Лучше умереть! - Ксавье Монтепен

— Значит, теперь они ищут хорошо одетого господина?

— Да.

— А с чего вдруг человеку, явно не принадлежащему к тому отребью, что шастает ночью по дорогам, вздумалось нападать на девушку?

— Ну говорю же я вам: из мести или ненависти.

— Тогда госпожа Люси должна быть знакома с ним.

— Она утверждает, что понятия не имеет, кто он. Но она ведь воображала и вечно строит из себя недотрогу, а я прекрасно помню один случай, когда некий мужчина ее разыскивал, и очень даже настойчиво.

— Что за случай, голубушка моя?

— Однажды к нам в мастерскую явился порученец.

Овид ощутил, как по коже у него пробежал холодок.

— Вот как! Порученец! — пробормотал он для приличия.

— Да… И искал он Люси… Чтобы передать ей письмо…

— Ну а что же в этом особенного? Порученец просто принес письмо и хотел его отдать…

— Поскольку Люси в мастерской не было, он спросил ее адрес.

— Вполне естественно… должен же он был выполнить свое поручение! Какая тут может быть связь с преступлением?

— А такая, что этой ломаке писал письма какой-то мужчина; значит, он был с ней знаком, а она теперь твердит, что знать никого не знает.

— Весьма логичное умозаключение. Но что же вы не едите, голубушка? Все говорите и говорите… а про тарелку свою совсем забыли.

— Я думала, вам это интересно, — сказала девушка, пристально глядя ему прямо в глаза.

Овид нисколько не дрогнул под ее взглядом.

— Интересно, конечно же, но стоит ли уделять столько внимания этому случаю? В жизни мне не раз доводилось сталкиваться с вещами куда более странными.

— Ну и не будем больше об этом, — сказала Аманда, — поговорим лучше о вас. Чем вы занимались в разъездах?

— Собирал всякие бумажки, — со смешком ответил Овид, — и они стоили мне немалых денег… Автографы, знаете ли!

— Каких-нибудь умерших знаменитостей?

— Да нет, вполне живых людей.

— Но знаменитых?

— Нисколько, самых что ни на есть заурядных.

— И где же вы предавались столь необычному занятию?

— В Жуаньи.

Овид, в свою очередь, пристально посмотрел на Аманду и заметил, как она вздрогнула. Ее румяное лицо побледнело. Однако девушка довольно быстро сумела напустить на себя безразличный вид.

— А! Значит, вы ездили в Жуаньи? Красивые там места?

— Очень, — ответил Овид, улыбнувшись. — Город уступами спускается к прозрачным водам Ионы. Один из самых живописных в стране городков, но ходить по нему тяжеловато. Там мне довелось встретиться с разными людьми.

— С родственниками? Друзьями?

— Нет, с совершенно чужими людьми, которые там живут.

Обычная самоуверенность вдруг покинула Аманду: ей стало как-то не по себе. Странный, почти насмешливый тон собеседника вселял в нее беспокойство. Соливо, неспешно отпив глоток обожаемого им кортона, продолжал:

— В Жуаньи автографы буквально сами к тебе в руки плывут. Я заранее навел справки и знал, что кое-что там найду, но никак не рассчитывал получить нечто сверх того, причем весьма и весьма любопытное.

Аманде стало совсем не по себе.

— Может быть, я надоел вам со своими автографами? с самым невинным видом поинтересовался лже-барон.

— Нет, что вы… совсем наоборот…

— Тогда продолжу. Я нашел там, к примеру, два чрезвычайно интересных документа, подписанных неким Раулем Дюшмэном… как видите, никому не известное имя.

Аманда почувствовала, что силы вот-вот покинут ее. Однако попыталась скрыть охватившее ее смятение и переспросила:

— Неким Дюшмэном?

— Это один из служащих тамошней мэрии; молодой, довольно симпатичный парень, которого в силу счастливой случайности мне удалось спасти: ему грозило угодить под суд за подделку документов.

Мертвенно-бледное лицо Аманды вдруг стало красным.

— Судя по тому, что вы только что говорили, — доливая себе вина, поинтересовался Овид, — вам никогда не доводилось бывать в Жуаньи, не так ли?

— Никогда!

— Вы в этом уверены?

— То есть как это? — запинаясь, пролепетала пример-щица госпожи Огюстин. — Вы, похоже, не верите мне? Почему вы задаете столь странные вопросы?

— Почему? О Господи! Это же так просто! Потому что за тысячу пятьдесят франков я купил у некоей госпожи Дельон, модистки, документ с подписью Аманда Регами. Только и всего…

— Арнольд! Арнольд! — в смятении вскричала дрожащая девушка. — Вы все знаете! Эта женщина рассказала вам все…

— Разумеется; она, как видите, рассказала мне все. Но почему вы так дрожите? Что вас пугает? Разве я вам не друг? Госпожа Дельон получила свои тысячу пятьдесят франков, документ с вашим автографом у меня, и вам теперь незачем — ну абсолютно незачем — опасаться последствий… собственного легкомыслия.

