Черный пепел на снегу - Яна Анатольевна Спасибко

ещё капель, предвестницу настоящего тепла, когда хочется снять с себя опостылевшую верхнюю одежду и кожей впитывать ласкающие солнечные лучи, пока их не разогнал ещё по-весеннему свежий ветер.

Богданка, заметив свою наставницу однажды в таком состоянии, только посмеялась, сказав, что уже к началу лета Агне будет скучать по колюче-холодному ветру, на что ведьма только улыбнулась, пытаясь себе это представить. В её суровом краю даже в самую жаркую пору между скал зло свистел холодный ветер, пригнанный со стороны северного моря.

Къелл ходил мимо скамьи, по просьбе Аркадии жарко растапливая баню. Лесная ведьма почти никогда и ни о чём их не просила, поэтому норд удивился её обращению, но в помощи не отказал. Он был благодарен старой ведьме за Богданку, за Агне, которая иногда хоть и скрипела по ночам зубами от тоски, но её жизни больше ничего не угрожало. Помогая ей, он чувствовал свою причастность к общему делу, что бывалому воину, который привык действовать в команде, было особенно важно.

Он понимал, что Яга, привыкшая вести одиночный образ жизни, вполне могла и самостоятельно справиться со своим хозяйством, но тем не менее она попросила Агне и Къелла прийти и помочь ей, намекнув, что намечается очень важное событие.

Агне вместе с Богданкой была пристроена к кухне, где девочка помогала своей наставнице осваивать новые блюда. В то время, как сама Аркадия занималась подготовкой к какому-то ритуалу, который, к слову, должен был проходить в бане, где каменная печь уже исходила жаром.

Къелл, каждый раз, стоило ему зайти туда, истекал потом и блаженно вдыхал, стоило ему оказаться за пределами царства огня и пара.

Небо уже окончательно стемнело, когда на поляну наконец вышел дряхлый старик. Къелл лишь оценил, что у гостя нет при себе никакого оружия, и потерял к нему интерес, продолжая заниматься своей работой. Агне же, наоборот, с интересом потянулась к незнакомцу своим сознанием, признавая в нём природного духа.

За спиной старика, чуть поодаль, верхом на могучем вороном жеребце восседала полуголая простоволосая девица. Она дрожала от холода, губы и ногти её посинели, но девушка, тем не менее, осторожно осматривалась по сторонам.

Къелл, наконец закончив работу, потёр задеревеневшую натруженную поясницу. Девица опасной не выглядела, а вот жеребец под ней был могуч. Мышцы валами перекатывались под лоснящейся блестящей шкурой, а от самого его веяло силой.

– Ну наконец-то, – на пороге появилась Яга. В руках у неё было тёплое лоскутное одеяло, которое она поспешила накинуть на плечи спешившейся девице. – Иди в дом, Агне тебя накормит и поможет согреться.

Семенящая за Ягой Богданка, смотрела на гостью со смесью любопытства, восхищения и ревнивой зависти: даже сейчас девушка была диво как хороша.

Яга пригладила гриву коня и приглашающим жестом указала ему на баню:

– Идём со мной, добрый молодец, я тебя в баньке попарю, накормлю и спать уложу.

Къелл удивлённо проводил их взглядом, недоумевая, это что же, он для лошади столько старался? Ингве, едва войдя в жарко натопленное помещение, почувствовал нестерпимый, обжигающий жар, идущий от камней, и горячий пар, который горел в его носу и лёгких при каждом вдохе.

– А кто тебе сказал, что оборачиваться обратно человеком будет легко и приятно? – Аркадия хитро сощурилась. – Стой смирно, не противься.

Она взяла в руки банный веник, до того странный, что даже бывавший в русских банях Ингве удивился. Один прут был дубовый, второй – лавровый, третий – осиновый. Остальные он признать не мог, как ни старался, ибо не был знатоком трав. Но подозревал, что в венике собрались растения, которые никогда не росли вместе.

Сначала Яга начала гладить его по хребту, ногам, бёдрам, что даже заставило коня расслабиться, блаженно прикрыв веки.

Первый, хлёсткий удар заставил его содрогнуться, едва не заставив Ингве стать на дыбы, но Яга ловко схватила его за ухо и больно дёрнула.

– Ничего, потерпишь, – едко сказала она ему на ухо. – То даже полезно, в бане веником кого отходить. Стой смирно.

И она продолжила его бить, шепча что-то себе под нос. Сначала он почувствовал завихрения горячего воздуха, разгоняемого веником. Затем – силу, которая искрилась в них. В какой-то момент он даже нехотя признал, что это приятно, почувствовав, как мышцы словно плавятся, расслабляясь. Ему захотелось осесть с ними вместе на пол и растечься по нему расплавленной свинцовой лужей.

И он лёг, понимая, что его сознание уплывает, погружаясь в расслабленную дрёму.

Разбудил его последний, самый болезненный удар, который прошёлся прямо по хребту. Ингве резко открыл глаза. Ему понадобилось время, чтобы осознать, где находится.

– Поднимайся, – Яга похабно хихикнула, – да ополоснись. В предбаннике возьмёшь чистые портки.

И, бросив на него последний, насмешливый взгляд, вышла, выпустив в баню слабый поток холодного воздуха. Ингве немного полежал, приходя в себя, а потом начал подниматься. Сначала на четвереньки. Он глазам своим не поверил, когда увидел вместо ставших уже привычными копыт, две руки с растопыренными пальцами.

Громогласный крик, больше похожий на медвежий рёв, разнёсся по поляне, заставив всех, сидящих в светлице Яги, вздрогнуть. И лишь старая ведьма посмеивалась, довольная своей работой.

Дверь в светлицу распахнулась, и Къелл, лишь взглянув на вошедшего, привстал от удивления. Обнаженное по пояс тело Ингве исходило паром, разгорячённое в жаре бани и древнего колдовства. Он блаженно потирал поясницу.

– Ой! – Забава поспешила прикрыть глаза ладошкой, в то время как Агне машинально подалась вперёд, а Богданка нахмурила высокий лоб. Обе ведьмы чувствовали угасающие потоки спешно покидающего тело воина колдовства.

– Ингве! Как ты тут? – Къелл окончательно встал, подался навстречу товарищу и тут же был сжат в медвежьих объятиях.

– Это долгая, удивительная и позорная история, – усмехнулся Ингве, высвобождаясь из объятий товарища. – У Астрид хватило силы и подлости заставить меня бегать в лошадиной шкуре. Чуть с ума не свела, бейскальди[20]! – Ингве на мгновение замолчал, чтобы перевести дух и снова наполнить лёгкие воздухом, чтобы продолжить свой монолог, до того ему нравились звуки собственного голоса. И поймал на себе взгляд Забавы, которая, начиная осознавать произошедшее, слушала его, прикрыв ладошкой рот.

Ингве серьёзно посмотрел в ясные голубые глаза девушки и, не отрывая от неё взгляда, обратился к воину:

– Къелл, а найди-ка мне хворостину ивовую, да подлиннее. Надо кое-кому должок вернуть.

Бить Забаву он, правда, не собирался. Удовлетворился тем, что непутёвая девка внушилась его угрозой и затихла, как мышь под веником.

– Лучше расскажи нам, что видел и слышал, – спросила Аркадия, когда эмоции вокруг появления Ингве наконец поутихли, а сам он сел за стол