Хиппи в СССР 1983-1988. Мои похождения и были - Виталий Иванович Зюзин

глухой рокот, который по мере приближения превращался в сотрясающий все на свете гул. Я несколько испугался такой напасти в скифской степи, начавшей вздыматься по сторонам курганами, так что можно было предположить приземление инопланетян. Спрятался в яме, и скоро мимо меня с ревом и скрежетом гусениц об асфальт стали проноситься куда-то танки. Целый танковый полк, штук около ста машин, пер куда-то к морю. Купаться, что ли, собрались или усмирять взбунтовавшихся отдыхающих? Впечатление было сильное и неприятное. Перед рассветом меня подобрала добрая молодая учительница, предварительно спросив, не бандит ли я. Это был акт большого мужества, потому что у нее на заднем сиденье спала малолетняя дочь. В этот день я проехал немного через Джубгу и далее по берегу до Агоя и заночевал, а проснувшись, обнаружил дикий чеснок, которым и позавтракал с хлебом. Бывали такие места, что разъезжающие беспрестанно машины совсем не хотели брать, потому что пугались подобных незнакомцев с непривычным внешним видом и потому что их поездки все были местными, в радиусе нескольких километров, и им понятно было, что мы едем намного дальше. Кстати сказать, в СССР автостоп был развит в отдельных небольших районах, и то там в основном ездили за деньги. Мы же принципиально (принципы были хорошо подкреплены пустыми карманами) передвигались бесплатно. Хотя бывали случаи, когда водители силой вымогали деньги.

Дальше день был хоть и очень тугим в отношении стопа, но тем не менее интересным. Перед Сочи меня подхватил какой-то местный лихач, который на каждом крутом повороте гнал со скоростью 80–100 километров в час, приговаривая, что вот тут у него один друг сорвался в пропасть, вот тут другой… Он повез меня к почитаемому веками их предками-адыгейцами дубу в цепях, потом к своему семейству, где меня накормили, потом отвез этими дикими серпантинами куда-то дальше по побережью (далеко по извилистой дороге, но не так далеко, если мерить по прямой). В этот же день к вечеру я наконец прибыл в Пицунду. Надо сказать, что при путешествиях такого рода мало у кого бывала карта, да и сами карты из-за постоянных недомолвок с совковой паранойей секретности не показывали все строения, населенные пункты, заводы и т. д., так что не всегда можно было и с картой понять, где находишься и куда ведет какая дорога. В географии молодые люди тоже были не сильны, а указатели на дорогах были чересчур лаконичны и чрезвычайно редки, так что иногда по 200 километров по трассе ты не встречал никаких указаний на названия и направления, не говоря про данные о расстояниях до крупных населенных пунктов. Получалось, что само прибытие куда надо, да еще и за четыре дня, без случайных заездов далеко в сторону от пути можно было считать событием необыкновенным.

Третье ущелье располагалось довольно далеко и в другой стороне от самого фешенебельного советского курорта с четырьмя высотками на мысу и старой частью города, полной туристами. Надо было идти по самому берегу, сплошь заваленному огромными острыми глыбами, дальше на юг или поверху, петляя по гребням обрывов. Весь путь занимал, наверное, часа полтора-два.

Сначала в первом ущелье по пути попался хилый пионерлагерь, потом какое-то сильно обжитое дикими, как тогда говорили, но в нашем понимании приличными, цивильными туристами второе ущелье, а затем путь тянулся так, что можно было идти или по берегу, опять-таки перескакивая по глыбам и местами по пояс в воде, или по карнизу поверху. Но при самом приближении к третьему ущелью карниз превращался в гору, влезть на которую или обойти не было никакой возможности, кроме как по воде, так что этот путь поверху приводил к единственной возможности попасть дальше – пройти через совершенно темную и длинную пещеру. На ум приходили блуждания в кромешной тьме Тома Сойера с подружкой в подобном месте, где они чуть не умерли.

