Чародей поневоле (пер. В.М.Федоров) - Кристофер Сташефф

Если догадка Векса была верна и Дом поддерживала инопланетная сила, они определенно могли что-то заподозрить — не важно как.

Но не позволял ли Род снова разгуляться своей паранойе? У него начисто пропал сон, все мускулы напряглись. Он вздохнул и скатился с постели; теперь он не мог уснуть. Лучше включить Векса и поговорить. Род нуждался в электронной объективности робота, собственной у него было слишком мало.

Большой Том зашевелился и проснулся, когда Род поднял ржавый дверной засов.

— Мастер? Камо грядеши?

— Просто немного тревожусь за своего коня, Большой Том. Думаю пробежаться до конюшни и удостовериться, что конюх обращается с ним правильно. Спи.

С миг Большой Том только пялил глаза.

— Воистину, — произнес он, — вы крайне заботливы, мастер.

Он перевернулся и зарылся головой в складки плаща, используемого в качестве подушки.

— Чтобы так сильно беспокоиться за коня, — сонно пробормотал он и снова захрапел.

Род усмехнулся и выбрался из комнаты.

Он нашел черную лестницу в нескольких шагах — темную и старую, но ближе к конюшне, чем главная дверь.

У подножия лестницы находилась дверь, та, что не часто использовалась — когда он открывал ее, она застонала, словно лягушка-бык в течке.

Двор заливал мягкий, золотистый свет трех лун. Самая большая луна была лишь немногим меньше земной, но располагалась намного ближе; она заполняла собой целых тридцать градусов неба, вечное полнолуние перед равноденствием.

— Отличная планета для влюбленных, — задумчиво произнес Род, и из-за того, что его глаза приклеились к луне, он не заметил серой полоски шнура, натянутого чуть выше порога. И споткнулся.

Его руки метнулись вперед, шлепнув по земле, чтобы смягчить падение. Что-то твердое ударило его по затылку, и мир растворился в снопе искр.

Вокруг него было красноватое свечение, а в голове — пульсирующая боль. Что-то холодное и мокрое прошлось по его лицу. Он содрогнулся и полностью пришел в сознание.

Род лежал на спине; над ним был сводчатый потолок из известняка, мерцавшего блестками отраженного света. С потолка до зеленого ковра тянулись тощие известковые колонны — сталактиты и сталагмиты. Зеленый ковер простирался во всех направлениях по меньшей мере на милю. Свет, казалось, исходил отовсюду — пляшущий, колеблющийся свет, зажигавший искры на потолке в запутанном танце.

Зеленый ковер расстилался и под ним; он чувствовал его холодный и пружинящий, влажный под его спиной, мох толщиной в три дюйма. Он попытался вытянуть руку и коснуться мха, но обнаружил, что не может пошевелить ни рукой, ни ногой. Подняв голову, он поискал взглядом связывающие его веревки, но тут не было и нити.

Он помотал головой, пытаясь вытряхнуть из нее боль так, чтобы суметь мыслить ясно.

— Векс, — прошептал он, — где я?

Ответа не было.

Род закусил губу.

— Брось, железный конь! Ты спишь при кризисе?

При кризисе…

У Векса был приступ. Род отправился вновь включить его.

Он был предоставлен самому себе.

Он вздохнул и улегся на зеленый ковер мха.

Справа от него начал что-то напевать глухой голос. Род посмотрел.

В голом каменном круге мерцал огонь. Над ним стояла тренога, поддерживавшая котел — котел с крышкой, весело бурлящий, с выходящей из дырки в крышке трубой. С потолка падали капли воды, ударяя по трубке, а под противоположным концом трубки стояла чаша, собиравшая капли.

Примитивный перегонный куб.

И самогонщик — наверное, восемнадцати дюймов ростом — очень широкоплечий и вообще коренастый, одетый в камзол и рейтузы. У него было округлое веселое лицо, блестящие зеленые глаза, курносый нос и очень широкий рот, изогнутый в озорной улыбке. И венец всего — на нем была робингудовская шляпа с ярким красным пером.

Зеленые глаза посмотрели и поймали взгляд Рода.

— Ха, — произнес человечек гудящим баритоном. — Ты пришел в чувство, чародей!

— Чародей? — нахмурился Род. — Я не чародей!

— Разумеется, — согласился человечек. — Не чародей. Ты являешься в падающей звезде и имеешь коня, сделанного из холодного железа…

— Минуточку, — перебил Род. — Откуда ты знаешь о том, что конь мой сделан из холодного железа?

— Мы — Крошечный Народ, — ответил невозмутимый человечек. — Мы живем Дубом, Ясенем и Терном, Лесом, Воздухом и Дерном; а те, кто живет холодным железом, алкают покончить с нашими лесами. Холодное железо — это знак всего того, что не может нас терпеть; и потому мы узнаем холодное железо — в любом виде.

Он повернулся обратно к своему котелку, приподнял крышку и проверил сусло.

— И потом, также, ты можешь слышать сказанное в доброй полумиле от тебя, а твой конь может мчаться столь же бесшумно, как ветер, и быстрее, чем сокол, когда у него есть причины. Но ты не чародей, да?

Род покачал головой.

— Нет. Я пользуюсь наукой, а не магией!

— Разумеется, — поддакнул человечек. — Что зовем мы розой и под другим названьем…[10] Нет, ты чародей, и как таковой известен уже всюду, вдоль и поперек по всему Грамарию.

— Грамарий? Что это такое?

Человечек в удивлении уставился на него.

— Да этот самый мир, чародей! Мир, в котором мы живем, земля между Четырьмя Морями, царство королевы Катарины!

— О, она правит всем миром?

— Истинно так, — подтвердил эльф, бросив на Рода косой взгляд.

— А как называется ее замок? И город вокруг него?

— Раннимид. Воистину, ты самый необразованный чародей!

— Именно это я и пытался тебе сказать, — вздохнул Род.

Человечек отвернулся, качая головой и что-то бурча под нос. Он открыл краник на сборной чаше и нацедил немного жидкости в кружку размером с мензурку.

Род вдруг понял, что его мучает жажда.

— Э, слушай, что ты там варишь? Ведь это не бренди, не так ли?

Эльф покачал головой.

— Джин? Ром? Водка?

— Нет, то спиртное другого вида. — Он подскочил к Роду и поднес миниатюрную кружку к губам человека.

— Спасибо. — Род пригубил, возвел глаза к потолку и причмокнул губами. — На вкус словно мед.

— Там, где сосут дикие пчелы, сосу и я. — Человечек заскакал обратно к огню.

— Совсем неплохо. Ты не мог бы поделиться рецептом?

— Ну разумеется, — улыбнулся эльф. — Мы же сделаем для гостя все, что в наших силах.

— Гостя! — фыркнул Род. — Мне крайне неприятно оспаривать ваше гостеприимство, но делание меня неподвижным не совсем то, что я назвал бы распростертыми объятиями.

— О, это мы вскоре исправим. — Человек снял крышку с котла и помешал сусло.

Что-то щелкнуло в голове Рода. Волосы у основания черепа начали становиться дыбом.

— Э, скажи-ка, э… Но, по-моему, нас не представили друг другу, однако… Тебя ведь зовут Робин Добрый Малый, не так ли? Он же Пак[11]?