Обречённый на любовь - Николай Романецкий

— И ничего с Землей не случилось, — сказал Калинов.

— Не случилось потому, что в первом случае на Земле жил я, а во втором случае — Медовик. В каждом случае кто-то жил.

— Разве вы боги, чтобы спасать целую планетную систему?

— Я знаю одного молодого человека, — сказал Медовик, — который десять лет назад спас Землю не будучи богом.

— Но я спасал планету от людей! — возразил Калинов. — А уж если быть точным, то я вообще спасал друга.

— Но спасая друга, ты тем самым спас и Землю. Благодаря твоему вмешательству, и агнец оказался цел, и волки сыты… Однако это дело прошлого, нас же волнует недалекое будущее. Весь фокус заключается в том, что люди не только бывают угрозой миру, иногда случается, что только они могут и спасти его. Сейчас наступает как раз такой период.

— И естественно, именно я и должен его спасти? — Калинов фыркнул.

— Ничего смешного в этом нет, — сказал Джос. — Мир должны спасти вы с Витой.

— И каким же образом?

— Когда наступает время угрозы окружающему миру, на Земле рождаются люди, противодействующие этому. Такими были мы, а теперь ты и Вита.

— Да кто же вы, черт вас возьми! — воскликнул Калинов.

— Ты знаешь, что меня зовут Джошуа, — сказал Джос. — Но это не совсем так… Я — Иешуа из Ершалаима, мессия.

— А я — Медовик из Словенска Великого, мессия.

— Иешуа из Ершалаима?! — воскликнул Калинов. — Иисус?

— Зовут меня и этим именем. Около двух с половиной тысяч лет назад я спас Землю.

— А за это Израиль распял вас на Голгофе! — сказал Калинов. И вдруг вспомнил след на руке Джоса. — Снимите обувь.

Джос разулся. На подъеме каждой ступни выделялся приличных размеров шрам. И тут Калинов, наконец, поверил. И в самом деле, чем происходящее сейчас качественно отличалось от того, что происходило десятью годами раньше?

— Возможности Спасителя, — продолжал Джос, — непосредственно связаны с его человеческими эмоциями. Да и с эмоциями всех других людей. Не случайно ведь в местах, где социальная атмосфера заражена злобой и ненавистью, обязательно случаются стихийные бедствия. Эмоциональный фон людей очень воздействует на природные явления. Я, например, чтобы спасти тогда окружающий мир, должен был любить всех людей. Для этого я и был рожден.

— Святым духом?! — не удержался от сарказма Калинов.

Джос оставил его сарказм без внимания:

— Да, они назвали это Святым духом. Так же была рождена сорок три года назад моя дочь Вита. Так же рождаются и все Спасители.

— И я?!

— И ты, — подал голос Медовик.

Калинов ошеломленно посмотрел на него и вновь повернулся к Джосу:

— Вы хотите сказать, что я тоже ваш сын?

— Нет. Ты не мой сын. Я ведь не один такой. Были и до меня, были и после. В разных народах и на разных континентах. Большинство из них даже не знают, что они мессии, но это не мешает им выполнять свое предназначение.

И Калинов вдруг вспомнил, что давным-давно, на заре своей первой жизни, он так и не смог узнать у матери имя отца. За всеми недомолвками и многозначительными пожатиями плеч, которые позволяли себе его тетушки, эта история так и осталась покрытой тайной. Как и история, рассказанная ему когда-то будущей тещей.

— Значит, мы с Витой тоже мессии?

— Да. И у вас случай особый. Чтобы избежать предстоящей катастрофы, создав вокруг Солнечной системы кокон из пространства с привычными параметрами, два Спасителя должны любить друг друга. Всю их совместную жизнь… С вами вообще необычная история. По объективным причинам ты родился раньше положенного времени. Пришлось давать тебе вторую жизнь. К счастью, эту непростую задачу удалось решить.

— Это что же? — Калинов чуть не задохнулся. — Это что же, получается, Дримленд был создан вами для этой цели?

Джос улыбнулся:

— А разве он не мог служить нескольким целям?.. Но мы отвлеклись. Долгое время ваши с Витой отношения нас устраивали, но с некоторых пор все изменилось.

— Это вы увели Виту в Дримленд?

— Я, — сказал Медовик. — Я принял твой облик.

— Но тогда вы не Сути… Сути не способны на такое.

— Да, мы не Сути, — сказал Джос. — Мы те, кто выше Сутей и Суперсутей, хотя и проходим их стадию. Если хочешь, мы все вместе и есть Бог.

