Чародей поневоле (пер. В.М.Федоров) - Кристофер Сташефф

— …чувство юмора, да. И ты должен признать, Род, что есть что-то неистребимо юмористическое в человеке, который полгалактики преследует плод своего собственного вымысла.

— О да, разумеется, это гомерический хохот. Но разве не в этом разница между человеком и роботом, Векс?

— В чем? В способности создавать воображаемые конструкции?

— Нет, в способности увлекаться ими. Ну, давай-ка посмотрим, нельзя ли нам найти тебе тихое стойло, где ты сможешь спокойно пережевывать свои данные.

Векс повернулся и потрусил в ворота постоялого двора.

Когда Род спешился, из конюшни выбежал конюх. Род бросил ему поводья и велел:

— Не давай ему слишком много воды, — а затем прошел в большой зал таверны.

Род не знал, что в помещении может быть дымно и без табака. Строительство дымоходов на этой планете явно числилось среди недоразвитых искусств.

Однако клиенты, похоже, не возражали. Помещение было заполнено голосами. Люди были заняты громкими разговорами. Огромный зал вмещал двадцать с чем-то столов — больших и круглых, впрочем, было и несколько столиков поменьше, занятых людьми, чья одежда отмечала их, как находящихся выше простонародья (но недостаточно высоких, чтобы останавливаться в замке). Освещение состояло из сосновых факелов, которые усиливали общую задымленность, сальных свечей, которые мило капали на гостей, и огромного очага, пригодного для того, чтобы зажарить целого быка, чем именно он в данный момент и занимался.

Небольшая орда мальчиков и крестьянских девушек поддерживала постоянный поток еды и питья, проходивший между столами и кухней: многие из них демонстрировали немалое искусство в беге по пересеченной местности.

Рослый лысоватый человек в завязанном на широкой талии фартуке выскочил из кухни с дымящейся деревянной тарелкой — трактирщик, надо полагать. Дела сегодня ночью шли хорошо.

Человек поднял взгляд, увидел Рода, мигом узрел ало-золотой камзол, шпагу и кинжал, общий явно авторитетный вид, туго набитый кошель — особенно кошель — и сунул тарелку ближайшей служанке. Он подлетел к Роду, вытирая руки о фартук.

— Чем могу служить вам, добрый мастер?

— Кружкой эля, куском мяса толщиной с оба твоих больших пальца и столиком на одного. — Род улыбнулся, говоря это хозяину.

Тот уставился на него, его губы сложились в круглое «о» — Род явно сделал что-то неординарное.

Затем взгляд старика принял расчетливое выражение, то, которое Род видывал и раньше: оно обычно сопровождалось замечанием официанту вполголоса: легкая добыча, выуди у него все, что он стоит.

Род улыбнулся.

Ему следовало бы знать, что этого лучше не делать. Некоторые вещи можно, однако, и переделать. Род дал своей улыбке перейти в мрачность.

— Ну, чего ж ты ждешь? — рявкнул он — И побыстрей с этим, или я пообедаю вырезкой из твоей спины!

Хозяин подпрыгнул, затем раболепно часто закланялся.

— Ну конечно, м'лорд, конечно! Все будет быстро, добрый мастер, да, безусловно быстро! — Он повернулся бежать.

Рука Рода зажала ему плечо.

— Столик, — напомнил он.

Трактирщик сглотнул, дернув головой, отвел Рода к столику рядом с поставленным на попа бревном, служившим опорой зданию, и рванул прочь — несомненно ругаясь под нос.

Род ответил не менее любезно, но расширил тему, включив в нее все, что олицетворял собой трактирщик, а именно корыстные наклонности человека. И конечно же кончил тем, что принялся ругать себя за ублажение Маммоны, поскольку становился скупым.

Ну, что он мог поделать? Агентам ПОИСКА полагалось оставаться незаметными, а мягкосердечный средневековый буржуа был вопиющим противоречием.

Но когда трактирщик говорил быстро, он это и имел в виду. Мясо и эль появились чуть ли не прежде, чем Род уселся. Хозяин стоял, вытирая руки фартуком и с очень обеспокоенным видом. Вероятно, ожидая, как Род примет его стряпню.

Род открыл было рот, чтобы его успокоить, и остановился, прежде чем хоть одно слово успело пройти через его носоглотку. Нос его зашмыгал, по лицу медленно расползлась улыбка. Он поднял взгляд на трактирщика.

— Я чую запах колбасы с чесноком?

— О, да, ваша милость! — снова закивал трактирщик. — Это колбаса с чесноком, ваша милость, и очень хорошая колбаса с чесноком к тому же, если мне позволено будет сказать это. Если вашей милости угодно…

— Моей милости угодно, — снизошел Род. — И престо аллегро[8], с-мерд.

Трактирщик шарахнулся от него, напомнив Роду вексовское отношение к силлогизму, и убежал.

Ну, и что бы это значило? — гадал Род. Должно быть, дело в чем-то, сказанном им. А он-то довольно-таки сильно гордился этим «смерд»…

Он попробовал мясо и только стал заливать его элем, как на стол бухнулась тарелка с чесночной колбасой.

— Отлично, — похвалил Род. — И мясо приемлемо.

Лицо трактирщика расплылось в улыбке облегчения, он повернулся было, чтобы уйти, затем снова обернулся.

— Ну, что еще? — спросил Род, набив полный рот колбасой с чесноком.

Руки трактирщика снова принялись мять фартук.

— Прошу прощения, мой мастер, но… — Губы его тоже замялись, а затем он выпалил: — Мастер часом не чародей?

— Кто? Я? Чародей? Смешно! — Чтобы подчеркнуть сказанное, Род ткнул столовым ножом в направлении трактирщика.

Огромный живот изумленно съежился, а затем умчался, прихватив с собой и своего владельца.

Ну, а с чего он взял, что я чародей? — подумал Род, пережевывая большой кусок мяса. — Никогда не ел мяса лучше, — решил он. — Должно быть, дело в дыме. Интересно, какое дерево они употребляют? Дело, наверное, в этом престо аллегро. Он, вероятно, подумал, что это волшебные слова…

Ну, они-таки сотворили чудеса.

Род откусил чесночной колбасы и хлебнул эля.

Он — чародей? Никогда! Он, может быть, и младший сын младшего сына, но до такого отчаяния он не дошел.

Кроме того, чтобы стать чародеем, требовалось подписать кровью контракт, а у Рода лишней крови не было. Он без конца проливал ее в самых неподходящих местах…

Он осушил кружку и с треском поставил ее на стол. Материализовавшийся трактирщик с кувшином снова налил доверху стакан. Род начал было благодарно улыбаться, да вспомнил свое положение и изменил улыбку на усмешку. Пошарив в кошеле, он нащупал неправильной формы самородок золота — приемлемая валюта в средневековом обществе — вспомнил, как быстро в таких заведениях обдирают щедрых и пропустил самородок в пользу обрезка серебра.

Трактирщик уставился на маленькую белую полоску на своей ладони, глаза его при этом предпринимали доблестную попытку превратиться в полусферы. Он издал булькающий звук, заикаясь, рассыпался в благодарностях и шмыгнул прочь.