Странник. Зима Мира - Пол Андерсон

— Бедная земля, почва здесь песчаная, не способная удерживать воду, а летом слишком редко идут дожди. Не стоит задерживаться — нужно поскорее достичь более богатых земель, — советовали им фераннианцы.

А что думает Крона об этой бесплодной земле?

— Мне кажется, что люди, подобные тебе, находятся в постоянном движении, — сказал Джоссерек. — Вам везде рады, потому что вы утешаете попавших в беду и помогаете воспитывать молодых…

— Мы живем ради того, чтобы самим побольше узнать, — ответила она. — Но все это требует, во-первых, единства тела и разума. Совсем не то, что бывает между всадником и его лошадью. Тело и разум — не две отдельные части чего-то — они едины, как птица и полет. Это достигается нелегко, нужно приложить много усилий и вести аскетический образ жизни. Но и сами они создают внутри тебя барьер. Птица должна скользить и парить, подниматься и падать стремительно вниз. Собственность, связи с другими людьми или привязанность к родной земле могут стать слишком большой помехой на этом пути.

Наша цель состоит в достижении еще большего самоконтроля, чем человек может достичь, ведя обычную жизнь. Так как же могу тогда я отказывать в помощи тем, кто предлагает мне гостеприимство, не поделиться даже частицей своего умения? Но такая помощь — не самоцель. Это лишь первый шаг на пути к постижению истины.

— Я уже встречался с аскетами, которые стремились к той же самой цели, — кивнул Джоссерек. — Некоторые считали, что они найдут ее, приняв… э-э… бога, под ним мы считаем источник всего сущего, считается, что в одной из своих ипостасей им был человек. Другие надеются слиться со всем сущим. Полагаю, что их вера ближе всего к твоей.

Сказав это, он тут же задумался, подходит ли это слово к тому, что он имел в виду. Может, он должен был сказать, например, «отношение к жизни» или же «видение мира»? Донья как-то призналась ему, что у каждой семьи возникают собственные ритуалы, скрываемые от посторонних и которые никогда не обсуждаются ни с кем. Ясно, что у жителей Рогавики отсутствовали какие-либо религиозные убеждения, как, впрочем, и мифология. Религии чужих народов забавляли ее.

Крона пристально посмотрела на него своими голубыми глазами.

— Нет, — резко произнесла она. — Если только я правильно поняла тебя. Я уже слышала об идеях, о которых ты говоришь. Мне они кажутся лишенными здравого смысла. Несомненно, реальность — это…

Забывшись, она употребляла непонятные ему слова, но заметила это и перешла на более простой язык. Он мало что понял. Ее понятия были слишком непривычны ему. У Джоссерека создалось впечатление, что, по ее мнению, существование стремилось к бесконечному разделению. Познание не являлось стремлением внутреннего «я» к какому-то определенному пределу, но ростом этого «я»… возможно, если говорить метафорически, поглощение им всевозможной информации и осознание ее. В то же самое время «я» не являлось монадой. Оно было динамично связано с постоянно эволюционирующей вселенной; и ни в малейшей степени не являлось чем-то бессмертным. Крона не делала различий между знаниями, открытиями, интуицией, логикой и эмоциями. Они были равноценны и равнозначны с точки зрения понимания и совершенствования.

Наконец он признал со вздохом:

— После нескольких лет упорного труда я могу теперь понять, к чему ты ведешь, но это я вижу не в словесной форме, а как осмысленное описание космоса и жизни в нем. А может, и нет. Все чаще и чаще я задаю себе вопрос, способен ли я, да и вообще какой-нибудь чужеземец, понять ваш народ.

— Что ж, — улыбнулась Крона, — вы тоже загадка для нас. Давай получим удовольствие от этого.

Они еще некоторое время скакали одни, погрузившись в дружеское молчание, когда к ним наконец вернулась Донья, стремительно спустившись с холма прямо к ним. Лишь оказавшись совсем рядом с ними, она прервала свой галоп. Ветер донес до них пот животного, прищурившиеся глаза Доньи горели зеленым пламенем на ее все таком же бледном лице.

«Что-то случилось», — понял Джоссерек. По телу пробежали мурашки. Крона с непроницаемым лицом ждала, что им сообщит Донья.

— Бродяги, — резко выдохнула Донья. — Скорее всего. Не меньше дюжины человек. Наверное, они успели заметить меня раньше, чем я их. Когда я увидела их, они мчались в мою сторону.

Крона принялась вертеть головой по сторонам, рассматривая простиравшуюся вокруг пустынную местность.

— Негде даже спрятаться, — сказала она. — Мы у них в руках.

— Я скорее воткну нож себе в живот, чем сдамся! Нам лучше скакать на север. Мы неподалеку от территории Зелевэй. Вполне возможно, что там мы найдем помощь или по пересеченной местности нам удастся оторваться от преследователей. Это лучше, чем петлять по фераннианской земле. — Донья расхохоталась. — А это нам точно удастся — ведь мы обгоняем диких кошек. У них тощие клячи, но у каждого по три-четыре запасных. Вперед!

Она пустила лошадь быстрой рысью. Животные выдерживали большие перегоны, если менять аллюр, а сейчас им предстоял длинный путь. Джоссерек направил своего коня поближе к ней. Перекрывая завывания ветра, треск ветвей кустарника, грохот копыт, храп лошадей, он спросил:

— Чем же, черт побери, так опасны бродяги?

— Они из тех, кто не может ужиться со своим народом и начинает за ним охотиться, — мрачно ответила она. — Они прячутся на заброшенных пустошах, устраивают засады, совершают набеги. Нас преследуют женщины, и горе тому, кто попадет им в руки. — Она прикусила губу. — Однажды я оказалась среди людей, которые нашли девочку, побывавшую в их руках. Перед смертью она рассказала нам немного из того, что они вытворяли с ней. После этого целый год мне снились кошмары. Мы собрали отряд, чтобы покончить с ними, но они разделились, и нам удалось схватить только трех женщин. Мы пригвоздили их к деревьям. Быть может, именно поэтому они больше и не появлялись в Херваре.

Джоссерек вспомнил то, что слышал в лагере. Последовавшие вслед за тем события вытеснили это у него из головы.

— Если ты знала, что в этом районе бесчинствуют бродяги… — начал было он, однако она оборвала его:

— Было маловероятно, что они наткнутся на нас. Нам просто не повезло. А теперь — вперед!

Уже произнося эти слова, она начала натягивать тетиву своего короткого лука — появились бандиты.

Они скакали нестройной группой. До них было мили полторы, и их криков Джоссерек еще не слышал.

«Да, их двенадцать, — сделал он подсчет. — И много запасных лошадей. Когда наши выдохнутся, они нас догонят.

Нас всего трое. Что мы можем сделать, помимо того, чтобы попытаться оторваться от них? Черт бы побрал эту голую равнину! Если бы нам удалось найти укрытие, мы могли бы расстрелять их из луков или в узком месте уничтожить их по одному или по двое. Но если нас окружат на этой открытой…