Сибирский. Детектив. Бракованные - Сергей Панч

Кузнецова остановилась возле места преступления и выключила секундомер. Мишаня попросил ее присесть и сымитировать изучение поверхности.

— Товарищ майор, давайте обратно мелкими перебежками чтобы нам еще раз путь проследить, как выразился господин чиновник, — запыхавшись сказал журналист.

— Как выразился Геннадий Михайлович — снимайте, а не суйте свой нос не в свои дела, просто снимайте, а то…

— А то что? — нахально по-московски встав в позу приготовился к конфликту Денис.

— Отморозите нос свой журналистский, нюх пропадет.

Кузнецова сняла шерстяную варежку, в которой держала секундомер, подошла к Мишане и принялась тереть ему побелевший немного нос. Опешивший оператор стоял как вкопанный.

— Периодически проверяйте нос и мочки ушей, если побелели, растирайте, желательно шерстью. Прошу вас, снимите как можно четче тут все. Наши операторы, сами понимаете, не алё, искусством не владеют, — хулиганский говорок майорши был призван растопить лед между ней и журналисткой бригадой. Она сама понимала им еще несколько дней работать рука об руку.

Майорша достала из своих спортивных штанов визитку и протянула Мишане, взяв с него обещание, что он вышлет ей фото и видео, как только доберется до компьютера. Денис стоял, прислонившись к большой березе. Задумавшись, замерзнув в пейзаже.

Она училась на год старше, на 3 курсе. По традиции всем журналистским скопищем они отправились на турбазу в конце сентября. В это время в Томске бабье лето, температура порой доходила до +25. Желающих отпраздновать начало учебного года было 3 автобуса. Рыжая хохотушка Маринка Лисовская и одногруппник Дениса решили замутить в этом веселье небольшой однодневный роман. Сибирский и Иринка оказались сопутствующим грузом для влюбленных. Однако сами того не зная, вляпались в историю, бурно отпраздновав день знакомства. В мыслях появилось фото с застывшим выражением лица Иринки. Снимки делали где-то спустя 3–4 часа после убийства, поэтому лицо успело заледенеть и покрыться невозмутимостью.

— А в морг вы нас возьмете?

— Боюсь, семья будет против съемок вскрытия, — Кузнецова все еще была стервозна.

— Мы заблюрим все, ну в смысле замажем лицо, и покажем планы с ассоциативными рядами: руки, щиколотки, волосы.

— Тогда вам любой труп подойдет.

— Нет, это важно — правдиво соврал Сибирский. Майорша поверила, а вот оператор удивился. Кузнецова была права: подошел бы любой похожий труп.

— Что там со временем, мог убить? — Сибирский перевел разговор в другое русло.

— Я очень сомневаюсь в этом, но исключать нельзя, — ответила Кузнецова. — Плюс он могу использовать лыжи. Следы от них тут тоже были.

Еще около двадцати минут провозился Мишаня, снимая место преступления, и за это время успел продрогнуть до костей. Когда они вернулись к дому Снегиревых, то увидели, что у входа припарковался странный малиновый “Порше Каен”. Еще более причудливо на его крыше красовался баннер с буквой “У”.

Денис пропустил вперед Кузнецову. У входа сидел охранник. Баба Маша прикладывала ему к глазу ледышку. Похоже, остолоп вновь не справился с работой.

В гостиной на полу лежал молодой кавказец. С разгоряченным, ржавым от вспыхнувших веснушек лицом, старлей Серов, прижав подозреваемого к паркету коленом, застегивал наручники. С большого носа водителя учебного “Порше” стекала кровь, а на щеках явно были слезы. Денис и Кузнецова сразу же посмотрели на его ботинки. На подошве отчетливо был виден круг, в котором стояла цифра 39.

Архив/ Василий/Доверие/файл 10005

Вася сидел в окружении пяти пустых пивных кружек. Пухленький, небритый с баками друг Никита всасывал в себя ягодный морс. Официант сгреб тару и поинтересовался о дальнейшем заказе.

— Еще, — коротко приказал Василий.

— И счет, — прибавил Никита и повернулся к Васе. — Это же не конец света, с ВИЧ люди живут десятилетиями, — глаза Никиты заблестели, голос казался неестественным. — В новостях читал уже вылечили полностью одного. Недавно. В Британии. И в Новосибе вроде как разработали.

— Да знаю я это! Гуглить умею. Ты, бро, пойми, я не об этом переживаю. Мне без Эльки теперь хана. У меня долгов во, — и он показал, что кредитов у него гораздо больше чем до хрена, примерно по шею. — Ты думаешь, я свои деньги в обанкротившуюся фирму вложил? Нет. Занял три ляма у людей…, в общем у тех, которые долги не прощают, Стартап прогорел. А долги остались.

— Хм. И что ты намерен делать? Элька деньги теперь не даст, за такой косяк, наверное, не прощают, — грустно сказал Никита. — Я бы не простил, — он немного хрюкнул, трубочкой собирая пузырьки на дне.

— А Эля, что? Ты с ней говорил?

— Не сейчас. Надо козыри в рукаве иметь. Поможешь?

— Угостить пивом могу, денег не проси, — четко заготовленной фразой ответил друг.

— Я про другое. У тебя и суммы нет, по крайней мере такой, которая меня спасла бы, — он прикоснулся губами к стакану, но пить не стал. — Надо бабу спидоносную найти. Она скажет, что я в беспамятстве был. Бухой в жопу, что почти правда. А это уже не измена. Понимаешь? Когда найдем, принесем ее на блюдечке, она меня перед Элькой оправдает, и вот тогда мосты заново строить можно — уже мечтательно пропел Вася и сделал большой глоток пенного.

— И сколько их было?

— Да всего две, — Вася вытер пену. — Мелкую я возьму на себя. А ты узнай, каких шлюх вызывают в сауну на Мюниха. — Вася сделал еще глоток. — Никита, я понимаю ты глубоко женатый человек, но друг у тебя всего один. И, если он не выплатит долг, то у тебя друзей не останется совсем.

— Мудак, ты все-таки, Василич, — Никита достал пятисотку положил на стол, встал и направился к выходу. — Хорошо, я съезжу, — кинул он, не оборачиваясь.

Незадачливый стартапер Вася ходил по комнате, всматриваясь в старый сервант. Медленно он крутил сиротливый брелок без ключей с эмблемой KIA. Щенячьими глазами на него смотрела молоденькая 18-летняя рыжеволосая Соня, которая расположилась на стареньком протертом красном ковре у выцветшего оранжевого кресла. Маленький розовый шелковый халатик почти развязался. Груди оголились, но Вася на них не смотрел. Он пытался быть серьезным