Неуязвимый (в сокращении) - Фил Эшби

К утру несколько членов группы уже страдали от переохлаждения, поэтому наш командир принял решение подняться повыше, в горную хижину, где можно разжечь огонь.

Мы не ожидали, что наши инструкторы отнесутся к этому решению благосклонно, однако они понимали, в каких трудных условиях мы оказались, и решение это одобрили. Вызвали вертолет «си книг», который должен был доставить нас поближе к нашему следующему объекту.

Мы понимали, что особо расслабляться не стоит. Группа инструкторов вовсе не собиралась упрощать нам жизнь. Всего через несколько минут полета вертолет резко приземлился в соседней долине. Нас бесцеремонно выбросили из него, однако мы по крайней мере были теперь на тридцать километров ближе к нашему объекту. Когда последний из нас покидал вертолет, ему вручили конверт с письменными инструкциями, из которых следовало, что вертолет наш сбит ракетой противника. Выжили только мы (какая удача!), и теперь нам надлежало отступить к расположенному в восьмидесяти километрах отсюда (запланированному на случай критической ситуации) месту сбора. Там нас через неделю будет ожидать судно.

Усталые, мы взвалили рюкзаки на спины и потащились через горы. Погода понемногу улучшалась, и мы успешно уклонились от встреч с «противником».

После «гибели вертолета» я сформулировал жизненное правило, которого до сих пор стараюсь придерживаться: «Надейся на лучшее, но рассчитывай на худшее». Рассчитывать только на лучшее — это опасный жизненный принцип.

Неделю спустя судно сняло нас с пустынного берега у самой оконечности мыса Ардгур, и мы обрадовались: наконец-то побудем в тепле и сухости. Мы ожидали, что наши инструкторы похлопают нас по спинам, скажут, что мы отлично справились, и угостят чаем, однако радушного приема нам никто не оказал. Вскоре выяснилось, что учения наши вовсе не закончились.

Инструктор по горной и арктической подготовке

Снаряжение у нас отобрали, затем обыскали, раздев догола, и велели надеть новую форму. Моя оказалась мне сильно мала, к тому же все пуговицы на ней были оборваны. Неприкосновенный запас (хранившийся в маленьких жестянках) у нас отобрали, проверили на предмет контрабанды — денег или кредитных карточек, — после чего вернули.

Мы провели несколько часов, дрожа от холода, затем на палубе появился инструктор горных и арктических войск, старший сержант Брент Хашон.

— Добро пожаловать в упражнение «Синий», джентльмены. В ближайшее время мы достигнем острова Айлей. Вас отправят в тренировочную зону, где вы и останетесь до получения следующего приказа. Если будете жульничать, вас вышвырнут с курсов. Правила таковы.

Первое: сооружать укрытия не меньше чем в километре от любого леса, дороги или жилища.

Второе: не разговаривать ни с кем из местных жителей.

Третье: не покидать укрытий после наступления темноты.

Четвертое: не входить ни в какие здания.

Пятое: не убивать скот и домашних животных.

Удачи.

Когда мы добрались до Айлея, одного из Гебридских островов, славящегося своей ветреной, дрянной погодой, все мы уже окоченели, промокли и одурели от морской болезни. Все, что у нас имелось, — это одежда, в которой мы стояли на палубе, остальное отобрали. Нас разделили на группы по четыре человека, надели на головы мешки, чтобы мы ничего не видели, вывели на берег и затолкали в кузов грузовика. После часа езды нас выволокли из кузова и уложили ничком в холодную, мокрую грязь. Грузовик уехал. Я стянул с головы мешок, огляделся. Кругом одни вересковые пустоши. Ветрено, но дождь прекратился. И мы с тремя моими товарищами принялись за работу. До наступления темноты оставалось два часа. Первым делом следовало соорудить укрытие.

Следующие десять дней мы питались тем, что нам давала земля. Это была настоящая борьба за выживание — в противоположность «игре в выживание», которой обычно занимаешься на учениях. Сомневаюсь, что инструкторы и впрямь позволили бы нам умереть от холода, однако они дали нам пройти половину пути к подобной кончине. Попасть в госпиталь означало бы не выдержать испытания и быть отчисленным с курсов.

Мы построили маленькое, но крепкое убежище (или «схрон») из бревен, кусков рифленого железа и торфа. Костерок, горевший у входа, согревал нас — правда, дышать приходилось дымом. В ближнем заливчике мы ловили кумжу. Она была не крупнее карася, но все же вносила разнообразие в наш рацион, состоявший из травы и морских водорослей. С силками нам меньше везло, зато мы подбирали на ближних дорогах сбитых машинами зверьков.

