Письма, телеграммы, надписи 1927-1936 - Максим Горький

умеют, работать — тоже. Работают круглый год, нашему мужичку «не сдюжить». Труд на земле, конечно, ручной: не пашут, а перебивают землю мотыгами на метр в глубину.

Завтра и у меня — праздник: внуке — два года.

Будьте здоровы, дорогой С. Н. Всего доброго!

А. Пешков

15. VIII. 27. Sorrento.

867

С. Н. СЕРГЕЕВУ-ЦЕНСКОМУ

7 сентября 1927, Сорренто.

Очень взволнован, радостно взволнован Вашей оценкой «Самгина». Оценка, пожалуй, слишком лестная. Хотелось бы знать — какие недостатки видите Вы в книге этой? Напишите, буду очень благодарен. Вам, строгому художнику, я верю.

Боюсь за второй том, — давит меня обилие материала «идейного», т. е. словесного и жанрового. Боюсь перегрузить книгу анекдотом, который суть кирпич русской истории, и афоризмом, в коем сосредоточена наша мудрость.

Дьяконову балладу «Дьякон» и сочинил, сиречь — я. «Сказительный» стих я хорошо знал с малых лет от бабушки, час и более мог говорить этим стихом «бунтарские» речи, так что даже один мужичок в Муроме спросил меня: «Ну, а — по-человечьи можешь ты говорить, ероха-воха?» А затем он меня побил, прочитав мне изумительную чепуху о романе Ильи Муромца с «князь-барыней» Енгалычевой, изумительно прочитал. Любовь мою к этому стиху весьма подогрела Орина Федосова.

Вы, конечно, верно поняли: Самгин — не герой, а «невольник жизни». Перед шестым годом у него будут моменты активного вмешательства в действительность, но — моменты. Московское восстание освободит его ненадолго, а потом он — снова окажется в плену.

Мне кажется — Вы несправедливо оценили Олешу. У него есть серьезнейшие признаки несомненного дарования. Крачковский — жив, печатается в эсеровской «Воле России», стал не так манерен, каким был, но все еще — с претензиями на мудрость. Мистик от разума. Лет 15 тому назад я его видел, он тогда был чудовищно невежественным и напыщенным человеком.

Фадеев — определенно серьезный и грамотный писатель, увидите.

«Цемент» и я похвалил, потому что в нем взята дорогая мне тема — труд. Наша литература эту тему не любит, не трогала, м. б., потому, что она требует пафоса, а где ж он у нас, пафос? Но — нужен. Необходим. Сергей Николаевич, дорогой, — очень мы, русские, хороший народ: чем больше живу, тем крепче убеждаюсь в этом. И если б нам удалось почувствовать трагическую прелесть жизни, изумительнейшую красоту деяния, — далеко ушли бы мы!

Прочитал «Полоз», это очень хорошо сделано, и, разумеется, рад, что «Преображение», наконец, будет печататься.

Скоро ли выйдут Ваши книги? Пришлете? Пожалуйста.

Еще раз — сердечно благодарю.

Жму руку.

А. Пешков

Был у меня Леонов, очень напомнил мне Леонида Андреева в 903—4 годах, — годы его наивысшего успеха. Знает — мало, о себе — художнике — заботится плохо. Был Катаев, этот еще — вопрос. Скоро увижу Всеволода Иванова, Никулина, Ольгу Форш, Полонского. Вон сколько!

Как Вы живете? Когда будет кончено «Преображение»?

868

К. Т. ОРЛОВУ

9 сентября 1927, Сорренто.

В. К. Орлову.

Смайльс — типичный английский мещанин, очень лицемерный, — как и надлежит быть мещанину, — и очень бездарный. Основная идея его книг такова: «Если тебе плохо живется, ты в этом сам виноват». Как видите, Вы избрали себе неудачного учителя. В России книги Смайльса были популярны в 80-х, в начале 90-х годов, т. е. в годы тяжелой реакции, когда наши «смайльсы», вроде нововременца Меньшикова, учили молодежь: «Наше время — не время великих задач».

А как раз наоборот — всякое время есть именно время великих задач.

Вы не желаете, чтоб «жизнь исчерпывалась только едой и сном». Смайльс проповедует именно это и еще — необходимость подчинения законам, которые устанавливаются людями, живущими за счет чужого труда. «Знай сверчок свой шесток», — вот что найдете Вы у Смайльса, если внимательно вдумаетесь в его проповедь.

Беспокоящее Вас «различие людей» есть, главным образом, результат их социального неравенства, которое поддерживается такими вот господами, как Смайльс.

В произведениях крупных художников Вы всегда найдете ответ на Ваш вопрос: почему человек таков, каким он изображен.

«Догадываться о причинах бытия» — не дело искусства, это задача науки.

Если Вас вопрос о «бытии» интересует серьезно, прочитайте серию книжек «Биология», изданную «Московским рабочим», там Вы найдете много очень интересного для Вас.

В общем Ваше письмо не вполне ясно для меня, и вопросы Вы поставили неверно.

Может быть, напишете более подробно о том, что Вас тревожит.

Всего доброго.

Читайте больше, учитесь.

А. Пешков

9. IX. 27.

Sorrento.

869

Д. И. ШИРИНУ-ЮРЕНЕВСКОМУ

20 сентября 1927, Сорренто.

Д. И. Ширину-Юреневскому.

Спасибо, дорогой товарищ, за Ваше дружеское письмо. Ваш отзыв о «Самгине» для меня дороже мнений профессиональных критиков, — они ведь не скажут мне, понятен ли я тем людям, которые ныне мужественно создают новую жизнь. Вы — из этих людей, дорогих и близких мне, так что Вы можете представить, до какой степени обрадован я Вашим отзывом.

Пишу я вот уже 35 лет, но это еще не значит, что я уверен: все, что мною пишется, — хорошо.

В «Самгине» я хотел бы рассказать — по возможности — обо всем, что пережито в нашей стране за 40 лет. Сейчас кончаю второй том. Работа — не легкая, а потому на празднование Октября я не приеду, нельзя прерывать работу даже и для такого праздника.

Приеду же в мае на все лето, чтоб хорошенько посмотреть, что сделано за 10 лет, и написать об этом книгу.

Будьте здоровы, товарищ, крепко жму руку.

А. Пешков

20. IX. 27.

Sorrento.

870

Д. А. ЛУТОХИНУ

21 сентября 1927, Сорренто.

Дорогой Далмат Александрович —

я думаю, что судить о Самгине еще рано, он ведь только что «начат». Во всяком случае он не будет «тов. министра в кабинете Керенского», — сила его честолюбия даже и для этого недостаточна. Он, на мой взгляд, один из тех контрреволюционеров по натуре, которые, однако, помогали делать революцию до 906 года; этот год успокоил их; лет десять они отдыхали, находясь в состоянии «более или менее устойчивого равновесия», затем приняли «более или менее активное участие в спасении России от революции» и на этом погибли.

Тяга к женщине? В людях слабой воли, но самовлюбленных, эта тяга очень сильна. Для них женщина необходима как зеркало и как удобство, и еще кое-как. «Оттяжка от учебы политикой» началась позднее 96 г., до