Глухомань. Отрицание отрицания - Борис Васильев

— Все — «пока еще»… — вздохнула супруга. — Мы живем в обществе «пока еще». Пока еще полиция, но уже — рабочие дружины. Пока еще есть хлеб, но уже за ним — очереди с утра. Пока еще есть какая-то власть, но уже ее как бы и нет. Пока то, пока се… Все стало призрачным, друг мой. Миражом и бутафорией все стало. Будто ушли актеры, не доиграв пьесы, а декорации остались, в зале — публика, а на сцене — пустота и вооруженные рабочие за кулисами.

Ольга Константиновна не была склонна к монологам. Поэтому слегка удивленный генерал сказал «Да-с» и ушел разыскивать папку по русско-японской войне в свой кабинет, до невозможности перегруженный книгами, папками и бумагами. Папки он так и не научился подписывать, полагаясь на свою память, но последнее время она порою почему-то отказывала, и тогда начинались шумные бессистемные поиски.

Николай Николаевич понимал, как нервничает супруга. Александр где-то в Смоленском госпитале, от Павлика ни слуху, ни духу, Татьяна озабочена только собой, а почта, как было упомянуто Ольгой Константиновной — «пока еще». И впрямь, до какого еще «пока», спрашивается? Свихнулась Россия, свихнулась, а она — сила темная и непредсказуемая. Она — не в Петрограде, не в Москве, не в старых барских усадьбах — она где-то живет вне. Вне городов, вне рабочих поселков, вне всего… А солдаты бегут с позиций, а господа офицеры ничего, в сущности, поделать не могут, а за хлебом — с утра очереди с записью на ладонях химическим карандашом. А оружия в стране — прорва, и в чьих руках окажется это оружие, тот и закажет танцы. То ли вальс с полонезом, то ли вприсядку под гармошку.

Вздыхал генерал. И папка с русско-японской войной порою ему уже казалась не очень-то нужной. Что исследовать, когда время исследований либо уже прошло, либо еще не наступило. А что наступило?.. Междометие. Время междометий. Одних междометий вместо существительных с глаголами.

Осторожно постучали в дверь. Так стучит дворецкий.

— Что тебе?

— Господин прапорщик Николаев.

— Отправь его в сад. Там Наталья с цветочками общается.

— Они вас спрашивают. Для совета.

— Какого совета?

— Мне не сказано. Вашего, наверно.

Вздохнул генерал. Опять какое-то междометие.

— Проси.

И вошел прапорщик Владимир Николаев. Худощавый, даже скорее — не откормленный, проступает юношеская худоба. Значит, из студентов, почему-то решил генерал.

Но доложил по всей строевой форме. «Ваше превосходительство…» и так далее.

— Присаживайтесь, прапорщик. Прошу.

Николаев сел. Аккуратно, на краешек кресла. Николай Николаевич с приятностью отметил хорошее воспитание.

— И что же вас привело ко мне, отставному генералу?

— Скорее всего — растерянность, ваше превосходительство — прапорщик неуверенно улыбнулся.

— Мое превосходительство зовут Николаем Николаевичем. Тем более, что мы знакомы.

— Благодарю вас, Николай Николаевич, а меня — Владимиром, — прапорщик вздохнул. — Ко мне с фронта прибыла делегация в составе унтер-офицера и двух старослужащих из моей роты. Привезли коллективное письмо.

— Личного характера?

— Не совсем, Николай Николаевич, — прапорщик достал письмо, протянул генералу.

— «Господин прапорщик, — забормотал генерал, читая письмо вслух. — Сим извещаем вас, что общее собрание роты в составе унтер-офицеров…». Таких-то… »…а также рядовых…» Таких-то… »избрало вас Председателем ротного Комитета, так как все господа офицеры дезертировали, и что нам делать, мы не знаем пред лицом злобного врага…».

— Дезертировали, а солдаты не знают, что им делать пред лицом злобного врага!.. — сердито проворчал генерал, возвращая письмо Николаеву. — Ну, и что же им делать пред лицом этого злобного?

— Керенский мира не заключал, Николай Николаевич. Так что войну следует продолжать.

— Да, войну следует продолжать, но как ее продолжать при дезертировавших офицерах? Как? Да еще при сплошном междометии? Нонсенс! Вы откуда? Из запаса?

