Нулевая версия - Вильям Михайлович Вальдман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так, описав зигзаг, ниточка следствия вернулась на исходный рубеж и оборвалась.
«Пономарев был жив и не собирался умирать. Северцев говорил правду, и вообще все стало просто и ясно. Для Северцева с самого начала было ясно, что убит Пономарев. Но я-то!.. Сам себе одел шоры на глаза и с упорством мула лез в одном направлении. Одна версия — это не версия. Знал прекрасно эту прописную истину и все-таки попал в плен собственной однобокости. Какое вы имели право, дорогой Арслан Курбанович, игнорировать другие возможные варианты? Никакого. Может быть, утешиться тем, что одна версия исключена, значит какое-то движение вперед было? Хорошенькое утешение! Интересно, что скажет на этот довод прокурор области, который вызвал его на одиннадцать часов утра для доклада? Но хватит себя четвертовать. Нужно хорошенько подумать — с чего начать...»
Сейчас уже не вызывало сомнений: убитым мог оказаться кто-нибудь из приезжих. Это подтверждали и полученные сведения: все мужчины от 20 до 30 лет, выбывшие из поселка в марте и апреле, живы и находятся в различных городах страны.
Кто он — этот приезжий? Отстал от поезда или случайно попал в поселок?.. Вот в каком направлении необходимо вести поиск! Кроме того, нужно срочно размножить и разослать по всей стране фотоснимок убитого. Может быть, его давно ищут как пропавшего без вести...
* * *В небольшом уютном дворике Акбаровых было чисто и прохладно. Туйчиев и Соснин пили кокчай. Дильбар, жена Акбарова, угощала их горячими, только что из тандыра, лепешками. Хозяин священнодействовал у казана, в котором варилась шурпа.
Лейтенант Пулат Акбаров встретил приехавших утром друзей, как старых знакомых. Прямо из поселкового отделения милиции они втроем пошли на радиоузел и договорились о передаче объявления. Без помощи жителей поселка продолжать розыски было просто невозможно.
Поддавшись настойчивым уговорам Пулата, друзья направились к нему домой. Обед еще не был закончен, когда по репродуктору стали передавать объявление. Арслан внимательно вслушивался в текст, еще раз придирчиво проверяя, не забыто ли что-нибудь.
После радиообращения к жителям поселка в отделение милиции пришли четыре человека. Двое из них рассказали, что видели в конце апреля вечером на станции какого-то подозрительного мужчину с рюкзаком за плечами, причем, когда на следующий день возвращались обратно, мужчины уже не было, но на этом месте остался его рюкзак. В рюкзаке ничего не оказалось — его выбросили. По фотографии, на которой была восстановленная внешность убитого, мужчина с рюкзаком не опознан. Проверить сейчас, имел ли этот человек отношение к преступлению, было практически невозможно.
Третий житель поселка, Розанов, рассказал, что как-то в начале апреля на станции была стычка между отставшим от поезда гражданином и буфетчиком Усмановым. Этот гражданин, изрядно подвыпивший, зашел неуверенным шагом в буфет и потребовал, чтобы ему налили кружку пива. Он уверял, что пришлет деньги по почте, когда доберется домой. Буфетчик отказал. Тогда посетитель смахнул со стойки три стакана — они разлетелись вдребезги. Усманов выволок строптивого клиента из буфета и дал ему хороший подзатыльник. После этого гражданин уселся в конце перрона на скамейке и просидел там, пока не стемнело. Уехал ли он в тот вечер — Розанов не знал и больше его не видел.
Буфетчик Усманов полностью подтвердил показания Розанова. Кроме того, он добавил, что пьяный гражданин назвался Малагиным или Маландиным, работником областного управления сельского хозяйства.
Поздно вечером в милицию пришел шахтер Гарифуллин, слегка прихрамывающий молодой мужчина лет двадцати семи.
Пятого мая он возвращался со станции домой, шел медленно, опираясь на костыль: за две недели до этого сломал ногу, и нога еще была в гипсе. Когда Гарифуллин обогнул здание железнодорожной станции, его внимание привлекла группа мужчин. Их было четверо, собственно говоря, сначала двое, потом подошли остальные. Внезапно те двое, что подошли, набросились на стоявших. Вернее, на одного из них, потому что второго сразу оттолкнули. Гарифуллин хотел закричать, но потом передумал и поспешно заковылял к ближайшему дому, чтобы кого-нибудь позвать. До дома оставалось шагов пятнадцать, когда мимо Гарифуллина промчались двое. По его зову выбежали два брата Рахимбековых, но на месте драки уже никого не было.
— В армии я служил во внутренней охране, — сказал Гарифуллин. — Был у нас в колонии один забияка, режим часто нарушал. Так вот один из двоих, что пробежали мимо меня, мой старый знакомый. Фамилии его не помню, но кличка у него была... На языке вертится, а не вспомню... A-а, вспомнил: «Ржавый».
* * *«Долгов Петр Никанорович, кличка «Ржавый», 1935 г. рождения, уроженец г. Караганды, ранее дважды судим: в 1953 г. по ст. 74 ч. II УК РСФСР, в 1960 году по ст. 125 ч. I УК УзССР, наказание отбыл полностью. После освобождения проживал в различных районах Узбекистана...»
Эти сведения были получены лишь вчера, но уже сегодня Соснин установил, что Долгов живет в городе и работает слесарем на ремонтном заводе.
— Скажите, Долгов, вам не приходилось выезжать в мае месяце за пределы города?
Настороженный взгляд все время ощупывает Туйчиева и Соснина. Высокий худой мужчина с рыжеватой шевелюрой и большими ушами, чуть наклонив голову на бок, внимательно вслушивается в вопросы и интонацию следователя, беззвучно шевелит губами, как бы повторяя вопрос для себя, затем долго молчит.
Туйчиеву выдержки не занимать, он не торопит допрашиваемого. Пусть думает.
— Нет, никуда не ездил, — наконец решительно выдыхает Долгов.
Однако на лице Арслана невозможно что-либо прочесть. Он просто задает вопросы, с безразличным видом заносит ответы в протокол.
— Вспомните хорошенько, Долгов. Может быть, вы забыли.
Молчание. Допрос идет уже давно. Соснин нетерпеливо
