Лучше умереть! - Ксавье Монтепен

А Соливо тем временем думал вот о чем:

«Здорово же мне повезло! Если бы не удача, я оказался бы сейчас в весьма неприятном положении. Ведь эта плутовка обо всем догадалась и наверняка не отказала бы себе в удовольствии устроить мне шантаж на полную катушку! К счастью, мне теперь есть чем заставить ее попридержать язык».

Жак Гаро с нетерпением ожидал возвращения Овида. Он прекрасно понимал, что тот может столкнуться с какими угодно неожиданностями. Поэтому, когда утром, в Курбвуа, ему сообщили, что пришел Соливо, его охватило глубочайшее волнение. Он приказал немедленно впустить посетителя — на заводе все считали, что это не то английский, не то американский инженер. Как только они остались наедине, Жак Гаро с нетерпением спросил:

— Дело провалилось?

— Дело в шляпе…

— Ты отыскал дочь Жанны Фортье?

— Да.

— И ее действительно отдали в приют?

— Да… Причем в парижский!

— Значит, соперница моей дочери и в самом деле — Люси Фортье?

— Минуточку, ты слишком торопишься… Нам еще предстоит узнать, является ли наша Люси дочерью Жанны Фортье.

— Но то поразительное сходство…

— Пока это лишь предположение, а не доказательство. Я привез документ, содержащий в себе подробное описание всех деталей относительно помещения девочки в приют, так что теперь я вправе пойти туда, навести все необходимые справки и узнать, действительно ли ребенок, фигурирующий в приютских списках под номером 9, тот, что нужен нам.

— Объясни-ка поподробнее.

Овид извлек из бумажника подлинник документа, полученный в мэрии Жуаньи, и протянул Полю Арману. Тот внимательно прочел его и воскликнул:

— Но как, черт возьми, тебе удалось получить эту бумагу?

Дижонец рассказал.

— Потрясающая дерзость! — прошептал миллионер. — И что ты собираешься делать теперь?

— Теперь я прямиком пойду в приют и потребую все сведения относительно ребенка, поступившего 6 апреля 1862 года, и узнаю, где этот ребенок теперь.

— Когда мы снова встретимся?

— Сегодня вечером, в пять, у меня дома, если тебе удобно.

— Я приду.

— Когда Люсьен Лабру должен вернуться в Париж?

— Дня через три-четыре.

— У тебя уже будет в руках все необходимое.

— Надеюсь… — сказал Поль Арман, потирая руки; на лице его появилось цинично-торжествующее выражение. — Увидимся вечером!

Овид с присущей ему решимостью отправился на бульвар д'Анфэр и, войдя в здание приюта, прошел прямиком в кабинет директора.

— Сударь, — сказал он, — я пришел узнать о судьбе одной девочки, помещенной в ваше заведение двадцать один год назад.

Достав из бумажника документ, он добавил:

— Мне нужно навести справки о ребенке, поступившем сюда 6 апреля 1862 года, как это следует из официального заявления, — вот, извольте прочесть.

— Не имею ни малейшего возражения. Вы непременно узнаете, что стало с интересующим вас ребенком. Не исключено, что его уже нет в живых. Но, как бы там ни было, вы получите вполне определенный ответ.

Директор решительно и быстро написал что-то на листке бумаги. Потом, протянув листок рассыльному, сказал:

— Передайте это заведующему архивом, подождите там и принесите ответ.

Через несколько минут рассыльный принес толстую книгу. Директор принялся листать ее в поисках даты, указанной в заявлении. Найдя ее, произнес:

— Вот, сударь. Девочка, поступившая в приют 6 апреля 1862 года, фигурирует у нас под номером 9.

Овид сумел скрыть охватившую его радость. Значит, Жаку Гаро вовсе не померещилось: Люси, мастерица госпожи Огюстин, Люси, соперница Мэри Арман, Люси, невеста Люсьена Лабру, и в самом деле дочь Жанны Фортье. Главное он уже знал, остальное его уже не интересовало.

В пять, когда Поль Арман явился к Овиду на улицу Клиши, тот сообщил ему эту новость.

— Ну наконец-то! — воскликнул миллионер. — Посмотрим теперь, не отпадет ли у Люсьена желание жениться на этой девчонке.

Мэри становилось все хуже. Она держалась на ногах лишь благодаря постоянному нервному напряжению. Она ходила по комнатам, куда-то выезжала, возвращалась, но это уже была лишь тень прежней Мэри.

Поль Арман хоть и был отпетым негодяем, но в отношении дочери питал те же чувства, что и всякий порядочный человек, и несказанно страдал, глядя, как чахнет его дитя. Но при этом ни на минуту не терял уверенности, что брак с Люсьеном спасет ей жизнь. До возвращения Люсьена оставалось каких-то два дня. Поль Арман, имея добытую Овидом официальную справку, ждал теперь без всякой нервозности.

