Дом у озера Мистик - Кристин Ханна

Натали усмехнулась:

— Привет, Терри.

Терри улыбнулась в ответ, ее густо накрашенные ресницы почти закрывали глаза.

— Привет, принцесса.

— Пойду приготовлю еще одну порцию попкорна.

Терри начала разматывать золотой тюрбан, повязанный вокруг головы.

— Да уж, пожалуйста, дорогая, — сказала она.

Когда Натали вышла из комнаты, Терри села на кровать и со вздохом прислонилась к спинке.

— Господи, ну и денек! Извини, что опоздала.

Энни улыбнулась ее театральности.

— Что случилось?

— Моя героиня убегает от полиции. Снова. Только на этот раз они посадили ее на самолет. — Терри покачала головой. — Плохая новость.

— Что в этом плохого?

— В мыльных операх только одно может быть хуже, чем садиться в самолет, — это садиться в машину. Следующим, что ты услышишь, будет вой сирен и… похоронный марш. Если они завтра действительно назовут номер рейса, то мне конец.

— Ты не пропадешь!

— Ну да, прекрасно, буду выступать с тупыми шутками. — Терри подвинулась ближе к Энни. — Ну, детка, как поживает наш надутый дирижабль?

Энни посмотрела на свой живот.

— У нас все хорошо.

— Знаешь что, я прихожу сюда каждую пятницу, мы болтаем с тобой по телефону, думаю, мое терпение на исходе.

— Ты это о чем?

Терри бросила на подругу возмущенный взгляд:

— О чем? Ну, ты даешь!

Энни вздохнула:

— Ты про Ника?

— Конечно, про кого же еще! Я терпеливо ждала — а мы обе знаем, что терпение не относится к числу моих добродетелей, — когда же ты упомянешь его имя, но ты, похоже, и не собираешься. Меня уже тошнит от собственной тактичности. Так что давай выкладывай. Ты ему звонила?

— Нет, конечно!

— Но почему?

Энни повернулась к лучшей подруге:

— Полно, Терр.

— А-а, это всякая фигня насчет благородства. Я про это читала. У нас в Южной Калифорнии оно встречается редко. А в мыльных операх его и вовсе нет. Но ты же его любишь?

— Я не хочу об этом говорить.

— Старой потаскухе, вроде меня, врать бессмысленно. Черт возьми, Энни, да я влюблялась чаще, чем Лиз Тейлор, и переспала с таким количеством мужчин, что их хватило бы, чтобы защитить эту страну во время военный действий! Ну, так ты его любишь?

Энни скрестила руки на груди и прошептала:

— Да. — Ей было трудно произнести это вслух, сказав, она тут же пожалела об этом. — Но я с этим справлюсь. Блейк делает все, что может, чтобы восстановить нашу семью. Сейчас нам трудно, но потом, надеюсь, все наладится.

Терри грустно улыбнулась:

— Надеюсь, Энни, у тебя это получится, но для большинства из нас, когда любовь ушла, она ушла, и никакие старания и притворство не помогут ее вернуть.

— Не могут вернуть что? — В дверях стояла Натали со второй миской попкорна и бутылкой минеральной воды.

— Ничего, дорогая, — мягко сказала Энни.

Натали показала кассету, которую прятала за спиной.

— Я взяла напрокат фильм.

Она вставила кассету в видеомагнитофон и забралась на кровать рядом с Терри.

Терри взяла пригоршню попкорна.

— Что за фильм?

— «В то же время, в следующем году».

— Это тот фильм с Аланом Алдой? — Терри многозначительно посмотрела на Энни. — Мне всегда казалось, что это идиотская идея. Встреча раз в году, я имею в виду. Муж Эллен Берстин, наверное, полный придурок, трудоголик с моралью блудного кота. Он небось трахался направо и налево, а потом приползал к Эллен, как червяк. А из-за того что Эллен такая душка, она принимает его обратно и делает вид, что все в порядке. При этом она все равно один раз в году встречается со своим тайным любовником где-то в Орегоне. Да уж, райская жизнь, ничего не скажешь.

— Тсс-с, — сказала Натали. — Кино начинается.

Энни не смотрела на Терри. Она старалась ничего не чувствовать, но, когда началась музыка и по экрану поплыли титры, она все глубже и глубже вжималась в подушки, как будто могла спрятаться от воспоминаний.

26

Ник проживал это лето мучительно медленно — день за днем. Последнее, что он делал каждый вечер, — это стоял у озера, там, где воспоминания об Энни были сильнее всего. Иногда тоска по ней бывала такой острой, что он ощущал ее как физическую боль в груди. В такие ночи его особенно тянуло к спиртному. Но он держался. Впервые за годы он действительно проживал жизнь на своих собственных условиях. Энни была права в очень многих вещах, которые она ему говорила. Он вернулся к работе, и работа дала ему цель. Он стал таким хорошим полицейским, каким прежде не был. Он все отдавал людям, которых защищал, но, когда его смена оканчивалась, он оставлял тревоги позади. Он наконец научился принимать тот факт, что у него могут быть и неудачи и что это нормально. Все, что он мог делать, — это стараться.

Как с Джиной. Она все еще боролась, старые привычки были еще сильны, ее еще порой тянуло свернуть обратно на знакомую дорогу, ведущую к саморазрушению. А другие ребята зачастую вели себя с ней просто жестоко. Так называемые «хорошие» не хотели дружить с неудачницей, а «плохие» все время пытались заманить ее обратно в свой круг, соблазняя наркотиками и бездельем, но Джина, как и Ник, стояла на своем. Она вернулась в свой дом и восстанавливала связь с семьей, которую так бездумно порвала. В прошлом месяце она записалась в школу.

И была еще Иззи. Она всегда ждала Ника в конце рабочего дня и встречала его с улыбкой и новым рисунком или песенкой, которую выучила за день. Они стали неразлучны. Лучшие друзья! Ник теперь иначе относился и к себе, и к жизни, он больше не принимал ни единого мгновения, ни единого слова как само собой разумеющееся.

В течение недели он работал с девяти до пяти, когда его смена заканчивалась, он забирал Иззи из детского центра и вез домой. Они проводили вместе все свободное время. Сегодня он ушел с работы три часа назад, и начался их ритуал, который повторялся каждый вечер: сначала они ужинали на веранде (сегодня у них была на ужин лазанья и зеленые салаты из магазина Витторио), потом они вместе мыли посуду. И сейчас Ник сидел, скрестив ноги, на дощатом полу и смотрел на разноцветную игровую доску «Конфетной страны». На стартовой линии лежали три фишки: красная, зеленая и голубая. «Но нас же только двое», — сказал Ник, когда Иззи положила третьего «человечка». На что она ответила: «Папа, это Энни».

Ник смотрел, как Иззи раз за разом бросает за Энни кубик и передвигает ее голубую фишку из одного квадратика в другой, и все больше грустнел. В конце концов он отодвинул игровое поле в сторону и сказал:

— Иззи, иди сюда.