Constanta - Марьяна Куприянова

и плачет. Даже начал делать вид, что у него ничего не болит, настолько боится больниц.

Я покачала головой. Как я его понимаю.

– Я, если честно, боюсь показываться ей на глаза. Тем более, это ваш ребенок, я к нему не имею никакого отношения. Это может вывести ее из себя.

– Не волнуйся. Я буду рядом. Ты имеешь отношение ко мне, а значит, и к моему сыну, и к дочке тоже. Ты должна знать их, а они – тебя. Я не собираюсь тебя скрывать, кто бы там что ни говорил. Да, это дерзость, да, наглость. Но мне кажется издевательством бросать тебя в одиночестве, когда у меня возникают проблемы личного характера, да еще и скрывать этим факт наших отношений. Все должны знать. И с детьми тебя познакомить надо было еще раньше. Мы с тобой не будем теперь порознь, в этом вся суть. Мои проблемы – твои проблемы и наоборот. Все общее. Мы ведь с тобой будущие супруги. А значит…

– …в одной упряжке, – перебила я с улыбкой.

– Да. И, что бы она ни говорила, просто не слушай, не принимай всерьез. Важнее, что я рядом. Я тебя не оставлю ей на съедение. Не реагируй на провокации. Не уверен на сто процентов, что они будут. Но все же. Она уже в курсе, что ты приедешь.

– Правда? – я округлила глаза, облизывая губы от волнения. – И что она?!

– Она ничего с этим не может сделать, кроме как уйти из больницы на время твоего визита. Но она не уйдет. Я ее знаю, назло останется.

– Вот черт, – расстроилась я. – Наверное, мне лучше… мне не стоит идти.

– Стоит. Я так хочу. А тебе нечего бояться.

– Но она ведь взбесится…

– Пусть. Зато правда будет снаружи, а не с изнанки. Пусть встретит эту правду лицом к лицу. Так ей будет легче принять ее окончательно.

Мы, наконец, подъехали к больнице, и я не без опаски вылезла из машины, тихонько хлопнув дверью, будто как только покину салон «форда», жена Довлатова на меня набросится и растерзает.

Каждая частица моего тела не хотела подниматься, но я взяла себя в руки, сжала кулаки и изо всех сил постаралась включить Яну-быдло, прущую напролом через жизненные неудачи, чтобы не показаться Косте трусихой. Конечно, мы не стали держаться за руки или входить в обнимку. Довлатов просто открыл передо мной дверь и вошел следом.

– На второй этаж. Двести седьмая палата, – сказал он мрачно, набрасывая белый халат сначала на мои плечи, затем и на свои.

Кажется, включить быдло получилось. Я шла по лестнице уверенно, уже представляя перекошенное лицо жены и продумывая свои действия в том случае, если она на меня кинется.

На втором этаже сидели двое: бесцветная женщина со следами слез на щеках и девочка лет десяти, не похожая ни на мать, ни на отца. Увидев меня, девочка поднялась и схватила маму за руку, одновременно прячась за нее. Катя встала с кушетки и резким шагом пошла нам навстречу.

– Как ты посмел? – выставив руку вперед, грозно закричала она. – Привести ее сюда! Как ты мог?! – приблизившись, она замахнулась на меня, и только я собиралась поймать ее руку, как вперед сделал шаг Костя.

– Тронешь ее – будет хуже, – спокойно предупредил он, и женщина сникла, опустив руки.

– Но это кощунство, это мерзко, – пискнула она едва слышно, вся как будто съежившись. – Приводить ее сюда – лишний раз показывать, насколько тебе неважна семья!

– Наша семья распалась, Кать. Очнись. Прими это. Мне важны мои дети, но не ты.

Ого! Насколько он суров с ней, подумать только! У меня мороз пошел по коже, когда я увидела выражение ее лица после этих слов. Как женщину мне стало ее очень жаль. Страшно представить, что когда-нибудь и я могу такое от него услышать…

Я стояла чуть позади, кусая губы и до сих пор не проронив ни слова.

– Костя, хотя бы ради детей убери ее отсюда. Я уже о себе не говорю, но дети-то что будут думать?

– Убери? Ее? Отсюда? – я подалась вперед, оскалившись. – И как ты еще не сказала: «Убери это отсюда»?! Я, по-твоему, вещь?!

Сказать, что Катя была в шоке, значит, не сказать ничего. Она действительно не ожидала, что мне хватит наглости еще и рот раскрыть, находясь здесь.

– Что ты мог найти в этой наглой хамке? – хватая дочь за руку и отступая, спросила она с болью. – Она же в голову раненая, воспитания никакого, деревенщина! Да и внешне из себя ничего не представляет.

Я засмеялась, ощущая, как вокруг головы сгущается воздух, а органы чувств постепенно отказывают, и Костя услышал, что этот нервный смех ничего хорошего не предвещает.

– Яна. Провокации. Помни об этом и не поддавайся, – погладив меня по плечу, сказал он таким умиротворяющим голосом, что мое бешенство как рукой сняло. – А ты вообще молчи, – бросил он жене, – я с тобой еще не говорил о том, как ты сговорилась с Леной, чтобы вернуть меня.

– Что?! – спросили мы с его женой одновременно.

– А ты думала, я ни о чем не догадаюсь? Тайное всегда становится явным. Я никогда не думал, что ты настолько подлый человек. Строить козни с ее старостой, которая влюблена в меня, так пользоваться людьми ради того, чтобы вернуть утерянное.

– Я не понимаю, о чем ты говоришь, – Катя включила дурочку, и, нужно заметить, очень естественно это у нее получилось.

– Все ты понимаешь. Не прикидывайся. Браслет мой Лене отдала, речь приготовила, про родинку рассказала, чтобы убедительней выглядело. Только твоя ложь, бесконечная ложь, она вечно, как последнее дерьмо, всплывает, – скривившись, говорил Костя, и теперь уже мне пришлось его успокаивать.

На лице женщины явственно проступила печать разоблачения. Было понятно, что Костя попал в самую точку.

– Ну и гадюка…

– От гадюки слышу.

– Я не о Вас, – сказала я, чем несказанно ошеломила и Костю, и его жену. – Я про старосту. Ладно Вы, но ей-то какая выгода? Она ведь все равно бы не получила желаемого.

– Какая выгода? – переспросил Костя, сложив руки на груди. – Да она ненавидит тебя. Ей единственная выгода – тебе напакостить любым способом.

– Извините, что прерываю, – раздалось из конца коридора, и мы все отвлеклись, чтобы встретиться глазами с молодым врачом. – Не могли бы родители мальчика пройти со мной?

– Я возьму свою дочь.

– Нет. Не положено. Только родители. Девочку оставьте с сестрой.

Катя взглянула на меня по-звериному, но Костя сказал ей властно:

– Идем. Пусть Алена останется здесь. Яна ей ничего не