Роксолана. Королева Османской империи (сборник) - Сергей Плачинда

Она уже понимала турецкий язык и могла ответить Сулейману:

— Знает султан, что такое тоска по Родине? По родному селу? По Украине?

Нахмурился Сулейман. Закивал головой, вздохнул.

— На Троицу, в такой прекрасный Зеленый праздник, когда все село гуляло, радовалось, веселилось, когда так ласково светило солнце, залетели твои подданные. Разбойники, они убили моих отца и мать. Сожгли дом, храм, село. Вырезали невинных детей. Связали людей и со всем награбленным по-воровски бежали. Все это случилось каких-то восемь недель назад…

— Что я могу сделать, чтобы унять твою боль? — с горячностью воскликнул султан. — Как успокоить твое сердце? Скажи, Роксолана, и я исполню любую твою волю, твое желание — слово султана.

Настя не надеялась на такой разговор и на такую уступчивость султана, но обладая природным умом, воспитанная в образованной семье, не растерялась. После короткого раздумья девушка ответила:

— Я хочу, чтобы твои подданные, твои янычары больше не грабили мою Украину, мой родной край!

Султан встал, приложил руку к груди:

— Роксолана, даю слово султана, пока жив и пока мы с тобой вместе, ни один янычар не ступит на украинскую землю[3].

Эти слова он повторил трижды, и Настя повеселела, даже улыбнулась:

— Слово султана твердое?

Сулейман хлопнул в ладоши, крикнул слугам:

— Сераскера и великого визиря!

«Пока мы вместе», — повторила про себя Роксолана. — Дорого мне обойдется эта клятва. Теперь я не имею права убегать в Украину, потому что принесу с собой смерть моему краю. Но что значит моя жизнь и моя судьба по сравнению с судьбой Украины, с жизнью тысяч и тысяч украинцев? Неужели пришло то время, о котором говорил Максим из Канева, о чем просила мать перед смертью?..»

Вошли двое: чернобородый старый военный министр — сераскер, и могучий, как гора, прославленный полководец, великий визирь, не раз возглавлявший орды янычар в походах. У них за спиной стоял эфенди с гусиным пером.

— Я повелеваю, — сказал Сулейман, — чтобы мои храбрые воины смотрели лишь на три стороны света — на восток, запад и юг. И чтобы они забыли о севере. Ни один турок больше не ступит на землю Запорожской державы — Украины.

Сераскер уважительно склонил голову в знак полного согласия. Заскрипело перо эфенди. А великий визирь Ибрагим-паша стоял ошеломленный: вот уже год он старательно готовил большой поход в Украину. Он решил утереть нос хвастливому Мелик-Гирею и доказать мелким воришкам — крымчакам, что такое настоящее военное искусство. Наконец, у визиря с Украиной были давние счеты: Ибрагим-паша за всю свою жизнь в бесчисленных походах и битвах лишь дважды терпел поражение и оба раза — от казаков. Стыдно вспоминать, как он в последний раз, пять лет назад, вынужден был позорно бежать от запорожцев и едва не утонул из-за серебряной кольчуги в Дунае. Он собирался жестоко отомстить казакам, повести всю армию, и вот…

— Я это делаю, — стальным голосом произнес Сулейман, — ради украшения моего дворца и всей Порты — несравненной по красоте и мудрости Роксоланы.

Великий визирь знал, что перечить султану — это все равно, что умереть на его глазах. «Надо действовать иначе», — мелькнула мысль у Ибрагима. Склонил в поклоне тяжелую львиную голову перед Сулейманом и, придерживая позолоченную саблю — подарок султана — вышел.

Ибрагим в душе ненавидел мальчишество султана и был уверен, что могущество Порты держится на нем, Ибрагиме. Знал, что за ним последуют паши, беи, шейхи, которые ревностно придерживаются шариата и которым православная украинка во дворце султана очень не нравится.

Храбрый, коварный Ибрагим-паша весь вечер просидел в одиночестве со своими мыслями, обдумывая планы.

Он завоеватель, воин. Убивать людей, рубить головы — его профессия, любимое дело, без этого он не мог жить. Он мечтал утопить Украину в крови. Это должен быть кровавый поход, о котором рассказывали бы потом сотни, тысячи лет. И вот… надо победить главного врага, который неожиданно появился перед ним, — Роксолану.

Ибрагим решил перехитрить султана.

Уже и полночь прошла, а он все взвешивал, обдумывал свой коварный замысел…

Шептались по углам, оглядываясь, рассказывали друг другу прислоняя чалму к чалме: новая пленница очаровала султана. Конечно, все свободное время великий и могучий Сулейман проводит только с ней, Роксоланой. Султан будто бы забыл, что у него есть гарем, где ждут его ласки красивых женщин тридцати покоренных стран. А он — только рядом с Роксоланой.

— Да, она колдунья, — гудел султанский двор.

— У них в Украине[4] есть такое зелье…

— Конечно. Среди запорожцев тоже есть такие, которых стрела не берет.

Паши и шейхи обиженно шипели:

— Она упряма: креста не сняла с шеи.

— Султан теперь не будет воевать с богатой страной.

— Мы обеднеем.

— Неужели наместник Аллаха захочет жениться на неверной?

Шептали, но, как всегда, все падали перед султаном ниц, гнули спины и до смерти боялись его гневного взгляда. В итоге немилость царя царей — это и была смерть.

Всех поражала красота Насти, ее ум. За несколько недель она свободно овладела турецким языком, быстро научилась читать и писать. Шейхи только удивлялись.

Прошло еще полтора месяца, и новая весть поразила могучую Порту: Сулейман скрепил свою любовь к Роксолане высоким браком. Он предоставил ей титул великой султанши Стамбула. Никогда за всю историю Турции женщина еще занимала такого почетного места.

Слетела голова с паши, который тихонько высказал свое недовольство этим браком, а кто-то донес на ухо султану о крамольнике. Сплетни, болтовня в султанском дворе утихли. Зато все восхваляли красоту и ум великой султанши…

О ней заговорила Европа.

Настя почти всегда сопровождала султана на различных выставках, банкетах, приемах и имела возможность разговаривать с иностранцами. Всю Европу поразила весть, что султанша — пленница из Украины — разговаривает с послами на латыни.

Удивлению не было предела. Откуда бывшая пленница из Украины знает латынь? Дипломаты пожимали плечами: в Украине, говорят, умеют только пахать и воевать.

— Нет, — объясняла Настя-Роксолана, — в Украине в каждом селе есть школа, которую ведет священник или бывший писарь Войска Запорожского. Они и учат детей церковнославянскому и латинскому языкам.

Настя вздыхала, вспоминая, как отец Петр хвалил ее при родителях, удивлялся ее памяти и уму. «Она гетманом смогла бы стать «, — не раз повторял отец Петр. «Немного не угадал мой учитель, — вспоминала теперь Настя. — Я почти гетманша. А может, и больше «.