От Стамбула до Парижа - Кэролайн Коури

– Каким образом?

– Письмо, открытки…

– Пожалуйста, давай это не вспоминать.

– Но если бы я не пыталась тебя защитить и не прятала бы их, такого бы не произошло, – она тяжко вздохнула.

– Зачем ты их спрятала, мам? Ты правда думала, что я наломаю дров, как Эми?

Она поджала губы, прижала воротник серого пальто к шее, откуда выглядывал связанный ею фиолетовый шарф.

– Это было одной из причин, – она опустила взгляд на свои руки, сцепленные вместе. – У меня тоже были свои мечты. Когда я обучалась дизайну, мне выпала возможность работать в доме моды в Нью-Йорке.

– Ты нам не рассказывала.

– Но я только-только встретила твоего отца. А я говорила тебе, что он перевернул мой мир с ног на голову, – она издала полусмешок.

– Тебе пришлось выбирать?

Мама крутила обручальное кольцо на пальце.

– Твой отец был очень старых взглядов, сразу хотел завести детей, а меня усадить дома. Детство у него было беспокойное, его папа работал в шахтах в Уэльсе, дома почти не бывал. Мама умерла, когда ему было пятнадцать, пришлось самому о себе заботиться. Ему нравились традиционные отношения, а я была так влюблена, что не могла отказать. Переезжать в Америку он не хотел. На какую работу он мог там устроиться?

Мои плечи поникли.

– Я этого не знала. Он не любил говорить о своем детстве. А ты не рассказывала мне про Нью-Йорк, только про то, как романтично вы начали встречаться. Так ты переживала, что я все брошу, если прочитаю письмо? Не доверяла мне, не хотела, чтобы я сама приняла взвешенное решение?

Мама кивнула.

– А если бы мы тебя больше никогда не увидели?

– Я бы так не поступила.

– Милая, ты не понимаешь. Когда тебе было семь и у тебя случился первый приступ астмы, мы чуть тебя не потеряли. Это было… Я даже описать не могу, через что тогда прошла. После этого я поклялась, что любой ценой защищу тебя от опасностей, что не позволю тебе идти на ненужный риск. Ты была такой целеустремленной, точно для себя решила, что пойдешь в юридическую школу. Но теперь я знаю, что это все обернулось болью и мучениями. Надо было довериться тебе и дать самой принять решение. Теперь я это понимаю.

Она склонила голову.

– Ты знала, от чего отказываешься, но все равно выбрала папу. Ты жалеешь об этом?

Она покачала головой.

– Нет, даже мысли такой не бывает.

– Папа сказал, что ты жалела.

– Что? Это когда он такое сказал?

– В мой первый день учебы в университете. Он заставил меня пообещать, что любовь не встанет на пути моих амбиций, потому что он жалел, что из-за него ты отказалась от своих желаний.

Мама цокнула языком.

– Вот дурак. Не надо было тебе этого говорить. Не отрицаю, у меня были дни, когда я хотела от своей жизни чего-то бо́льшего. Но мне никто не мешал, я могла бы всего добиться. И я добилась – благодаря тебе.

– Ты про магазинчик в Мамблс? Что-то не похоже на дом моды в Нью-Йорке.

– Ты поэтому так много работаешь? По-прежнему хочешь, чтобы отец тобой гордился? Думаешь, он не гордился бы тобой, если бы ты переехала в Бейрут работать в благотворительности?

Я кивнула, разглядывая небо и сдерживая подступающие слезы. Плакать хотелось все сильнее и сильнее.

– Поэтому ты работала, чтобы помочь мне и своей сестре? Поэтому стала барристером, когда все, чего ты хотела, – это быть с Озом?

Губы задрожали, я сделала вдох и выдох, чтобы успокоиться.

– Когда папа получил письмо, в котором говорилось, что он не получил повышения, я слышала его спор с Эми. Он сказал, что из нас двоих только я чего-то добьюсь в жизни и найду хорошую работу. Потом у него случился сердечный приступ, и вы поехали в больницу. Я думала, он умрет. Когда ты вернулась, я решила, что изо всех сил буду пытаться радовать его, чтобы это не повторилось.

– Почему ты об этом не рассказывала? Столько ответственности для одного подростка! Мне очень жаль, что так получилось, милая.

– Это неважно. Когда я вернулась из Стамбула, менять курс жизни мне уже не казалось правильным. Да и я боялась, что отец ужасно разочаруется, если я хоть слово об этом скажу.

– Ох, милая, он бы никогда в тебе не разочаровался. Ты была всем для него, и этого уже нельзя было изменить. Он следовал каким-то своим принципам, например, раз он решил, что убил мои мечты, он надеялся, что с тобой это не повторится. Он хотел, чтобы ты была личностью и нашла себе подходящую работу. Он желал тебе лучшего, как и я, но мы не догадались, что то, что мы посчитали для тебя идеальным вариантом, на самом деле тебя не осчастливит.

– Правда? Я думала, если я скажу, что не поступаю в юридическую школу, это его раздавит.

Мама отстранилась.

– Прости меня. Что тут еще сказать? Надо было понять тебя, а не давить. Никогда не прощу себя за то, что, когда он умер, я полностью положилась на тебя.

– Мам, ну хватит, мы уже это обсуждали.

– Нет. Недостаточно обсуждали. Ты стольким пожертвовала ради меня и своей сестры. Когда я поняла, как ты страдала, мое сердце разбилось. Ты скрывала свои настоящие чувства, и я всегда буду винить себя за то, что не увидела, сколько боли ты испытала. Мы то переживали за меня, потому что я потеряла мужа, то за Эми, у которой родился ребенок. Но никто из нас не понял, что ты потеряла отца, а потом – человека, с которым ты хотела построить будущее.

– У нас бы все равно ничего не вышло. Когда папа был в больнице, он попросил меня позаботиться о тебе и Эми, и я дала ему обещание. Но дело не только в этом. Между нами столько препятствий: его семья, расстояние… Мы провели вместе четырнадцать дней. Четырнадцать дней за пятнадцать лет. Безумие, скажи? – я проглотила смешок.

Мама наклонила голову.

– Расскажи мне об этих драгоценных днях. Расскажи мне все, милая. Я столького о вас не знаю, хочу услышать все. Как вы провели время вместе, о чем мечтали, какую жизнь надеялись построить. Может, так ты поймешь, что делать дальше.

Я откинулась на спинку скамьи. Солнце грело мое лицо. Я рассказала, как мы познакомились – глаза мамы расширились, когда она услышала о приступе и обмороке, – рассказала, как Лиз обставила наше путешествие поездом, чтобы в итоге мы оказались в Стамбуле, о семье Оза, которая управляла его