Место, где зимуют бабочки - Мэри Элис Монро

– Будь молодцом, ладно? – Маргарет крепко обняла Луз. – Мы же все равно едем вместе. Так что пока! До первой остановки!

Билли галантно распахнул перед ней переднюю дверцу. Из салона вырвалась громкая музыка – Моцарт, Маргарет узнала «Маленькую ночную серенаду».

– Прошу, – пригласил ее Билли, и процессия тронулась в путь.

Они благополучно пересекли Международный мост Фарр-Рейноса, остановившись лишь там, где надо было предъявить документы. Билли уверенно вел свой караван. Их встречало типичное скопление небольших приграничных городков с пыльными улочками, помпезными площадями и бесконечной вереницей крохотных магазинчиков и сувенирных лавок, торгующих всякой всячиной в расчете на проезжих туристов. На каждой остановке перед светофором машины тут же облепляли уличные лоточники, пытаясь впихнуть приезжим разнообразную дребедень под истошные крики: «Дешево, леди! Очень дешево!» Ну а детвора торговала вразнос на каждом углу жевательной резинкой. Но вот приграничная зона осталась позади и городские виды сменились длинной бесконечной полосой унылого пустынного пейзажа. Абсолютно голые пространства по обе стороны шоссе, и ничего более. Луз и Марипоса стойко плелись замыкающими. Они ехали молча, каждая блуждала в своих мыслях, но атмосфера в салоне не была напряженной. Словно что-то благодушное растворилось в воздухе и не бередило эмоций.

– Как ты познакомилась с Маргарет? – спросила вдруг Марипоса.

Так начался их диалог. И слово за слово Луз рассказала, как она безуспешно пыталась дозвониться до тети Марии сразу же после смерти бабушки, но так и не смогла. И это в итоге подвигло ее пуститься в поездку, чтобы отвезти прах бабушки на ее родину в Мексику. А потом у нее сломалась машина в Чикаго. Луз не обошла молчанием и то, как она познакомилась с Офелией, как успела поработать и кое-чему научиться, про то, как спасала Офелию от Энджела, как в Канзасе у Офелии родилась дочь и как она взяла с собой в дорогу Маргарет, которая работает в Гидден-Пондс. Рассказала она и о том, как случайно познакомилась с Билли и как в конце концов отыскался номер телефона тети Марии в старой бабушкиной записной книжке…

– Знаешь, – проронила она задумчиво, – всю дорогу я чувствую присутствие бабушки в этой машине. Хочешь – верь, хочешь – не верь.

– Почему не верю? – спокойно откликнулась Марипоса. – Очень даже верю. Я и сама ее чувствую…

– Правда?

– А как ты думала? Мама здесь, с нами.

– После смерти бабушки я места себе не находила. Не знала, что мне делать, как я стану жить без нее. Мне было так одиноко… Я молилась, просила ее дать мне какой-то знак, что она все еще со мной. И представь, в одно прекрасное утро я обнаружила в ее рабочей комнате только-только появившуюся на свет бабочку-данаиду. Это было так неожиданно! Ведь уже осень. Да и после похорон я совсем забросила ухаживать за куколками. Но бабочка все же родилась! А самое удивительное, что, когда я понесла ее в сад, чтобы отпустить на волю, бабочка не сразу от меня улетела. Она ненадолго осталась со мной, летала за мной по саду, будто хотела выказать какие-то особые знаки внимания. И знаешь, в тот момент я решила, и продолжаю так считать до сих пор, что это бабушка явилась ко мне в облике бабочки. Ведь я молила ее, чтобы она подала мне хоть какой-нибудь знак! Вот она и подала! С того дня я как очнулась для жизни. Горе никуда не ушло, но я могла уже с ним жить…

Марипоса молчала.

– Думаешь, глупо все, что я тут наговорила тебе, да?

– Вовсе нет, – с жаром возразила ей Марипоса. – Мне многие рассказывали что-то похожее. Уходит из жизни человек, которого сильно любили, а потом в доме неожиданно появляется бабочка. Или просто бабочка садится на плечо человеку как раз в тот момент, когда он тоскует или у него душевный упадок… И знаешь… я прочитала – не помню где. Оказывается, в концлагере Майданека на стенах детских бараков были рисунки… Дети рисовали бабочек. Камешками или ноготками процарапывали штукатурку на стенах… Ты только представь эти пальчики, эти маленькие ноготки! В шаге от смерти дети рисуют бабочек, жизнь…

Луз внезапно расплакалась, вцепившись руками в руль и не выпуская из виду дорогу перед собой. Марипоса тоже провела по щеке ладонью.

– Прости. Не стоило мне об этом…

– Но это было, – всхлипнула Луз.

