм же, на все надо смотреть через него! — радостно поведал я. — Все сразу становится простым и понятным, — вздохнул и померк. — А еще — страшным и циничным, — снова оптимизм. — Ничего, у нас Идея есть, а это — самое главное! Без Идеи человек смысла жизни не видит, начинает в экзистенциальную пустоту проваливаться…

— Сартр? — осторожно уточнила интеллигентная баба Таня.

— Он, скотина! — радостно подтвердил я. — На рожу смотришь и не по себе становится, а уж почитаешь… — поежился. — Нам такого тут не надо. Здесь, — указал пальцем под ноги. — Плоды народного труда не отжимаются капиталистом в обмен на достаточную, чтобы рабочий не умер от голода, подачку, а равномерно распределяется по стране, поднимая общий уровень жизни.

Ага, прямо вот берет и распределяется. Прямо равномерно!

Сука, еще утро, а я уже как выжатый лимон. А впереди — долгий-долгий день. Двое-трое таких «каникул» в месяц, и я выть начну от бабушкиной любви. Помощь нужна, но это — потом, а пока сидим и продолжаем накачивать позитивом грустную женщину — благо получается, а когда прогресс виден, чем угодно заниматься мотивации больше.

Итоги светового дня — почти часовая прогулка, фаршированные блины для деда и окольными путями вложенные в бабы Танину голову мысли «надо вам с другой моей бабушкой познакомиться — ей тоже скучно, с