Кладоискатели - Далия Трускиновская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Сам-то ты хотел бы так лежать? – спросил Алмазка у маленького кладоискателя, который как раз и ратовал за спасение собственной шкуры. – В лесу, безвестно, а дома пусть все по тебе убиваются?..
Хотя и в домотканой рубахе, и без всякого оружия, а был Алмазка противником малоприятным – молодой бычок, косая сажень в плечах, брови насуплены, кулаки заранее к бою изготовлены. Если бы парни знали, что это – видимость одна, явление лежащего в дупле кошеля с самоцветами, то, может, и больше бы испугались. А так – выслушали его вопросы и переглянулись: ловушка это, что ли?
Но посовещаться им не пришлось – резко повернули головы туда, где возникла и заговорила Кубышечка.
Будучи единственной девкой на полянке, усвоила она повелительную манеру в общении с мужским полом. Случалось, и злоупотребляла. Но сейчас ее навык оказался кстати.
– А ну, ноги в руки – и кыш отсюда! – негромко велела она. – И чтоб за этими молодцами урядника прислали! Не то плохо будет!
Грозна была Кубышечка, вся от гнева трепетала – и золотистое сияние, которое днем обычно растворялось в солнечном свете, окрепло, заполыхало вокруг нее острыми язычками!
Остались на поляне три заплечных мешка, железные палки с тарелками, щупы, даже одиннадцать золотых копеек…
– Правее, правее! – кричал вслед Алмазка. – Еще правее! Как раз на дорогу выйдете! А поселок – налево!
* * *Бахтеяр-Сундук и Елисей явились, когда все было уже кончено, и уставились на переломанные кусты, на истоптанную поляну. А как кустам уцелеть, если сюда проперлась зеленая самоходка и здоровые мужики, ругаясь, вызволяли из-под осыпавшейся земли два мертвых тела?
До деда Рази не добрались – горшок с медью ушел поглубже, остался дожидаться того, кто взлезет на сосну вверх ногами, держа в руках мешок с пшеницей.
На дальнем краю полянки сидели Алмазка и Кубышечка. Не просто так сидели – а в обнимку. Не просто в обнимку – а целовались…
Рядом в закатных лучах сохло золото вперемешку со старинными перстнями и серьгами.
Смущенных сотоварищей они увидели не сразу – да те и стояли, не шевелясь и затаив дыхание…
– Прячется солнышко, – сказала Кубышечка. – Понюхай, Елисеюшка, не тянет ли плесенью?
Конь подошел, склонил красивую лебединую шею и обследовал золото.
– Все тебе плесень мерещится, – проворчал он. – Вот и Алмазка туда же! На самоцветах-то откуда плесени быть?
– Мерещится не мерещится, а на просушку выкладываться надо. Опять же – полнолуние на носу. Являться буду. Ну как найдется молодец – а я перед ним болотной сыростью разольюсь?!.
Бахтеяр-Сундук тонко усмехнулся.
– Гляди ты, как оно все повернулось, – произнес он задумчиво. – Ведь какие, прости Господи, сукины сыны нас сюда клали! Какой дрянью заговаривали! А вот триста лет прошло – и что же? Лежали мы, лежали, и что вылежали? Стыд вылежали – боимся, что о нас руки марать не захотят…
Говорил он об одном стыде, а думал совсем о другом, но никто его попрекать не стал, как не попрекнули Елисея его внезапной трусостью. Переругаться-то нетрудно, а лес – один, лежать в нем – всем рядышком. Вот и дед Разя, позлобствовав, начнет вылезать понемногу – и с ним придется как-то обращаться…
– Да ладно тебе, – крепким своим баском одернул Алмазка. – Главное-то что?
Кубышечка подняла указательный перст:
– Главное – человек бы хороший попался!
И спорить с ней, понятное дело, никто не стал.
Рига 2001
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});