Сын цирка - Джон Уинслоу Ирвинг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Потом она распахнула свой халат, дав соскользнуть ему с плеч и упасть к ее ногам; она стояла в дверях ванной, ожидая, что Дитер поцелует ее или хотя бы посмотрит на нее. Дитер держал дилдо над раковиной; он, похоже, нагревал зажигалкой головку искусственного полового члена. Нэнси поспешила окончательно проснуться. Она подняла с пола халат и снова его надела; потом отошла от двери в ванную, по-прежнему наблюдая за Дитером. Он был достаточно осторожен, чтобы не позволить пламени закоптить дилдо, и нагревал не саму головку, а ниже, где по кругу была как бы удалена крайняя плоть. Затем до Нэнси дошло – он медленно плавит дилдо; она поняла, что в раковину капает какое-то вещество вроде воска. Там, где у основания головки был наплыв от «обрезанной» крайней плоти, проступила тонкая линия. Растопив восковой валик, Дитер подержал головку большого пениса под струей холодной воды, а затем обернул ее полотенцем. Ему понадобилось немалое усилие, чтобы развинтить дилдо, который был полым, как определил инспектор Пател. Восковой валик не дал воздуху выйти наружу – под водой не наблюдалось никаких пузырьков. Инспектор Пател был наполовину прав; он искал в правильном месте, но неправильно – молодой полицейский ошибся.
Внутри дилдо было несколько тысяч дойчмарок. Для возвращения в Германию в такой большой дилдо можно было очень плотно упаковать довольно много высококачественного гашиша; восковой валик на стыке не даст собакам на немецкой таможне учуять запах индийской конопли.
Нэнси сидела на краю кровати, глядя, как Дитер вытаскивает из дилдо свернутые рулоном банкноты и разглаживает их. Затем он переложил их в пояс для хранения денег, который у него был под рубашкой, и застегнул молнию. Он оставил несколько крупных рулонов марок в пенисе, части которого соединил – крепко завинтил головку, но не стал заливать воском. Линия стыка в любом случае была едва видна, частично прикрытая основанием головки. Покончив с этой главной своей заботой, Дитер разделся и наполнил ванну. Лишь когда он опустился в воду, Нэнси заговорила.
– А что было бы, если бы меня поймали? – спросила она Дитера.
– Они бы тебя не поймали, бейб, – ответил ей Дитер. Он подхватил это словцо в американских фильмах.
– Разве ты не мог сказать мне об этом? – спросила Нэнси.
– Тогда бы ты нервничала, – сказал Дитер, – и они бы тебя поймали.
После ванны он сделал самокрутку с «планом», которую они выкурили вместе. Хотя Нэнси думала, что осторожничает, она перебрала с затяжкой и слегка потеряла ориентацию. Это была сильная травка; Дитер заверил Нэнси, что в любом случае это классная травка – он купил ее по пути из аэропорта.
– Я сделал небольшой крюк, – сказал он ей.
Она была слишком под кайфом, чтобы спросить, где он был в два или три часа ночи, и он не стал говорить ей, что отправился в бордель в Каматипуре. Он купил травку у хозяйки и там же трахнул тринадцатилетнюю проститутку всего за пять рупий. Ему сказали, что она единственная девочка без клиента, и Дитер трахал ее стоя в каком-то зале, потому что все койки во всех кабинках были заняты, – во всяком случае, так сказала хозяйка.
После того как Дитер и Нэнси выкурили косяк, он уговорил ее помастурбировать; ей показалось, что это заняло много времени, и она не могла вспомнить, когда он вставал, чтобы сходить за дилдо. Позже, когда он заснул, она, лежа без сна, подумала о тысячах дойчмарок внутри предмета, который побывал у нее внутри. Она решила не говорить Дитеру ни об убитом юноше, ни об инспекторе Пателе. Нэнси встала с кровати и убедилась, что визитка инспектора надежно спрятана в ее одежде. Она не легла обратно в постель; она стояла на балконе, когда с рассветом стали появляться первые попрошайки. Спустя какое-то время внизу заняли свои места те же самые уличные дети-акробаты – как будто написанные дневным светом, – включая хромого мальчика с его объемистым костылем. Он помахал ей рукой. Было так рано, что он побоялся говорить громко, но Нэнси отчетливо его расслышала.
– Эй, леди!
На глаза у нее навернулись слезы. Она вернулась в комнату и посмотрела на спящего Дитера. Снова подумала о тысячах дойчмарок; ей хотелось выбросить их из окна этим детям, но страшно было представить, что началось бы там внизу. Она пошла в ванную и попыталась развинтить дилдо, чтобы подсчитать, сколько внутри осталось банкнот, но Дитер слишком крепко закрутил эту штуку. Вероятно, это было сделано преднамеренно, как она поняла; наконец она начала чему-то учиться.
Нэнси покопалась в его одежде, разыскивая пояс с деньгами – ей хотелось посчитать, сколько там марок, – но не могла найти его. Она подняла простыню и увидела, что Дитер спит голым, однако на нем был пояс с деньгами. Ее беспокоило, что она не могла вспомнить ни как она заснула, ни как Дитер вылезал из постели, чтобы нацепить этот пояс. Мне следует быть более осторожной, подумала Нэнси. Интересно, до какой степени Дитер готов использовать ее; ей не нравилось, что у нее возникло нездоровое любопытство насчет того, как далеко Дитер может зайти.
Что на Нэнси действовало успокаивающе, так это мысли об инспекторе Пателе. Ей было приятно думать, что она сможет обратиться к нему, если понадобится, если она действительно попадет в беду. Хотя утро было очень ярким, Нэнси не стала опускать шторы; в свете дня ей было легче себе представлять, что уход от Дитера – это лишь вопрос точно выбранного момента. И если все сложится хуже некуда, подумала Нэнси, я просто подниму трубку телефона и попрошу позвать Виджая Патела – полицейского инспектора из отдела Колаба.
Но Нэнси никогда прежде не бывала на Востоке. Она не сознавала, куда она попала. Она не имела об этом ни малейшего представления.
12
Крысы
Четыре ванны
Доктора Даруваллу колотило от страха. Он сидел в своей спальне, в Бомбее, в объятиях Джулии, подавленный неразрешимостью большинства телефонных сообщений: тут и жалобы раздраженного Ранджита на жену карлика, и надежды Дипы на то, что доктор поможет девочке-проститутке, из которой можно сделать «женщину-змею», и страх Вайнода перед собаками с первого этажа, и ужас отца Сесила, что ни один из иезуитов в Святом Игнатии не знает точно, когда
