Книги крови I-II: Секс, смерть и сияние звезд - Клайв Баркер

Ее заострившиеся груди проткнули его, точно стрелы; его эрекция, усиленная ее мыслью, убила одним ответным выпадом. Омытые приливом любви, они расплавились в нем.

Снаружи остался твердый мир скорби; торговцы и покупатели шумели в ночи. Постепенно усталость и равнодушие справились даже с самыми рьяными. Снаружи и внутри наступило целительное молчание: конец потерям и прибылям.

Кожа отцов

(пер. с англ. М. Талиной)

Автомобиль закашлялся, захлебнулся и умер. Дэвидсон неожиданно осознал, какой сильный ветер дует на пустынной дороге и врывается в окна его «мустанга». Он попытался оживить мотор, но тот сопротивлялся. Отчаявшись, Дэвидсон уронил потные руки, долго державшие руль, и обозрел территорию. Во всех направлениях, куда ни глянь, — горячий воздух, горячие скалы, горячий песок Аризоны.

Он отворил дверь и ступил на раскаленное пыльное шоссе. Оно, не сворачивая, уходило за горизонт. Прищурив глаза, Дэвидсону удавалось разглядеть далекие горы, но, как только он пытался сфокусировать взгляд, они расплывались в раскаленном дрожащем воздухе. Солнце уже припекало его макушку там, где светлые волосы редели. Он открыл капот и начал безнадежно копаться в моторе, проклиная свое техническое невежество.

«Господи, — думал он, — надо делать эти чертовы машины так, чтобы и дурак мог разобраться».

Тут он услышал музыку.

Она возникла так далеко, что поначалу походила на тихий звон в ушах, но становилась все громче.

Это была весьма своеобразная музыка.

Как она звучала? Как ветер в телеграфных проводах, без ритма, без души, ниоткуда — воздушная волна, коснувшаяся волос на затылке и заставившая их подняться: Дэвидсон пытался не замечать ее, но она не умолкала.

Он поискал глазами музыкантов, приставив ко лбу ладонь, но дорога в оба конца была пуста. Только когда он вгляделся в глубь пустыни, он заметил ряд маленьких фигурок, не то идущих, не то скачущих, не то пляшущих на границе его зрения. Их силуэты расплывались в жарком мареве Длинная процессия — если таковой она являлась — двигалась через пустыню параллельно шоссе и, похоже, не собиралась выходить на дорогу.

Дэвидсон еще раз взглянул на остывающее нутро своей машины, а потом — на далекую процессию танцоров.

Ему нужна помощь, без сомнений.

Он двинулся через пустыню по направлению к ним.

Там свободно парила пыль, которую на шоссе уплотняли машины. Она летела ему в лицо с каждым шагом Он двигался медленно, хоть и трусил мелкой рысью; танцоры все удалялись. Тогда он перешел на бег.

Теперь, сквозь шум крови в ушах, он лучше различал музыку. Это была не мелодия, а высокие и низкие звуки множества духовых и ударных инструментов: свист, гудение и грохот.

Голова процессии исчезла за горизонтом, но участники праздника (если это праздник) продолжали шествие. Он слегка поменял направление, чтобы пересечься с ними, и, обернувшись через плечо, поглядел назад. Внезапно Дэвидсона охватило такое сильное ощущение одиночества, что сердце его сжалось. Он увидел свой автомобиль: маленький, точно присевший на дороге жук, а на него наваливалось раскаленное небо.

Он побежал. Через четверть часа он рассмотрел процессию более четко, хотя голова колонны давно скрылась из виду. Это, подумал он, какой-то карнавал, довольно необычный для этой господней пустоши. Замыкающие шествие танцоры были наряжены очень ярко. Высокие прически и маски делали их гораздо выше человеческого роста, раскрашенные перья и разноцветные ленты развевались в воздухе. По какому бы поводу ни был устроен этот праздник, вели они себя точно пьяные: раскачивались взад-вперед, падали, кое-кто ложился на землю животом в горячий песок.

Легкие Дэвидсона горели от напряжения. Он понял, что упускает цель: процессия удаляется быстрее, чем он способен (или может себя заставить) двигаться.

Он остановился, оперся руками в колени для облегчения боли в спине, и из-под залитых потом бровей поглядел на исчезающее вдали шествие. Затем собрал все оставшиеся силы и закричал:

— Остановитесь!

Поначалу никакой реакции не было. Потом он разглядел, что один или два участника процессии остановились. Дэвидсон выпрямился. Да, они смотрят на него. Он больше чувствовал это, чем видел.

Он пошел к ним.

Какие-то инструменты смолкли, будто весть о его присутствии распространилась среди музыкантов. Совершенно очевидно, что они заметили его.

Он пошел быстрее, и вблизи ему открылись подробности процессии.

Его шаг слегка замедлился. Сердце, колотившееся от напряженных усилий, затрепетало в груди.

— Боже мой, — сказал он, и в первый раз за тридцать шесть лет его безбожной жизни эти слова звучали как молитва.

Он находился на расстоянии полумили от них, но уже не ошибался в том, что видел. Его слезящиеся глаза могли отличить папье-маше от кожи, иллюзию от реальности.

Создания, замыкающие процессию, последние из последних, оказались чудовищами. Такие грезятся в кошмаре безумия.

Одно было ростом около восемнадцати или двадцати футов. Его утыканная шипами кожа складками свешивалась с мышц, коническая голова заканчивалась рядом зубов, посаженных на алые десны. У другого имелось три крыла, и тройной хвост взбивал пыль с энтузиазмом рептилии.

Третье и четвертое спаривались в чудовищном союзе, более омерзительном, чем его отдельные составляющие. Казалось, все их конечности стремятся соединиться, проникнуть глубже и глубже, прорвать плоть партнера. Головы их сплелись языками, но они все равно издавали немелодичные вопли.

Дэвидсон отступил на шаг и оглянулся на свою машину. Заметив это, одно из созданий — красное с белым — подняло пронзительный вой. Даже ослабленный расстоянием в полмили, звук чуть не снес Дэвидсону голову. Он вновь взглянул на чудовищ.

Вопящий монстр покинул процессию и на кривых ногах понесся к нему через пустыню. Дэвидсона охватила неуправляемая паника — он почувствовал, как содержимое кишечника опорожняется ему в брюки.

Существо бежало с неимоверной скоростью, и с каждым его прыжком Дэвидсон видел все больше подробностей чудовищной анатомии: острые зубастые ладони, лишенные больших пальцев; голова с единственным трехцветным глазом; изгибы плеч и грудной клетки. Он различал даже вставшие от гнева или (не дай бог) от похоти гениталии — раздвоенные и трясущиеся.

Дэвидсон издал визг почти такой же, как и монстр, и помчался обратно.

Автомобиль был далеко, до него оставалась миля или две. Дэвидсон знал, что машина не защитит, если чудовище до него доберется. В тот миг он понял, как близка смерть — как она близка всегда; и это понимание оказалось желанным посреди бессмысленной паники.