В первый раз я выбрал путь по берегу, и правильно сделал, потому что ни факела, ни фонарика, ни провожатого негде было взять, а заблудиться или застрять в разветвленном ходами подземелье мне не улыбалось. Да и вообще про пещеру мне никто и не говорил. Когда я все-таки с кем-то прошел там впервые, было, надо сказать, стремно, потому что мы в одном месте чуть не провалились в бездну, а в другом еле пролезли в узкое горлышко, едва не задохнувшись и не застряв. При этом провожатый, бывший комсомольский вожак Воль, рассказывал страшные истории, связанные с этим местом. До этого я был знаком только с очень окультуренными пещерами. Когда после окончания школы попал в Новый Афон, то был на экскурсии в Новоафонскую пещеру, куда сначала везли на вагончиках, а потом водили по большим подземным залам с подсвеченными сталактитами и сталагмитами. Играла музыка, и гид зорко следила, чтобы кто-нибудь не исчез в боковые ответвления, из которых она и сама бы, наверное, не выбралась, потому что рассказывали, что по этим естественным туннелям можно чуть ли не к Эльбрусу добраться. Если, конечно, по дороге не задохнуться и не быть съеденными в каком-нибудь подземном озере бесцветными доисторическими рыбищами…

Дикая жизнь

Жизнь в ущелье была романтичной и по первозданности природы, и по малочисленности и составу обитателей, а также по их вольным нравам. Поня, Воль и Влад играли вечерами на гитаре, Бабушка Удава сводила Влада с ума, я рисовал пейзажи на картонках и камешках и даже продавал их иногда в городе туристам (опять-таки совершенно невиданное и не разрешенное в СССР занятие), а потом писал портрет маслом безрукого профессора аж за 25 рублей, которые он мне любезно предложил. Мне это сильно пригодилось, так как я из-за ограбления в дороге до этого жил на иждивении общества. Там же на пригорке в зарослях рододендрона проводила лето старушка-балерина, у которой была железная кровать под шатром. А в начале следующего ущелья – сказочно красивая пара: хиппи из Москвы, причем парень, которого звали Володей, был этаким улыбчивым гуру и экстрасенсом и когда-то лечил нашу Фри от наркомании. Но в Москве эти полубоги мне потом не попались. Далее, уже ближе к белоснежному кораблю-санаторию ЦК партии в четвертом ущелье, жили две пары системных литовцев, и мы ночью несколько раз ходили к ним в гости, освещая себе тропинку над обрывом, держа в руках светлячков. В одном месте слева от нас отвесная скала метров в десять переливалась светом этих жуков, и это сияние было просто волшебно. Надо сказать, что прибалтийские хиппи хоть и состояли в дружеских отношениях с нами, русскими хиппи, но все же держались несколько особняком, не особо стремясь к нам ездить и осматривать красоты остального Союза. И тут, на море, тоже чаще ходили к ним в гости мы, а они просто задерживались на полчасика у нас по дороге в Пицунду или из нее. Их герлы были очень стройны и грациозны, но по-прибалтийски деловиты. Кажется, все четверо там подтарчивали на героине, так что не удивлюсь, если никого из них уж и в живых-то нет. После того лета и не встречал их больше.

В нашем лагере было три палатки на человек десять, но в одной жили постоянно Машка с Ромашкой, вторая часто пустовала из-за жары, а в третьей держали провизию и посуду. Спали же все вместе в гроте на расстеленных одно к другому одеялах и матрасах так близко к морю, что иногда к ногам докатывались волны.

Через наши ноги с утра переступали все, кто шел берегом из ущелья в ущелье. Надо сказать, что вставали мы поздно, потому что по утренней прохладе все как-то подмерзали, хотя и жались друг к дружке, и старались доспать в начинавшемся тепле, но все же еще до жары. К тому же до грота солнечные лучи доходили не сразу с восходом, а только к полудню, и тогда пекло поднимало уже и последних сонливцев. Впрочем, думаю, похожая ситуация у всех туристов-палаточников и прочих дикарей.

А те, кто шел не низом, а продвигался верхней дорогой, лезли, как я говорил, через космически черную длиннющую двухуровневую пещеру и рисковали при выходе из нее наткнуться на наши «даблы» в окружающих кустах. Причем в паре мест этого тоннеля надо было вставать на коленки, чтобы протиснуться в следующее расширение довольно опасного подземелья, а в двух других пещерный ход раздваивался, в одном вверх и вниз, в другом в сторону, и надо было угадать, в какой