Пути стражей - Александр Гарин

  - Ну, чего молчишь? - Хосек опустил голову ниже и, судя по движениям спины, одной рукой принялся с силой стирать что-то с кисти другой. - Неужели тебе нечего мне сказать?

  Амелл сдвинул брови, хмуро покусывая губу. Хосек молчал, ожидая, видимо, ответа на свой вопрос.

  - Прости меня, - наконец, решился бывший ученик, с трудом выдавливая из себя слова. - Прости, я виноват перед тобой. Но... когда я взывал к твоей крови, я понятия не имел о проклятии ведьмы. Мне просто хотелось большей помощи в нашем с Йованом деле. Ведь мы готовились к побегу. Если бы ты сочувствовал мне, и помогал в наших делах, то сбежать нам было бы легче... так мне казалось. Скажи, откуда мне было знать? Я представления не имел, что есть проклятия, удесятеряющие силы чувств! Я... я бы никогда... Неужели ты думаешь, что я... хотел... того, что... вышло? Андрасте свидетель, никогда не хотел! Но и ты виноват, Бьорн. То, что с твоего попустительства творили твои люди... я был уверен, что имею право

  действовать так, как считаю нужным.

  Он умолк, не зная, что сказать еще. Он чувствовал, что говорить нужно, но на ум ничего не приходило. Слишком нереально - и в то же время, реально было все вокруг.

  - Действовать, как считаешь нужным, - Хосек опустил руку и качнул волосами, рассыпавшимися по его спине и падавшими на лицо, скрывая его. - Ты действовал так, как считал нужным, и я действовал, как считал нужным. Думаешь, легко было держать в одиночку свору из нескольких сотен молодых головорезов? На острове, где нет ничего, кроме стайки магинь и магов? Про которых мои солдаты знали только, что они - враги рода человеческого, но при том многие из этих врагов так же молоды и... Мог я поступать иначе, чем иногда швырять храмовникам их кость?

  Дайлен скривил лицо.

  - Безусловно, мог, - Хосек передернул плечам. - Старик, что работал с Грегором до меня, напрочь перекрывал воздух и тем, и иным в той проклятой башне. Да только он не знал и половины того, что в ней происходило. И держать своих псов на такой привязи, как я, он не держал. Насилия было гораздо больше, можешь мне поверить. Когда оно выходило наружу, виновных ждало суровое наказание. Вот только наружу выходил один случай из тридцати. Во всех прочих случаях маги не смели жаловаться, даже если их вынуждали к тому силой. Я... был молод, когда попал в охранители магов башни Круга. И помню, что творилось тогда. При старых, суровых порядках, ты, Дайли, давно бы услаждал своим прекрасным телом всякого, кто бы к тебе подошел, потому что Усмиренные, как правило, относятся к этому проще, и никому не отказывают. А усмирили бы тебя скоро. Почти сразу по прибытию в башню, если вспомнить, какие яркие ты устраивал всем нам... вспышки своего, безусловно, праведного гнева.

  Храмовник говорил много, но равнодушно и спокойно - словно сам был усмиренным. Дайлену вдруг пришло на ум, что привычку к такой манере разговора сэр Бьорн вырабатывал в себе годами, вместе с умением держать чувства в узде. И чем дальше длился этот непонятный сон, тем большее раскаяние охватывало его, некогда применившего на капитана заклятие воздействия на разум через кровь, которому долго и мучительно обучался по найденному с попустительства того же сэра Бьорна учебнику. Храмовник не оборачивался, он продолжал стоять лицом к очагу, с низко

  опущенной головой, покачиваясь и слегка подрагивая. Не в силах выносить воцарившегося молчания, Амелл опустил голову к полу и тут только увидел лужу, натекшую у сапог капитана. Лужа отливала густо-багровым, и в свете очага казалась поверхностью малого зеркала.

  - Все верно, Дайли, - храмовник, наконец, обернулся, и отшатнувшийся Амелл с ужасом уставился на его вытекшие, сочащиеся гноем глаза. Без нагрудника сделалась видна мантия на груди капитана, густо напитанная его кровью. - Долгое время я боролся с демоновым проклятием, иногда... иногда просто потому, что она - она сказала, что я сойду с ума. Назло проклятой ведьме я держался в разуме, и, хотя с годами это делалось не легче, научился тому, чтобы не позволять никому знать, что творится у меня в голове. Как видишь, многого достиг. Даже сделался капитаном, - он сделал шаг вперед, и Дайлен поспешно попятился. - А потом появился ты. Любимец Ирвинга, пример усердия и здравой мысли. Они все считали, что ты слаб. Что ты - никудышный маг. Сколько же пришлось тебе работать над этим. Ты мог бы обмануть кого угодно, Дайли. Всех обвел вокруг пальца. Кроме меня!

  Храмовник со злобой отшвырнул что-то в сторону, и, Дайлен, моргнув, уставился на обнаженный меч, зажатый во все еще крепкой руке капитана. Отлетевшие ножны со звяком упали на пол.

  - Долгое время я восхищался тобой, - делая еще шаг к пятившемуся магу, открывался храмовник, до хруста сжимая пальцы на рукояти меча. - Я чувствовал, я знал, что ты держишь в себе Тень, и не даешь ей прорваться наружу. Мы с тобой были похожи - ты и я. Постоянная сдержанность, работа над собой, постоянный страх разоблачения. Я... сопереживал тебе, неблагодарный ты, негодный щенок. Я делал все, чтобы тебе жилось полегче. Никто не зажимал твою смазливою рожу по углам, никто не останавливал тебя, когда вы с дружком шарились ночными коридорами, и даже на постоянную кражу тобой лириума я смотрел сквозь пальцы. Я во всем потворствовал тебе! И чем ты мне отплатил?

  Реакция, что успел привить ему Кусланд, спасла Дайлена, когда, резко прогнувшись в спине, он пропустил над собой свистнувший клинок храмовника и, не удержавшись, упал на пол и перекатился в сторону от нового удара. Вскочив, он отбежал от Хосека на другой конец комнаты, в которой не было ни окон, ни дверей. Безглазый капитан слепо дернулся на звук и развернулся всем телом к затравленному Амеллу.

  - Вот именно, - он сделал еще шаг, прокручивая меч в руке. Пропитанные кровью кожаные сапоги оставляли по себе красные следы на полу. - Тебе было мало. И в благодарность за мое к тебе участие ты наложил на меня заклятие крови. Но знаешь, что самое поганое? Самое поганое во всем этом то, что я, капитан Хосек, так до сих пор так и не уразумел, отчего однажды утром проснулся, и понял, что к старым порокам прибавился еще один. Страшный позор мне, как служителю благой Невесты, прости меня Создатель, дикий стыд. Демоново влечение! И не к магине. О Андрасте, к магу!

  Добрый клинок, кованный, должно быть, гномами, выбил сноп искр над головой Дайлена. Он отскочил дальше, к самому очагу. Амелл был уверен - несмотря на слепоту, Хосек знает, где он. И действительно - храмовник стоял так, что проскочить мимо него было невозможно. Крепкие зубы Бьорна под мокреющей больной кожей сжались, заставляя желваки играть на худых, заросших щетиной щеках.