Мехлис. Тень вождя - Юрий Рубцов

Совет Министров СССР и его председатель реагировали на сигналы Мехлиса. Строгий выговор от Бюро Совмина получили Задемидко и Москатов, выговор — Оника. Были отстранены от должности Зеленко и Литвинов. На любителей развлечений за госсчет были произведены денежные начеты.

Мехлис постоянно требовал от подчиненных усиливать наказание виновных. Только за полтора года (1947-й и первую половину 1948 года) в доход государства было взыскано около 10 млн рублей — таким оказался выявленный ущерб, нанесенный в результате перерасхода фонда заработной платы, незаконных вознаграждений, устройства за казенный счет вечеров и банкетов и прочих излишеств. Это в 2 раза превышало сумму денежных начетов (4,95 млн рублей), произведенных органами госконтроля за 1945 и первую половину 1946 года.

Но вновь бросается в глаза двойной стандарт, с которым руководство страны подходило к оценке противоправных действий представителей управленческой элиты, с одной стороны, и рядовых граждан, с другой. По существу, реакция главы правительства, его заместителей, министра госконтроля на факты коррупции и казнокрадства в высших эшелонах была вялой. Это тем более заметно на фоне обрушившихся в эти годы на представителей той же элиты репрессий, но продиктованных политическими мотивами (так называемое «дело авиапрома», «ленинградское дело»).

Сам Лев Захарович, по многочисленным свидетельствам, стяжательством заражен не был, за рамки привилегий, установленных для руководителей министерств, не выходил. Но жил, как и многие другие руководители, по стандартам двойной морали. Руководствовался ими не только в служебных, но и личных делах. Жесткий законник для других, он, когда касалось его самого, нередко позволял себе скидку.

В январе 1947 года ему, чтобы попасть на известный чешский курорт Карлсбад (Карловы Вары), довелось лететь самолетом до Берлина. На аэродроме в спокойное течение событий неожиданно вмешались пограничники. Поскольку у отпускника не было заграничного паспорта или хотя бы разового пропуска для пересечения границы, вылет задержали. Невозможно представить, чтобы министру госконтроля не выдали бы паспорт заранее. Выходит, он и не думал своевременно запасаться документом, ему, похоже, и в голову не приходило, что Польша, Восточная Германия, Чехословакия, хоть там и стояли советские войска, — это все же заграница, куда для проезда установлен особый порядок. Как же поступил Мехлис? «Пограничники не давали разрешения, — сообщал он жене. — Тогда летчики взлетели без разрешения». Хотелось бы видеть тех летчиков, которые осмелились самовольничать, имея на борту такого всесильного пассажира. Ясно, что без его прямой команды махнуть рукой на установленный порядок не обошлось. Торжествовал пресловутый принцип: что положено Юпитеру — не разрешено быку.

Мехлис с комфортом расположился на курорте, кстати, столь популярном у дореволюционной российской знати. Прохаживаясь по тенистым аллеям Карлсбада, истоптанным князьями и графами, вспоминал ли он свои давние застенчивые сентенции о «барской обстановке» в Серебряном Бору и «Марьино», в которой впервые оказался четверть века назад? Теперь он прочно ощущал себя в среде избранных.

Правило: элиту самостоятельно не трогать

Хорошо понимая, кому он всем обязан, Лев Захарович исправно служил «сталинской секирой» (напомним выражение Симонова), трудился, как и в былые годы, много, можно сказать, беззаветно. Настолько, что даже сам однажды не выдержал, посетовал на слабую помощь подчиненных: «Незачем создавать центр и писать Мехлису, Мехлису, Мехлису… не считаясь с тем, что я от зари до зари работаю и имею 15–20 минут в сутки на перерыв». При таком отношении к делу он, казалось, мог рассчитывать на полное расположение вождя. Тем неожиданней — насколько можно судить по документам — оказался для него резонанс проведенной весной — летом 1948 года государственной комплексной ревизии финансово-хозяйственной деятельности Совета министров Азербайджанской ССР.