— Вы Бог? — прошептал Калинов. — И это вы заставили Зяблика украсть мою вторую жену, поставить меня перед выбором…

— Ну, впрямую его никто не заставлял, но в определенном смысле вина наша. Зяблик и рожден только для того, чтобы постоянно испытывать на прочность вашу с Витой любовь. Он своего рода индикатор…

— Но это же бесчеловечно! — прошептал Калинов.

— Отчего же?

— Вы же обрекли его на несчастье!

— Кто знает, что такое счастье? — сказал Медовик. — Вита обречена на любовь к тебе. Счастлива ли она? А ты сам? И счастлив ли был Джос, восходя на Голгофу? Абсолютное счастье, наверное, возможно только там, где нет разума. И жалеешь ли ты сейчас о тех временах, когда был безответно влюблен? А ведь тогда ты считал себя самым несчастным человеком на свете.

— Вся беда в том, что ты рано родился, — сказал Джос. — Родись ты в назначенное время, ты бы всегда любил Виту, и у нас не было бы никаких проблем. Но перерождение привело к тому, что стабильность чувства любви тобою утеряна. Повторный брак, как оказалось, только отодвинул угрозу на более позднее время. Сам понимаешь, мы не могли с этим мириться…

Калинов слушал Джоса и удивлялся. В нем нарастало ощущение, что разговор идет о совершенно постороннем человеке, о ком-то, кого он никогда не знал, не знает и знать не будет. И приходилось все время заставлять себя верить Джосу, а верить ой как не хотелось. Неужели и в самом деле они с Витой любили друг друга только для того, чтобы выполнить какую-то там даже и чрезвычайно важную для всего мира! — миссию. Тоже мне — мессии для миссии!.. Да чушь это! Он любил Виту потому, что она была симпатичной девчонкой, потому что она добра, хороша в постели и любила его самого… Подожди, но ведь она по-прежнему симпатичная девчонка, добра, хороша в постели и любит тебя… Так в чем же дело?! Что изменилось?

Ответа не было. Джос с Медовиком смотрели на Калинова, и тому вдруг показалось, что они запросто читают его мысли и что они знают ответ на вопросы, задаваемые им самому себе. Вот только отвечать, по-видимому, не считают нужным. Потому что свои некоторые проблемы человек должен решать самостоятельно, и даже Бог не способен ему помочь.

— А если любовь не возродится? — сказал Калинов.

— Возродится! — ответил Медовик.

— Почему вы так уверены?

— Потому что Я — твой отец!

Вита появилась, когда божественные родственники Калинова оставили его наконец в покое. И хотя обратить новое внимание на Виту Калинову никто из них не предлагал, но у него сложилось впечатление, что весь разговор представлял собой некую странную игру, основной целью которой и было то, чего ему никто не предлагал.

Вита не возникла из небытия, она откуда-то пришла и поднялась на холм. Погруженный в свои мысли, Калинов заметил ее, когда она уже поднималась.

— Привет, — сказала она и села рядом.

— Здравствуй! — Калинов поднял голову.

Вита была одета в некое странное рубище, напоминающее мешок с дырами для рук и головы. Мешок был почти непрозрачным, но это «почти» позволяло угадываться под тканью различным участкам ее тела. Калинов смотрел на жену и удивлялся: казалось бы, он знал все, скрытое под мешком, вдоль и поперек, но захотелось вдруг узнавать все снова. Наверное, причина была в самом мешке…

— Они все тебе рассказали? — спросила Вита.

— Да, все.

— И что ты думаешь теперь делать?

— Во всяком случае подчиняться им я не намерен!

Вита вздохнула:

— Мне тоже все это не нравится. Но ведь они не отпустят нас отсюда, пока не добьются своего.

— Плевать!.. По-моему, они что-то крутят. Неужели судьба мира может зависеть от того, любим мы с тобой друг друга или нет?

Мир, который его обитатели не желают сохранить своей любовью, и не заслуживает ничего, кроме гибели.

— Это ты сказал? — Вита с удивлением посмотрела на мужа.

— Нет, не я. И не ты, как я понял… Значит, это они, наши так называемые отцы.

Двое сидящих на холме покрутили головами по сторонам, но никого не увидели.

— Они на нас давят, — сказала Вита.

— Но мы им не уступим? — отозвался Калинов.

— Конечно, не уступим. Я сама не согласна любить по указке сверху.

Вита встала, потянулась, опустила руки. Рубище висело на ней бесформенный мешком.

Вот бы сейчас ветерок, почему-то подумал Калинов.

И ветерок родился где-то, прилетел, упруго натолкнулся на Виту. Словно стяг, затрепетал на ветру Витин мешок, плотно обтягивая ее тело.

— Любить по указке… Да ты просто отвратителен мне, — сказала Вита.