А на набережной Бурбонов, в комнатке на седьмом этаже, был настоящий праздник. Люси получила телеграмму, что жених ее приезжает завтра вечером. Рана уже почти не мучила ее, а от радости девушка и вовсе о ней забыла. Мамаша Лизон радовалась ничуть не меньше и старательно помогала Люси готовить торжественную встречу.

Наконец долгожданный день настал. Люсьену даже удалось уехать из Бельгарда на полдня раньше, чем он рассчитывал. Прямо с вокзала он поспешил на набережную Бурбонов.

Со слезами радости на глазах жених с невестой в порыве нежности упали в объятия друг друга; потом Люсьен дружески расцеловал мамашу Лизон. В глазах этой достойнейшей особы тоже стояли слезы. Она чувствовала себя почти так, как если бы нашла своего сына.

— И подумать только, мамаша Лизон: если бы не вы, я бы мог не застать ее в живых! — воскликнул Люсьен, сжимая руки Жанны Фортье. — Ах! Да вы просто наш ангел-хранитель! И мы теперь ни за что с вами не расстанемся. Никогда и ни за что!

Молодой человек потребовал, чтобы они во всех подробностях рассказали ему о событиях той страшной ночи, когда его бедная Люси едва не лишилась жизни.

— И негодяя так до сих пор и не нашли? — вдруг спросил он.

— Нет… — ответила Люси.

— Странно!

— Почему же? Было бы куда более странно, если бы его нашли! Какой-то бродяга из банды грабителей, их сейчас столько развелось в пригородах… Но не будем больше об этом… я уже выздоровела… и все кончилось… Только теперь уж, выходя по вечерам из дома, я буду куда осторожнее.

— Люси права, — поддержала девушку мамаша Лизон. — Она уже здорова, рана зажила, а это главное; не будем больше об этом. Надеюсь, вы не станете возражать?

— Ну конечно же, нет.

— Вот и хорошо, тогда прошу к столу! Ужин готов.

Все трое уселись за маленький, с любовью накрытый столик, и вечер пролетел даже слишком быстро.

На следующий день Люсьен ранним утром отправился в Курбвуа. Поля Армана на заводе еще не было. Он появился лишь около восьми. Едва он успел сесть за стол в своем кабинете, как явился Люсьен — отчитаться о поездке. Миллионер встретил его на редкость сердечно.

— Счастлив видеть вас, мальчик мой, — сказал он, — тем более что мне есть с чем вас поздравить… Наши бельгардские клиенты чрезвычайно лестно отзываются о вас; похоже, вы с ними превосходно сумели поладить.

— Общаться с этими господами — одно удовольствие. Они приняли меня очень радушно.

— Вы вернулись этой ночью?

— Вчера вечером.

— Наверное, вы там здорово скучали?

— Случалось… — ответил Люсьен, вспомнив, как он тосковал по невесте.

На этом Поль Арман прекратил свои расспросы. Теперь ему следовало сделать вид, будто больше всего на свете его волнуют проблемы исключительно делового характера. И разговор перешел на привезенные Люсьеном проекты; им предстояла работа над новой партией машин для Бельгарда.

«Он ничего не говорит о дочери…» — подумал миллионер.

И едва эта мысль мелькнула у него в голове, как Люсьен произнес:

— Я забыл спросить у вас, сударь, как чувствует себя госпожа Мэри…

— Все это время ей было очень плохо, да и сейчас не лучше.

— И это очень серьезно?

— Достаточно серьезно для того, чтобы внушать опасения. Когда вы увидите ее, сможете своими глазами убедиться, насколько мои опасения небеспочвенны и насколько я прав, желая любой ценой дать ей хоть немного счастья — ведь только оно может спасти ее. Я сказал Мэри, что вы приезжаете, и сегодня утром она в первую очередь вспомнила о вас. Дочь хочет отметить ваше возвращение. Она ждет вас сегодня к ужину и заранее радуется, что мы будем вот так, втроем, сидеть за столом… Настоящий семейный праздник…

— Но, сударь… — пробормотал молодой человек.

— О! Никаких извинений: отклонить приглашение моей дочери вы не сможете ни под каким предлогом. Вам и не придумать лучшего способа выразить ей свою симпатию, как принять это приглашение. А от себя могу добавить, что ваш отказ меня очень обидит. Ведь речь идет не о каком-то деловом визите, а о маленьком торжестве сугубо личного характера.

И Люсьен, которому затея девушки была совсем не по душе, понял, что не сможет ранить ее своим отказом.

— Согласен, сударь, — сказал он, — и счастлив представившейся мне возможности засвидетельствовать свое почтение вашей дочери.