С самого начала она была задумана с размахом, хотя потом, задним числом, министр госконтроля и пытался обвинить подчиненных в том, что они, якобы вопреки его установке, вышли за строго предписанные рамки «провести ревизию тихо, провести скромно, не создавать шумихи, ни прямо, ни косвенно не допускать проверки партработников и партийных органов».[190]

Обширная и, надо сказать, весьма тщательная подготовка к государственной ревизии опровергает упреки Мехлиса. Разумеется, проверки дел в партийных органах сводный план не предусматривал. Но все, что относилось к компетенции органов госконтроля, содержал. И, утвержденный министром, ориентировал вовсе не на то, чтобы ревизию «провести тихо, провести скромно». Наоборот, требование «скромности», некоей локальности было бы по меньшей мере странным, поскольку данная государственная ревизия осуществлялась в соответствии с прямым постановлением Совета Министров СССР.

Правительственное поручение уже на следующий день рассмотрела коллегия МГК. Она определила сроки ревизии — с 23 мая по 20 июня, назначила лиц, на которых было возложено ее проведение во главе с заместителем министра С. Г. Емельяновым, утвердила основные вопросы. Их подробный перечень едва уложился в 25 страниц плана и охватывал: бюджет республики и строительный комплекс, здравоохранение и социальное обеспечение, торговлю и кооперацию, снабжение и сбыт. Особо было намечено проверить управлением делами Совмина Азербайджана, разобраться с многочисленными жалобами трудящихся. Были сформированы десять бригад, с руководителями которых накануне выезда в Баку Емельянов провел подробный инструктаж. Каждая из бригад в свою очередь получила утвержденную руководством программу действий. Так что ни о какой импульсивности действий, придании уже в ходе ревизии некоего излишнего размаха, к тому же по инициативе самих ревизоров, речи быть не может.

Да и сам Мехлис на первых порах не видел никаких оснований для беспокойства. Емельянов постоянно связывался с Москвой, докладывал о завершенных той или иной бригадой ревизиях и проверках. И, судя по резолюциям министра, он воспринимал эти доклады как должно. Так, на докладе «О массовых приписках тракторных работ в Али-Байрамлинской МТС АзССР», 18 июня он сделал помету: «Тов. Емельянову. Полагаю, что вопрос следует решить в Совмине республики по вашему представлению. Директора МТС и агронома следует привлечь к судебной ответственности. То же быв[шего] главбуха». Следуя указанию начальника, Емельянов представил акт ревизии МТС председателю Совета министров республики Т. И. Кулиеву, в соответствии с которым правительство Азербайджана наказало виновных в приписках, о чем Мехлис был тут же проинформирован.

С одобрением встретил министр и другие сообщения о принятых мерах по крупным нарушениям государственной дисциплины в совхозах и винзаводах Азсовхозтреста, фактам перерасхода заработной платы и порочной практики планирования в Министерстве вкусовой промышленности республики и другие.

Однако чем более глубокими и масштабными становились проверки по конкретным вопросам, тем явственнее вырисовывалась картина массовых злоупотреблений и преступлений со стороны управленцев всех уровней. Конечно же, не стремление «подорвать авторитет» партийного руководства, в чем потом обвинили контролеров, двигало ими: сам ход ревизии затягивал, заставлял, затронув верхушку «айсберга», копать глубже и глубже. Они, можно сказать, стали жертвами собственной добросовестности.

Тем более что развернуться было где. Представители госконтроля выявили многочисленные факты незаконного снабжения продуктами через комиссионные магазины обитателей правительственных дач, обеспечения руководителей промышленными товарами по специальным ордерам. Они обнаружили, что под вывеской госдачи существует личная дача председателя Совмина Кулиева, под которую у местного колхоза было отчуждено 8 гектаров земли, — роскошный двухэтажный дворец с огромным подсобным хозяйством. Руководителям поменьше за первыми лицами, естественно, было не угнаться. Хотя, как установили ревизоры из Москвы, себя они тоже не обижали. К примеру, сметная стоимость дачи управляющего трестом «Азнефтехснаб» А. З. Зиманова составила более 20 тысяч рублей.

Всевластие и роскошный образ жизни местной элиты, процветавшее взяточничество и кумовство настолько возмущали население, что за несколько дней на прием к Емельянову записалось до 2 тысяч человек, было зарегистрировано почти 1 тысяча письменных жалоб.

Здесь-то местные руководители, охотно выносившие постановления о наказании виновных в приписках нескольких десятков гектаров пахоты или разбазаривании сотни-другой литров топлива, почувствовали опасность уже для себя и забили тревогу. Партийная элита пустила в ход откровенную демагогию: первый секретарь ЦК КП(б) Азербайджана М.-Д. А. Багиров прислал телеграмму Сталину с жалобой на то, что ревизоры «дискредитируют» руководство республики.