— Да. Недоучившийся студент. Имею некоторый боевой опыт, награды. И буду воевать…

— Не-ет, — генерал потряс пальцем. — Вы не будете воевать в старом смысле этого слова. Вы будете исполнять волю какого-то там Комитета. Откуда комитеты, откуда? Где командование, штабы, планы, задачи, разработка операций? Я, знаете ли, документы по всей русско-японской войне утерял. Символично? Весьма. Весьма символично. И все, все решительно утеряли документы. Страна утерянных документов!.. Воюют несчастные юноши, которые не утратили чести. И это все! Все, что осталось от великой державы. Междометие! Междометие, но вас, юноша, это не касается. Вы — смелый человек, позвольте пожать вашу руку.

И торжественно, даже несколько картинно пожал руку растерянному прапорщику.

Пригласили к чаю. Генерал начал было что-то выспренно излагать о необходимости защиты родины в эпоху кошмарных междометий, в систему которых она угодила, когда вошла Наташа.

— Могильный венок флоры, — сказала она, водрузив посреди стола веник из увядающих листьев. — Красный цвет — знак ее гибели и торжества фауны. И клыкастая фауна уже готовится к своему торжеству. Здравствуйте, Владимир.

— Прапорщик на фронт уезжает, — вздохнула Ольга Константиновна. — Налить тебе чаю?

— Зачем? — резко спросила Наташа. — Зачем вы едете на фронт? Убивать? Быть убитым?.. Это — бессмыслица. Бессмыслица!.. Какая-то чудовищная нелепость!…

— Но ведь — война, мадемуазель, — смущенно сказал прапорщик. — Наша родина воюет с тевтонами…

— Тевтоны, славяне — какая средневековая чушь. Война несет смерть, а смерть — отрицание жизни. Как красный цвет для флоры. Посмотрите на эти листья — красивое удобрение, не правда ли? Красный цвет — заготовка удобрений, а удобрение щедро поставляет война.

— Война, к сожалению, не прекращена Временным Правительством, — генерал был слегка озадачен напором дочери. — И долг подданных государства Российского…

— Папа, папа, извини, но это все — багаж прошлого, сданный в камеру хранения не до востребования, а за ненадобностью. Нет больше Российской империи, нет, не существует ее! Отказались от нее владыки, политики, генералы, солдаты. И нашему гостю лучше исчезнуть на время, спрятаться хотя бы у нас, а когда хоть что-то изменится или хотя бы станет понятным…

— Но, мадемуазель Натали, я — офицер, а война продолжается, и я обязан своей честью…

— Междометие! — вдруг громко объявил генерал. — Кончилось существительное вместе с глаголами. Вякать теперь будем. Вякать да мычать, когда на бойню поведут!..

И все, сидящие за столом, растерянно примолкли.

13.

Анечка осторожно отводила свою группу к нарядной башне Веселуха,, когда в центре города уже слышались взрывы, суматошная стрельба, беготня, крики. Сейчас все внимание было отвлечено на противоположную от Большой Благовещенской сторону, и Аня не думала, что внимание перекинется на нее.

Поэтому ей удалось не только беспрепятственно выйти на берег, но и не терять время в извивах Чертова рва. Она переправила офицеров через Днепр под шум и выстрелы, указала им кратчайшую и безопасную дорогу к госпиталям, а сама открыто пошла к мосту.

Вскоре остановили окриком;

— Стой! Кто такая?

— Милосердная сестра.

— А тут чего?

— Стреляют, — кратко пояснила Аничка.

— Да то ж с госпиталя, — сказал второй. — Процедуры ставит. Давай, сестричка, давай отсюдова.

Анечка не стала спорить. Она сделала главное: отвлекла солдат запасного полка, выиграла время для офицеров, и ей самой надо было уходить.

Это выигранное время позволило Александру перебраться на северный берег Днепра. Едва спрыгнув на заваленный хламом песок, штабс-капитан сразу же постарался спрятаться в куче каких-то нетесаных досок. Требовалось оглядеться, понять шумы, сообразить, где оказался, а уж потом прокладывать наиболее укрытый путь к госпиталям и стоявшем на отшибе дому Анечки. Там отлежаться, пока не утихнут поиски, и во что бы то ни стало пробраться на юг.

Недвижимо лежа под полусгнившими досками, штабс-капитан Вересковский старался понять, где же он оказался. То, что он — на Покровке, было понятно, но как с этого захламленного пустого берега добраться до госпиталей, следовало тщательно продумать.

Итак, это — восточная часть Покровской горы. Кто здесь живет? Кто?.. Анечка что-то говорила, но — что? Что?.. Поляки? Нет, польские улицы — южнее Собора. Литовцы? Тоже нет, они в южном углу. Татары?.. Может быть, они оседали под Крепостью. Татары не станут вмешиваться, будут держаться нейтрально. Они не станут участвовать в чисто российских играх, их не касается ни отрицание прошлого, ни возникновение порочного круга неумолимой диалектики.