Советский Союз. История власти. 1945–1991 - Рудольф Германович Пихоя

человек, признанных организаторами беспорядков (среди них, конечно, не было ни заведующего промышленным отделом обкома, ни директора завода), семеро — Зайцев, Мокроусов, Кузнецов, Черепанов, Кор- кач, Сотников и Шуваев — были приговорены к смертной казни, остальные — к заключению на срок от 10 до 15 лет.

Как водится, это обвинительное заключение предварительно побывало в Президиуме ЦК КПСС и было утверждено до суда.

Судебные процессы над участниками волнений продолжались до ноября 1962 г.

Новочеркасские события стали символом провала сельскохозяйственной политики КПСС. В Новочеркасске, на благодатном и ,гпебородном юге России, была расстреляна иллюзия возможности решения продовольственной проблемы в рамках социалистического сельского хозяйства и сохранявшегося под «чутким» руководством КПСС колхозно-совхозного строя.

Н. С. Хрущев и армия

Отношения Хрущева и армии никогда не были хорошими. На них лежала тень громадного сокращения Вооруженных Сил страны. При очевидной вынужденности этого решения, вызванного невозможностью держать армию фактически военного времени (на 1 марта 1953 г. в штате армии числилось 5 396 038 человек)17, ясно, что сокращение в течение 1955-1958 гг. в три этапа Советской Армии на 2 140 тыс. военнослужащих больно ударило по судьбам офицерского корпуса. Сокращение в основном затронуло боевые части, органы управления, военно-учебные заведения, промышленные и ремонтные предприятия.

Это сокращение породило брожение в армии. Офицеры вспоминали о начале Отечественной войны и говорили в своем кругу: «Как бы нам не досокращаться, как в 1941 году». Прослуживших много лет офицеров выбрасывали в гражданскую жизнь без профессии, без пенсии, даже без возможности найти работу. Как информировал в июне 1956 г. ЦК КПСС маршал И. С. Конев, «в Одесской области... до сих пор не трудоустроено 329 офицеров, уволенных из армии в прошлом году, из них 120 человек не имеют права на пенсию»18 Положение не улучшилось и спустя два года. КГБ сообщал в «инстанцию», что при перлюстрации писем военнослужащих Забайкальского военного округа только за одну неделю — с 10 по 17 февраля 1958 г.— было выявлено более ста писем офицеров, в которых содержалось осуждение и самого сокращения Вооруженных Сил. и того, как оно происходило. Вот одно из самых типичных писем:

«Уже который раз мы находимся под страхом этих мероприятий, но теперь не миновала нас и эта кампания. Наша дивизия расформируется. Из нашего полка (пока по слухам) останется всего 5 человек, то есть почти все будут уволены в запас... Мы, надо сказать, одеты и обуты, но ты бы посмотрела, как у нас демобилизуются офицеры, у которых по 2-3 детей,— ни одежды, ни денег, ничего нет, и увольняют без, пенсии, не хватает 1,5-2 лет. Настроение у всех ужасное. Сейчас просто повальная демобилизация. К чему бы это?..»19

Массовые сокращения осложняли управляемость армии. Из нее уходили массами молодые офицеры, недавние выпускники училищ, боявшиеся связывать свою судьбу с армией; газеты радостно печатали репортажи о том, как бензорезами уничтожают новейшую авиационную технику; солдаты и сержанты криками «ура» встречали очередные сообщения о планируемом сокращении армии, надеясь на скорую демобилизацию; в армии падала дисциплина.

Поддержка лично Хрущева на июньском (1957 г.) Пленуме ЦК самым популярным советским военачальником — маршалом Г К. Жуковым продемонстрировала партийному руководству потенциальную возможность армии вмешиваться в политическую жизнь страны. Жуков стал, сам того не подозревая, опасен Хрущеву. История повторилась. Только теперь не Сталин, а Хрущев постарался избавиться от Жукова, заменив его бесцветным Малиновским.

Однако это дополнительно осложнило отношения Хрущева с офицерским корпусом. Дом Жукова стал своего рода центром антихрущевской оппозиции в армии — оппозиции не столько политической, сколько нравственной. Жуков, скорый на язык, не подбирал выражений для оценки нового руководства Министерства обороны; министра он называл подхалимом, человеком угодничающим, то есть таким, «какие сейчас и нужны». Малиновский, по мнению Жукова, «предоставил свободу действий начальнику Главного политического управления генералу армии Голикову, а последний разваливает армию». Доставалось и армейским политработникам. «В газете "Красная звезда",— продолжал Жуков,— изо дня в день помещают статьи с призывами поднимать и укреплять авторитет политработников и критиковать командиров. В результате такой политики армия будет разложена»20 Стоит ли говорить, что Жукова постоянно подслушивали — при Хрущеве это делалось не хуже, чем при Сталине,— и так же регулярно доносили на него Первому секретарю ЦК КПСС.

Опальный маршал считал неразумным вкладывать огромные деньги в освоение космоса, его раздражали и богатые подарки, которые вручали иноземным визитерам. В этом случае он был готов даже добром помянуть Сталина, который, по словам Жукова, больше чем книгу с собственным автографом никому не дарил.

Особая тема — отношение Жукова к истории войны. Собственно, историей-то Великая Отечественная война к этому времени еще и не стала. Многие «действующие лица» войны тогда были политическими деятелями, и на страницах официальной историографии войны, в первых мемуарах, которые начали издаваться, история войны служила полигоном для выяснения отношений21 Ярким примером тому служит использование Хрущевым военных воспоминаний в «секретном докладе» на XX съезде КПСС.

Впрочем, Хрущев именно использовал историю Великой Отечественной войны для своего личного прославления, может быть, в ней отразилось его собственное понимание войны, где самыми важными представлялись те события, участником которых ему пришлось быть. А это в общем-то понятное желание ветерана приобретало в руках тогдашней пропаганды, учитывая его место в стране, уродливые и комичные формы. Достаточно сказать, что в изданных в 1961 г. трех томах «Истории Целикой Отечественной войны», рассказывающих о событиях с начала войны до Курского сражения 1943 г., имя Хрущева — в войну члена Военного совета фронта — упоминается на 96 страницах, Верховного Главнокомандующего Сталина — на 85, маршала Рокоссовского — на 16, другого командующего фронтом — Конева — на 10, а Жукова — на 11.

Нетрудно представить отношение к такой истории Жукова. «Лакированная эта история,— говорил Жуков в кругу близких ему людей.— Я считаю, что в этом отношении описание истории хотя тоже извращенное, но все-таки более честное у немецких генералов, они правдивее пишут. А вот у нас история Великой Отечественной войны абсолютно неправдивая»22 И Жуков по-своему продолжал борьбу с Хрущевым: «...а самое главное умалчивается. Он же (Хрущев.— Авт.) был членом Военного совета Юго-Западного направления. Меня можно ругать за начальный период войны. Но 1942 год --- это не начальный период войны. Начиная с Барвёнкова, Харькова до самой Волги докатился. И никто ничего не пишет. А они вместе с Тимошенко драпали. Привели одну группу немцев на