Привет, красавица - Наполитано Энн

Кент открыл дверь в дом Цецилии, и они вошли. Там была только Цецилия, и Уильям, чувства которого были обострены, понял, что все эти ухищрения намеренные. Короткая пауза, чтобы он собрался с духом. Цецилия сказала, что Роза уже летит в Чикаго, будет во второй половине дня. Алиса и Джулия в соседнем доме вместе с Эмелин, Иззи и Джози.

Уильям кивнул, потому что не мог сказать: «Нет, спасибо» — и уйти. Сильвия этого не одобрила бы. Следом за Цецилией и друзьями он вышел через заднюю дверь, пересек двор и вошел в дом Эмелин. Там пахло кофе и детской присыпкой. Они стояли в коридоре, увешанном картинами Цецилии, когда раздался звонок в дверь, и все тут же пришли в движение. Кто-то скрылся в гостиной, кто-то на кухне. Заплакал ребенок, Эмелин, открыв дверь, стала рыться в кошельке, чтобы расплатиться с подростком, державшим большой бумажный пакет с логотипом «Бейглы». Краем глаза Уильям заметил очень высокую светловолосую девушку в углу гостиной, а в другом конце комнаты — бывшую жену. Он обнаружил, что направляется к Джулии — скорее всего, потому что знал, что сказать той, у кого была своя небольшая роль в его горе.

— Мы можем поговорить? — сказал он.

Джулия, казалось, удивилась, но кивнула, и они направились на кухню. Было странно находиться так близко к Джулии. Он не видел ее двадцать пять лет, и Джулия, хоть вполне узнаваемая, была все же не той женщиной, на которой он когда-то женился. Изменилось ли ее лицо? Не ожесточилось — скорее, затвердело. Он знал ее лишь нежно юной. Кудри были по-прежнему самыми пышными в семье, но уже не выглядели буйными, даже рассыпавшиеся по плечам. Уильям сознавал, что разглядывает бывшую жену еще и потому, что пока не готов взглянуть на дочь. Сильвия покинула его жизнь, в которую, едва не столкнувшись с ней, вошла Алиса.

— Почему ты не приехала? — спросил Уильям. — Я же сказал, что ты ей нужна.

— Я приезжала. Мы виделись дважды.

Уильям пытался вникнуть в услышанное. Сильвия и Джулия встречались? В груди что-то сжалось и тут же исчезло. Уильям опустился на стул. Ломило глаза. Он не чуял приближения конца, но ведь и вообще ничего не предчувствовал. Знал, что жена умирает, однако не верил в ее смерть.

— Воды? — спросила Джулия.

Уильям ощутил стакан в руке. Каким-то образом понял, что все смотрят на него. Разговор получился отнюдь не личным. Все в этой комнате, кроме, возможно, Алисы, подавлены, скованы горем. Они не в силах изображать беседу. Они могли только прислушиваться, надеясь, что он сдюжит, и тогда, может быть, все наладится.

— Она не хотела, чтобы кто-нибудь знал о наших встречах, — сказала Джулия. — Конечно, позже она бы тебе рассказала, но ее словно забавляло, что мы видимся тайком. Мы даже ходили в кино. Оба раза я прилетала всего на несколько часов. Эмелин и Цецилия тоже узнали только сегодня.

Когда-то давно Уильям сделал запись: Лучше бы это случилось не с ней, а со мной. Тогда он имел в виду сестру, но теперь охотно умер бы, если б это вернуло к жизни Сильвию. Ком в горле не давал вдохнуть. Если бы двадцать пять лет назад он сумел покончить с собой, сейчас Сильвия была бы здесь, живая. Либо они вместе были бы там, где она сейчас. Хотелось снова сложить ладони и прижать свою любовь к жене, ее любовь — к себе.

Но это невозможно. Слишком поздно. Несколько недель назад он раскрыл ладони и отпустил любовь на волю. Три сестры его жены здесь, рядом с ним. Вот они — опечаленные, слегка растрепанные. Сильвия встречалась с Джулией. Сестры помирились, они любили друг друга не только в прошлом, но и в последние дни Сильвии. Они исправили то, что разбилось, а это означает, что его жена вновь обрела целостность. Сильвия получила то, что ей было так нужно, и он сможет сделать еще один вдох.

Алиса

Ноябрь 2008

В доме теток Алиса чувствовала себя неуклюжим астронавтом, который в скафандре высадился на планете с неведомой атмосферой и непознанным рельефом местности и должен следить за каждым своим движением. Ее нормальная спокойная жизнь оказалась перечеркнута, и она понятия не имела, как себя вести, что думать и что говорить. Тетушки то и дело обнимали ее. Эмелин и Цецилия были похожи и не похожи на ее мать. Эмелин точно так же целовала ее в щеку, а голос Цецилии был почти один в один с голосом Джулии. Иззи так радовалась, что было ясно — она всю жизнь ждала кузину. Она говорила и говорила, и Алиса подумала, что, видимо, так Иззи пытается заглушить грусть. Она рассказывала семейные истории и строила планы на будущее, частью которых была и Алиса. Тетушки тоже держались так, словно ее приезд был неизбежен, словно она отлучилась по делам, ужасно задержалась, но вот наконец-то вернулась домой. Спать ее положили в комнате Иззи, где стояли две кровати.

