Министерство правды. Как роман «1984» стал культурным кодом поколений - Дориан Лински
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Этому заимствованию образов и идей есть масса примеров. Готическая истерия композиции We Are the Dead обыгрывает момент непосредственно перед арестом Джулии и Уинстона: «Одевайся, бродяжка, я слышу их шаги на лестнице»43 (Oh dress yourself my urchin one, for I hear them on the stairs). По тексту песни Dodo, которой не было в альбоме и которая вышла позднее, складывается ощущение, что Уинстон находится в министерстве любви. В ней есть отсылки к стукачам, запискам, папкам и «испепеляющему свету» в довольно точном пересказе сцены предательства Парсона его дочерью. Песня Big Brother – это гимн власти: «Кто-то владеющий нами, кто-то, за кем мы следуем» (Someone to claim us, someone to follow). Джон Леннон и Стиви Уандер эту песню очень не любили, только Боуи мог представить себе, что любит Большого Брата. Есть и другие, менее очевидные отсылки к роману. В фанк-композиции «1984» есть указание на год, в который, по Оруэллу, арестовали предателей Джонса, Аронсона и Резерфорда. (Оруэлл пишет: «Их взяли году в шестьдесят пятом»). Боуи поет: «Предательство, которое, как я знаю, произошло в 65-м» (Looking for the treason that I knew in ’65). В песне Rock ’n’ Roll With Me есть фраза «сдается комната» (room to rent). Это песня об отношении музыканта и его фанатов, но ее можно также трактовать как песню любви Уинстона и Джулии. В песне 1984 есть слова: «Ищу партию/вечеринку» (I’m looking for a party). Такое ощущение, что Боуи вставил в тексты много отсылок специально для фанатов Оруэлла.
Последняя композиция альбома под названием Chant of the Ever Circling Skeletal Family – это настоящая танцевальная двухминутка ненависти. Заканчивается она (а может, ей так и не удается закончиться) металлическим звуком, который, кажется, будет продолжаться вечно, словно сапог, наступающий на чье-то лицо.
Клавишник Майк Гарсон говорил, что во время записи альбома Diamond Dogs в январе-феврале 1974-го атмосфера была «тяжелой»44. Такая же атмосфера была и в Англии, перешедшей на трехдневную рабочую неделю и панически охваченной предвыборной кампанией. В статье под названием «Битва за Британию, 1974» в New York Times Ричард Эдер писал о том, что кризис в стране главным образом психологический. Он подчеркивал, что времена действительно тяжелые, но не настолько, чтобы оправдать «предупреждения в левых и правых газетах и ТВ о том, что ткань английского общества разойдется по швам». Журналист прибыл из Америки, где все говорили о Уотергейтском скандале и отставке Никсона, а экономика находилась в фазе рецессии. Эдер не мог понять, как славящиеся своим здравомыслием англичане все как один сошли с ума: «Очень сложно делать предсказания о будущем в стране с типично британской атмосферой, в которой слились истерия, юмор, отчаяние и оптимизм»45.
Все четыре перечисленных американским журналистом компонента в той или иной мере присутствуют в альбоме Diamond Dogs. Альбом поступил в продажу 24 мая и рекламировался как пластинка «концептуального видения будущего мира, в котором присутствует городское декадентство и коллапс»46. В то время люди часто использовали слова «коллапс» и «кризис». Конечно, нельзя требовать слишком много от рок-альбома, но между Городом Голода и Взлетной полосой I есть существенная разница. В одном случае у государства есть полный контроль, во втором этот контроль отсутствует. Боуи в равной степени привлекали тоталитаризм и анархия постапокалипсиса, однако трогательная и успокаивающая мелодия композиции Big Brother давала представление о том, в какую сторону, по мнению музыканта, движется история.
Для оформления турне в поддержку альбома Diamond Dogs Боуи дал следующие указания дизайнеру сцены: «Власть, Нюрнберг и “Метрополис” Ланга»47. Боуи также сделал эскизы для неосуществленного проекта фильма «Город Голода», начальные сцены которого должны были изображать здание «мировой ассамблеи»48, на нижних этажах которого отребье и мутанты развлекают себя порнографией, азартными играми и синтетической едой под названием «милкаин». Само слово указывает на то, что сам Боуи в то время употреблял в больших количествах. Он начал употреблять кокаин осенью предыдущего года, резко похудел, стал бледным и своим внешним видом напоминал белую «дорожку».
Боуи переехал в Америку. Он не хотел возвращаться в Англию, поставил крест на роке и в своем следующем альбоме Young Americans исследовал созданное на основе музыки черных звучание, которое назвал «пластиковым соулом». Пожалуй, самая тревожная песня с этого альбома называется Somebody Up There Likes Me. Это модная, прилизанная вещица, начитанная от лица человека, представляющего собой смесь рок-звезды, политика-демагога и рекламщика[61].
«Я вообще-то очень упрямый и последовательный человек, – говорил Боуи. – Я уже много лет твержу одно и тоже: “Поосторожнее, на Западе появится Гитлер!” Я просто по-разному это говорю»50.
Потом Боуи перестал нагнетать панические настроения в интервью, и его фиксация на ницшеанских супергероях, власти, СМИ, черной магии и нацистской мистике приняла гротескные формы. Гитлера он почти любовно начал называть «медиа-художником», занимавшимся «инсценировкой страны»51. Говорил, что либеральная демократия ослабла и стала декадентской, ее нужно возродить при помощи «средневекового, твердого, маскулинного богоощущения, которое придет и все в мире исправит»52. Боуи говорил о временной фашистской диктатуре. «Должны прийти крайне правые, смести все и все исправить. И только потом появится новая форма либерализма»53, – вещал Боуи, словно Герберт Уэллс в свои самые худшие дни.
Позже Боуи стал занимать либеральные и левые позиции. Судя по приведенным выше словам, они были произнесены человеком в параноидальном состоянии, не высыпающимся и употребляющим слишком много кокаина.
Этот человек кормил странными провокационными заявлениями модных музыкальных журналистов. Вскоре после этого Боуи уехал в Берлин, где тоталитаризм был реальностью прошлого и настоящего, а не словами, брошенными на ветер. Гораздо позднее музыкант вспоминал о том периоде: «Вся моя жизнь превратилась с странную фантазию нигилиста о приближающемся конце, мифологических героях и неизбежной победе тоталитаризма. Ужас какой-то»54.
Однако в середине 1970-х некоторые члены английской политической элиты, никогда не притрагивавшиеся к наркотикам, в чем-то разделяли мнение Боуи. В какой-то момент Боуи пытался оправдать свое странное поведение, упоминая, что это были лишь «театральные наблюдения о том, что может произойти в Англии»55. В то же время совершенно серьезные люди не исключали появления диктатуры.
Первые пересуды о перевороте и диктатуре в печати