Чтобы сохранить тепло на ночь, мы согревали в костре камни, а потом заворачивали их в мешковину и использовали в качестве грелок. Набив мешки травой, мы соорудили «одеяла». Все дневное время мы, смахивающие в непромокаемой «одежде» из пластиковых пакетов на пугала, посвящали сбору пищи и топлива.

На десятую ночь я проснулся от того, что на мои ноги, протянутые к самому выходу из «схрона», что-то упало. Полусонный, я гадал, что бы это могло быть.

Ба-бах! В голове у меня зазвенело, и я понял, что это шумовая граната.

Кто-то сдирал с нашего убежища крышу, я услышал мужские голоса, оравшие: «Бери их, гадов!»

Нас, ошеломленных и ничего не понимающих, выволокли наружу солдаты в вязаных шлемах — их было человек тридцать. Мы пытались бороться с ними, однако силы у нас были из-за недоедания не те, да и числом они нас превосходили, так что добились мы лишь того, что получили хорошую взбучку. Завязав нам глаза, нас побросали в ледяной пруд, а после под дулами автоматов повели к дороге и затолкали в кузов грузовика. Так мы на своей шкуре испытали «шок пленения».

Мы более или менее представляли себе, что нас ожидает: этап учебного курса, именуемый «поведение после пленения». Обучение такому поведению проходят все «рискующие оказаться в плену» военнослужащие Соединенного Королевства, в том числе служащие любых частей особого назначения, горные инструкторы и члены экипажей боевых самолетов. Научить человека выдерживать пытки невозможно, однако, ознакомившись с «интеллектуальными» играми, в которые с тобой будут играть на учебных допросах, ты по крайней мере начинаешь понимать, что тебя ожидает. Ты должен постараться не привлекать к себе особого внимания и продержаться достаточно долго, чтобы не поставить под угрозу жизнь своих товарищей, которым, возможно, удалось избежать плена.

Остаток ночи мы провели в ангаре аэропорта острова Айлей — стоя в так называемых «напряженных позах». Это означает, что ты несколько часов стоишь на коленях — или на ногах, но при этом неудобно скрючившись, так что у тебя сводит суставы и мышцы. Весьма эффективный способ изнурить пленника, не подвергая его настоящим пыткам. Как только мы пытались пошевелиться, получали пинок в поясницу. А поскольку человек совсем не шевелиться не может, пинков мы получили немало. Поначалу они были не очень болезненными, но удары наносились в одну и ту же точку, и в конце концов боль стала мучительной. Большинство из нас переносило это стоически, однако некоторые начали вскрикивать и стонать.

На дворе стоял декабрь, и было холодно. Поскольку моя тонкая хлопковая форма была мне мала, живот, лодыжки и предплечья мои оказались открытыми ледяному ветру. Если у нас от холода и изнеможения подкашивались ноги и мы падали на пол, нас на несколько минут затаскивали в теплую комнату и усаживали рядом с нагревателем, а когда мы переставали дрожать, отволакивали назад, на холод. Оказалось, что переходить из холода в тепло и обратно — куда хуже, чем все время оставаться на холоде.

В какой-то момент мне выдали пару носков и велели надеть их. Это было слишком хорошо, чтобы оказаться правдой. Да оно ею и не оказалось. Пока я, с завязанными глазами, пытался онемелыми пальцами расшнуровать ботинки, носки у меня отобрали — все было лишь жестокой шуткой.

Поутру нас, не сняв с глаз повязок, погрузили в самолет, и следующий час мы, все так же в напряженных позах, провели в полете.

После приземления нас запихали в очередной грузовик, отвезли в какую-то старую, как нам показалось, каменную крепость и бросили в подземелье. Следующие тридцать часов нас опять-таки продержали в напряженных позах. Через каждые шесть часов нам выдавали по половине ломтя хлеба и по глотку воды. Несмотря на завязанные глаза, я ощутил, что день сменился ночью. После того как я всю ночь простоял с поднятыми вверх руками, у меня от вынужденной бессонницы и сенсорного голодания начались галлюцинации. Так нас готовили к допросам.

На следующий день повязки ненадолго сняли, и с нами поговорил врач. Он сказал, что телесного ущерба нам не причинят и что, если мы предпочтем сдаться, нашу просьбу удовлетворят. Испытание же закончится, лишь когда мы снова увидим этого же самого врача.

Нас отправили в центр временного содержания. Из расставленных вокруг динамиков лился белый шум (подобный тому, который издает ненастроенный телевизор), и мы, остававшиеся незрячими уже несколько дней, утратили всякое представление об окружающем. Мы не знали, где мы, с кем мы и какое сейчас время суток.