— Ах! На меня тогда просто что-то нашло, какое-то помрачение рассудка!

— Охотно верю, ибо по натуре вы честны и порядочны, — с невозмутимым видом заметил лже-барон.

— Так, значит, дорогой друг, — воскликнула Аманда, в высшей степени мастерски изобразив на лице любовь и признательность, — вы не презираете меня?

— Нисколько! Человеческая природа несовершенна, черт возьми! Только, голубушка, выслушайте-ка мой совет и впредь постарайтесь следовать ему! Никогда больше не пишите подобных бумаг! Это глупо и опасно! Окажись сей документ у кого-то другого, вы поплатились бы своей свободой.

— А вы что с ним сделали?

— Сначала положил к себе в бумажник, а потом — в ящик стола, а ящик запер на ключ. Так что не беспокойтесь: он теперь в надежном месте.

— Но вы отдадите мне его?

— Ничего подобного, голубушка моя, я вовсе не намерен с ним расставаться.

По телу Аманды пробежала дрожь.

— Зачем он вам?

— Мания коллекционирования. Такого рода документы — моя страсть.

— О! Хватит шутить! К чему вам эта бумажка? Отдайте ее мне!

— Нет, она очень даже может мне пригодиться.

— Значит, вы собираетесь ее как-то использовать против меня?

— Ах! Вы прекрасно знаете, что я на это не способен!

— Ну в конце-то концов! Что вы там задумали? Для чего-то ведь она вам понадобилась?

— Цель я преследую очень простую, причем довольно пикантного свойства. Я хочу как-то привязать вас к себе. В отношении вас я питаю весьма горячие чувства. Вы, похоже, отвечаете мне взаимностью; но, имея уже горький опыт, я привык не слишком-то доверять женщинам, особенно если они молоды и хороши собой…

— То есть, я теперь полностью в вашей власти!

— Господи, ну конечно же; но власть моя вряд ли так уж вас обременит, она принесет лишь массу радостей — если, конечно, и мне при этом не на что будет пожаловаться.

Аманда поняла, что теперь она на крючке и отныне придется делать хорошую мину при плохой игре.

— Но как вы узнали о том, что произошло со мной в Жуаньи? — спросила она.

— Случай — великое дело! Уверяю вас, я вовсе не собирался наводить там какие-то справки на ваш счет.

— Точно так же, как преступник, покупая нож на набережной Бурбонов, вовсе не собирался резать им Люси, — сказала девушка, пристально глядя на Овида.

Тот ощутил вдруг острое желание сию же секунду задушить госпожу Аманду; однако сдержался и спокойно произнес:

— На мой взгляд, не слишком удачное сравнение; однако, если представить себе, что преступник, пытавшийся убить госпожу Люси, допустил какой-то промах, а кто-то, возможно, решил этим воспользоваться, дабы скомпрометировать его, он, естественно, из предосторожности изыщет хитроумный способ защититься от шантажиста. Ну, хватит! Мы ведь по-прежнему друзья, правда? Останемся добрыми друзьями, и все будет хорошо. А не пойти ли нам сегодня в театр?

— Я бы предпочла отправиться домой. Я очень устала.

— Ну и хорошо. Я тоже несколько утомлен. Сейчас отвезу вас домой, а потом поеду к себе.

— Вы никогда не говорили мне, где вы живете, друг мой… Я ведь так и не знаю вашего адреса…

— А к чему вам его знать?

— Может получиться так, что мне необходимо будет срочно написать вам.

— А вот этого делать не следует. Я женат, отец семейства, и очень дорожу миром в семье. Так что в данном случае ваше незнание гарантирует мне скромность с вашей стороны.

Настаивать Аманда не стала, но про себя решила: «Темни сколько угодно, голубчик мой! Все равно я все узнаю!»

Аманда вернулась к себе; пребывала она в состоянии крайнего возбуждения, что вполне объяснимо.

«Ну вот, — размышляла она, в гневе притопывая ногой, — по воле случая этот человек оказался в Жуаньи, и случай этот для меня оказался несчастным, ибо он узнал все о моем прошлом! Он выкупил проклятую бумагу, и теперь я связана по рукам и ногам! Зачем ему это? Наверное, почувствовал, что я обо всем догадалась. Ну конечно же — именно он и был тем приличного вида господином, что купил нож на набережной Бурбонов! Он — тот самый преступник, что выследил и напал на нее! Голову даю на отсечение — он! Только вот доказательств у меня маловато… Да и будь они у меня, что бы я с ними стала делать? Впрочем, есть две вещи, которые я непременно хочу знать: где он живет и зачем ему понадобилось убивать Люси…»