– Да, это было… И эти рисунки были маленькой радостью, пока дети их рисовали, а потом смотрели на них… А может быть – и большой… Я верю, что между людьми и бабочками есть какая-то связь. Иначе откуда бы взяться всем этим мифам? И ведь им тысячи лет! А все неизменно. Я вот молюсь богам, когда отпускаю на волю бабочку…

Луз улыбнулась сквозь слезы:

– Бабочка – это знак. А я верю знакам.

– Пока еще никто не разгадал тайну данаид. Кто знает, каким таким знакам они подчиняются, когда летят в Мексику зимовать? А с тобой все понятно. Для тебя знаком стала твоя бабушка.

– Ну хоть что-то есть постоянное в нашей поездке, так сказать, незыблемая константа, а не как в «Кентерберийских рассказах» – чехарда из разных историй паломников, путешествующих к мощам… А для тебя что-то есть постоянное? – Луз на миг повернулась к матери и поймала ее взгляд.

– Для меня… Я просто следую за тобой, – ответила Марипоса.

Ближе к вечеру Марипоса сменила Луз за рулем. Луз откинулась на спинку сиденья, давая возможность голове и плечам отдохнуть. Мерный гул мотора, похожий на сердцебиение, убаюкивал своим ритмом. Мягко шуршали шины по полотну асфальта.

Она взглянула на темный силуэт Марипосы. Волосы аккуратно собраны на затылке, никаких следов косметики на загорелом лице. Правда, слева, на уровне рта, небольшой шрам. Когда она улыбается, шрам переходит в улыбку и сливается с ней. Кто же она, ее мать? – в сотый раз задалась Луз вопросом. Всю свою жизнь она прожила с мыслью о другом образе своей матери. А сейчас в машине рядом с ней сидит незнакомка, совершенно чужой ей человек. Интересно, как сложилась бы ее жизнь, если бы Марипоса не сбежала из дома? Как складывались бы их взаимоотношения? Ладили бы они? Или как Мария с бабушкой – любили бы друг друга горячо и нежно, а ужиться бы вместе так и не смогли?

Марипоса почувствовала взгляд дочери. Улыбнулась и спросила:

– Устала?

– Очень, – честно призналась Луз.

– Надеюсь, он наконец причалит к мотелю, наш доблестный капитан, – пробормотала Марипоса вполголоса. В ее тоне звучало недоверие к взявшему на себя роль гида Билли. – Любой тебе скажет, ехать по Мексике ночью – безумие. Если не самоубийство. О! Я таких историй могу тебе рассказать на сей счет.

Луз не ответила и стала молча смотреть на дорогу. Интересно, какие такие истории могла бы рассказать ей ее мать? И много ли в них будет правды? Ну, с бабушкой все ясно! Она-то придумывала все для ее же, Луз, блага… А что такое, собственно, благо – правда или придумка? А «вымысел во спасение»? Она нашла верное определение – для бабушки все было именно так… И никто не вправе осуждать Эсперансу Авила за ту неправду, которой она – спасала… И, завершив очередной круг размышлений на эту тему, Луз слегка задремала, не теряя ощущения связи с происходящим.

На следующее утро они выехали рано, сразу же после завтрака в скромном придорожном отеле. Их потчевали чилакилес с курицей под зеленым соусом сальса, кукурузными лепешками плюс еще яйца, зелень, фасоль, сыр. Ветер гнал тучи по синему небу, но ничто не предвещало дождя, а потому было решено, что надо ехать весь день, пока не стемнеет. Как только перевалили через горный хребет Сьерра-Мадре, Луз снова села за руль. Себе самой она сейчас напоминала кого-то из пионеров, двинувшихся на освоение Дикого Запада. Она так явственно представляла себе, как эти люди понукают взмыленных лошадей тащить повозки вперед! Вот и она выжимает из бедняги El Toro все возможное и невозможное, терзая коробку передач и налегая на руль. Визжат тормоза на поворотах, а она подхлестывает старикашку не сдаваться и катить колеса вперед. Кажется, уже благополучно миновали подъем и спуск, но тут старенький «Фольксваген» вдруг неожиданно стал терять скорость. И мотор затарахтел на подозрительно низких тонах, можно сказать, на последнем дыхании.

– Ну же, Бычок! Ты же не бычок, ты самый настоящий взрослый бык. Давай, работай! – кричала Луз и поощрительно ерзала на сиденье, пытаясь помочь ослабевшей машине.

Марипоса рассмеялась, слушая эти увещевания, но тоже присоединилась к дочери. И они заладили, перекрикивая друг друга:

– Вперед! Вперед! Вперед!

Луз отдавала себе отчет, что бедному Билли в его внедорожнике было сейчас не до смеха. Он довольно далеко оторвался от них. Время от времени он останавливался, поджидая, пока они дотащатся до условного места. Будь Луз склонна к азарту, она могла бы поспорить на что угодно, что в глубине души Билли уже не раз и не два проклял тот день и тот час, когда по глупости предложил им свою помощь.