— После того, что случилось, мы не должны оставаться одни, — сказала Иззи.

«Что случилось?» — чуть было не спросила Алиса, ей хотелось услышать ответ в виде перечня, который она могла бы хорошенько обдумать. Она приехала в Чикаго ради встречи с отцом, и в тот же день умерла его жена. Джулия и Роза еще были в пути, и она оказалась в окружении убитых горем людей, с которыми только что познакомилась. Кровати ее и кузины стояли бок о бок, как и два дома, почти все обитатели которых доводились ей родственниками. Пребывание в доме Эмелин маленького ребенка — судя по всему, временное — было еще одной странной загадкой. Иногда малыш заходился плачем, и Алисе хотелось сделать то же самое. Уединиться удавалось только в ванной. И каждый раз, когда Алиса входила в гостиную, все ей страшно радовались, даже если она и отсутствовала несколько минут.

Утром она проснулась раньше всех и прошлась по дому. Ей хотелось посмотреть картины Цецилии, которые были повсюду. Стены всех коридоров от пола до потолка были увешаны маленькими, не больше шести дюймов, женскими портретами. Алиса задержалась перед изображением Джулии в подростковом возрасте. Просто не верилось, что когда-то мать была столь юной и с таким открытым лицом, как на картине. Здесь же висел портрет свирепого вида старухи, уже знакомый по фотографиям панно на чикагских зданиях. Иззи успела объяснить, что это святая Клара Ассизская, весьма чтимая сестрами Падавано. «Настоящая мегера, правда?» — сказала Иззи.

Роза на портрете была молодой красавицей с гладко зачесанными черными волосами. Сурового вида прабабушку, которую никто, кроме Розы, не видел, Цецилия написала по единственной фотографии родителей Розы. Галерея женских портретов вкупе с изображением святой как бы выражала силу и слабости семьи Падавано. Иззи также сказала, что рыжеволосая девочка — это сестра Уильяма, умершая маленькой. «Еще одна моя тетушка», — подумала Алиса, решив, что иметь в родственницах покойную трехлетнюю малышку ничуть не страннее всего прочего. Единственным мужчиной на стене был дедушка Чарли, которого, похоже, любили все поголовно. Роза и Джулия только о нем и рассказывали когда-то давно маленькой Алисе. На портрете Чарли сидел в кресле, лицо его озаряла улыбка. В живописное собрание входили также портреты Иззи и Алисы, индивидуальные и парные. Алису тронуло, что почти на каждой стене были ее изображения в разном возрасте. Она жила в этом доме еще до того, как узнала о его существовании. Наверное, этим и объяснялись простота и радушие, с которыми ее здесь встретили: для тетушек и кузины она была своей, — той, о ком не знала, скорее, она сама.

Когда приехала Джулия, они с Алисой обнялись, но потом сохраняли дистанцию. Алиса была не готова к общению и порадовалось, что мать не пытается с ней поговорить. Кроме того, вокруг было много людей, которым требовалось их внимание, — то и дело кто-нибудь из них, заметив безутешную сестру, тетушку, племянницу, кузину, подыскивал слова, уместные в столь горестной ситуации. «Я здесь не ради тебя, — мысленно говорила Алиса матери, — а ради него. Ты поставила передо мной вопросы, и мне нужны ответы».

Она без конца поглядывала на входную дверь, зная, что скоро появится отец. Алиса хотела подготовиться к этому, быть максимально собранной. Она надеялась, что сумеет выглядеть независимой и даже равнодушной, всем своим видом будто говоря: «Жила без тебя раньше, проживу и сейчас». Но отец вошел черным ходом, одновременно позвонили в парадную дверь и заголосил ребенок на руках у Джози. Казалось, из комнаты выкачали воздух, Алиса не могла вдохнуть, у нее зашумело в голове. «Не смотри на меня», — послала она мысленную просьбу, и Уильям, к счастью, ее исполнил, дав возможность себя рассмотреть. Его сопровождали высоченные мужчины, очень мрачные. Он отнюдь не выглядел законченным мерзавцем, который ненавидит детей и потому легко бросил собственного ребенка. Лицо его, в котором Алиса узнавала свои черты, узнавала свои глаза, выражало безграничную печаль. Глядя в зеркало, она уже давно подозревала, что в нем отражается ее отец.