Ярче, чем Жар-птица - Диана Анатольевна Будко

пухлом лице сорокалетней женщины отразилось некое раскаянье. – Неужто ты и в самом деле не знаешь, что стряслось этой ночью?

– Нет. – Ирис покачала головой и сжалась.

Женщина всхлипнула и покачала головой:

– Наша Тилири и ее малютка сегодня на закате поплывут на остров. – В ее голосе звучали ноты раскаянья за все обвинения в адрес покойной, но желание поделиться подробностями кончины, столь свойственное всем, вмиг взяло верх и, не дожидаясь расспросов, женщина протараторила: – У нее начались преждевременные роды. Она вся истекла кровью. Ничего нельзя было поделать. Говорят, с самого начала пошло что-то не так, а крошка родилась мертвой. Кто бы мог подумать? А ведь ничто не предвещало такой трагедии. Она даже с вами не разговаривала, боясь, вдруг вы нашлете какое-нибудь заклятье. Хотя мы ей говорили, что беды надо ждать не от такой хорошенькой девушки, как вы, а скорее от ее новых родственников. Вот уж где змеюшник. Бедная Тилири. – До рассказчицы даже не дошло, как лихо она перешла к критике важной семьи. – Вот что бывает, когда связываешься с такими… когда больше думаешь, как им угодить, а не о ребеночке…

Ирис еще несколько минут послушала все доводы против рода Зубров, так и не разобравшись до конца, кто кому там приходится. Затем выразила свои соболезнования и раскланялась. Она расстроилась гораздо сильнее, чем могло показаться, словно впала в оцепенение: ведь это была ее первая клиентка, к тому же вначале отнесшаяся к ней с такой душевной теплотой. Да и как можно остаться равнодушной к такой ужасной смерти? Она слишком невероятна, ведь еще каких-то семь дней назад смеющаяся молодая женщина с опаской поглядывала в сторону Ирис, прикрывая живот руками, а сейчас, окоченевшая и бесстрастная, застыла в той же позе. Перед внутренним взором волшебницы возник образ приятельницы – живой, баюкающей очаровательную малютку. Не должно такого приключаться ни с кем!

Желание бесцельно гулять исчезло само собой. Если чем-то и можно было помочь молодой женщине и ее ребенку, то только молитвами Создателю. Судя по часам на одном из зданий, еще вполне можно успеть добраться до горы Солнца, прежде чем приступить к придворным обязанностям.

Как водится, несколько печальных событий окончательно настроили мысли Ирис на трагический лад. Случайно бросив взгляд на влюбленную парочку, идущую в противоположном направлении, она завистливо подумала, что вряд ли по частоте поцелуев и тихим перешептываниям можно судить о силе чувств, и ей почему-то стало еще горше: «Вся жизнь вертится вокруг меня, но не во мне…»

Мгновенно неотвязные сцены из сна опять возникли в сознании и заставили покраснеть. Ей стоило неимоверных усилий прогнать их прочь и напомнить себе, что когда она станет настоящей кудесницей, эти глупости окажутся не столь важны. Усилием воли девушка заставила себя думать о силе разных заклятий и о правдивости своей последней догадки: «Конечно, до меня все дошло, как до домашнего дракона. Мало того что сразу не догадалась, что здесь не все в порядке, так еще и не спросила у Тростник, какой ей впервые показалась Балтиния. Первое время мне все время виделся туман, а сейчас его словно и нет. Вероятно, это один из признаков искривившегося заклятья, – по всему телу Ирис прошел пронизывающий холод, – но в чем заключался его смысл? Одной мне здесь явно не совладать со всем… Мамочка… Она как чувствовала, всегда отговаривала меня от занятий волшебством».

Девушка вышла из города: «Как на таком маленьком острове может так резко различаться погода?»

Она покосилась на проезжающую мимо повозку: на драконов были накинуты толстые попоны, а сам возница укутался, словно лук, в слои шерстяных пледов. Поправив мантию, девушка вновь попробовала сосредоточиться на искривленных заклинаньях. Ей даже стали приходить на ум кой-какие идеи, осуществление которых ей одной вряд ли было под силу, но все же они придавали чуть-чуть уверенности.

Незаметно она начала восхождение на холм Солнца. Постепенно волшебница даже начала корить себя за то, что так давно здесь не появлялась. То, что возле ее дома было шквалистым ветром, здесь напоминало легкий бриз, благо с вершины открывался захватывающий вид на Балтинское море. Наверное, оттуда вообще можно было разглядеть абсолютно все на свете. Сам взгляд на вещи словно преломлялся. Остров, полный ничтожных и нешуточных склок, обратился сказочной долиной, уютно устроившейся подковой вокруг замка доброго, справедливого и всеми любимого правителя, дни и ночи совершающего самые безрассудные и возвышенные подвиги. Вишневые горы, теперь окутанные множеством мрачных историй и недобрых предзнаменований, снова отличались лишь нарядностью.

Волшебница смотрела на вены ручейков, сплетающихся в одну реку Гешь, спиралью пересекающую весь остров. Девушка вздрогнула, подставив лицо солнечным лучам. Где-то в своих небольших пещерах жили священнослужители, она даже столкнулась с несколькими из них, но они, к счастью, ничем не выдали своего недовольства ее визитом, а почему-то приветственно кивнули.

Запрокинув голову, она старалась отрешиться от всех своих бед и просто попросить о благополучии своих родителей, упокоении Тилири и ее ребенка, покровительстве Тростник и… Язык никак не поворачивался прошептать еще одно имя, но оно прямо-таки въелось в молитву. Ирис сложила, как полагается, руки на груди, и попыталась все же перебороть смущение от такого поворота событий. В конце концов, ничего худого в ее мыслях и нет, чтобы ей стало неловко, да еще и перед лицом Создателя. Откинув волосы легким кивком, она устыдила себя и твердо, чуть громче, чем принято, произнесла это имя.

– Пожалуйста, попросите от меня прощения у моего папы и братьев.

И тут кто-то с хрипящим голосом дернул ее за накидку.

Ирис инстинктивно взвизгнула, а затем в ужасе прикрыла рот рукой. Перед ней стоял сгорбленный Лулин, одетый в грязные ветхие обноски. Из бравого горняка он превратился в какого-то старика со свалявшейся бородой и насилу ворочающего языком. Он не мог стоять спокойно: его качало из стороны в сторону, а руки описывали немыслимые дуги в воздухе.

– Лулин, конечно, я попрошу. – Волшебница вновь обратилась к Создателю, теперь нарочито громко. Ее охватило настолько сильное чувство жалости к этому несчастному сломленному мужчине, что она попыталась быстро придумать, какое зелье может ему приготовить.

– Не поможет… – хрюкнул он и начал бить себя по голове.

Словно ниоткуда возник один из священнослужителей и обнял безумца. Что-то прошептав ему на ухо и добившись появления бессмысленной улыбки на лице, он отпустил Лулина, и тот побрел в сторону одной из пещер, спотыкаясь о каждую травинку.

– К сожалению, ему ничего не поможет. Он ничего не говорит, кроме пары предложений, лишь мычит. – Священнослужитель пожал плечами. – Нам