На трудных дорогах войны. От Кавказа До Балкан - Константин Деревянко

Тем временем старший кок Маша пригласила к столу, и мне представился случай ещё раз высоко оценить её искусство. Отобедав с И. И. Тарапунько, мы вместе направились на самоходном понтоне с грузом на крымский берег – познакомиться с людьми, разгрузочно-погрузочными работами, а заодно на себе испытать удары авиации и артиллерии противника по нашим коммуникациям. И за этим дело не стало – мы испытали на себе все: и свист осколков, и фонтаны воды, обрушившейся на нас после разрывов снарядов и бомб невдалеке. Спрашиваю у командира понтона лейтенанта И. К. Исаева: «И частенько так?» – «Почти каждый день с хорошей видимостью». Исаев понравился мне – я приметил: не дрогнула у него рука, лежавшая на штурвале, при разрывах снарядов и бомб, а это признак выдержки, уверенно вёл он судно. Я взял себе на заметку этого человека – на будущее. Придёт время, и я представлю его за храбрость, проявленную на морском горячем фронте, и за наибольшее число огненных рейсов к ордену Красного Знамени, и он будет награждён им. Катера дымзавесчики поставили надёжною дымзавесу, а катера ПВО вели такой интенсивный огонь, что не позволили «мессершмитам» снижаться и штурмовать наши суда.

Нас встретили старморнач Керчь-Еникальского полуострова капитан-лейтенант Усатенко и старший комендант всех причалов в Крыму М. И. Приземный. Мы с Тарапунько приступили к работе: обошли причалы, присмотрелись к работе людей, поговорили с ними, выслушали их пожелания. Я вынес впечатление, что работа здесь спорится – чувствуется, что старморнач Федор Иванович Усатенко старается наладить дело по-новому: Приземный за эти два дня поработал хорошо. Ведь он только позавчера прибыл сюда. Провожая его, я вышел с ним из помещения и показал в сторону крымского берега, который как раз в этот момент бомбили вражеские самолёты: «Отправляйтесь туда на катере, приступайте к работе сей же час, жду от вас перелома в работе по ускорению разгрузки и погрузки, поднимайте армейских товарищей и своих комендантов причалов». Михаил Иванович знаком мне по Поти, он там отлично себя показал, работая на Севастополь. А сейчас он представил мне своих комендантов причалов: Н.C. Гальперина (хорошо мне известного по Одессе), К. И. Катаникова, Ю. Ю. Даркина, И. Н. Сагайдака, Андреева, Н. С. Загорулько, Т. В. Смеловенко, Ф. С. Мельника, В. Т. Овчинникова, М. А. Ананьева. Их задача: руководить разгрузкой судов и погрузкой на суда тяжелораненых и тары, особенно стреляных гильз от снарядов и патронов – это было настолько важным делом, что им занимались тогда все командующие армиями и фронтами, ибо по этой части было особое правительственное решение, от этого зависела работа оборонных заводов. И я заметил, что у причалов нет скоплений гильз.

Закончив работу на причалах, я направился на КП армии, представиться Петрову – тем более был наказ: прибыть по выздоровлении. Иван Ефимович хотя и строгий, и я бы даже сказал – жёсткий военачальник, но человечности у него хоть отбавляй, к тому же он хорошо воспитанный человек. Встретил меня радушно, как старого знакомого, сослуживца и подчинённого – тем более что наше первое знакомство состоялось и дальнейшее сближение продолжалось в экстремальных условиях, в обороне Одессы, а это незабываемо и накладывает отпечаток на всё дальнейшее поведение людей во взаимоотношениях. Вообще, людям, побывавшим вместе в сложных боевых ситуациях, свойственно влечение друг к другу и в последующем. И мы не исключение. Петров тепло и с благодарностью вспомнил последние часы своего пребывания на нашем ФКП в Одессе, эвакуацию армии и прощание на Платоновском молу, когда Кулишов и я проводили его и Крылова в Севастополь. Вспомнил он и мимолётную нашу встречу в крымских степях в октябре сорок первого.

Однако после воспоминаний Петров перешёл к делу. Он резко высказал своё неудовольствие работой переправы. Так и сказал:

– Армия поставлена в критическое положение. Нам нужно иметь про запас не один, а хотя бы три боекомплекта всех видов боеприпасов. Принятые Военсоветами армии и флота решения должны обеспечить перелом. Но основное: как будут работать экипажи судов. И в этом я возлагаю большие надежды на вас лично, памятуя ваш одесский опыт. Вам будет легче работаться, так как к вам идёт солидное пополнение от командования флотом; ведь у флота нет больше других забот, как переправа, для него его самая горячая точка приложения всех усилий, на других направлениях надводные силы сейчас не действуют, и мы ждём от моряков большего. Поэтому – 1200 тонн грузов в сутки не предел, заглядывайте вперёд, надо наверстать упущенное.

Петров непьющий, и мы за ужином только пригубили – с Новым годом. Дорого время командарма, да и моё, и долгое застолье недопустимо. И я заторопился к себе. От Глейки напрямую к Кордону Ильича на катере-охотнике – и через 12 минут я в своём штабе. И сразу же с Тарапунько и Липовским выехали в станицу Батарейка в тыл армии на планирование.

Генерал Пламеневский считает, что если каждый последующий день будет такое приращение перевозок, как последние два дня, то через полмесяца мы достигнем ежесуточной нормы в 1200 тонн.

Все эти дни я провожу на Дамбе, мы туда со Степанычем ездим на дню дважды. Не покидает мысль о цифре: 1200. Уже подошли обещанные буксиры и барки. Цифра реальная. Дело в людях – надо их поднимать. И я решил дойти до каждого человека. Провёл собрания личного состава, а с отсутствующими встретился отдельно. Внушил каждому: положение армии бедственное, люди тоже обеспокоены нашими просчётами. Даже заговорили о возможности превысить установленную норму. Но нашим мечтам предстояло горькое испытание. Это тебе не железная дорога. У морских коммуникаций много врагов: помимо авиации и артиллерии противника, стихия – штормы и лёд. Зима. И задули свирепые норд-осты с морозом. Малые суда часто становились на прикол. Азовское море бурное, а так как оно мелкое, то волна на нём короткая с опрокидывающейся верхушкой, гребень волны все время накрывает малые суда, нещадно их заливает, а при морозе, как сейчас, идёт обледенение. А Керченско-Еникальский пролив ещё хуже – это аэрогидродинамическая труба, да на мелководье. Малые суда в таком огромном количестве впервые в истории пролива работают здесь зимой. Мы ждали нашествия стихии, метеослужба своевременно предупредила нас о надвигающемся сильном норд-осте. Мы немедленно приостановили движение по проливу, приказали закрепить суда у тех причалов, где застала их непогода, и выставить вахту у швартовых тросов. И вовремя. Через 2 часа ветер – 26 метров, это 11 баллов. Из Азовского моря накатывались высокие и крутые волны, которые в проливе создавали ужасающую толчею. Сгрудившиеся борт о борт у причалов десятки судов бились друг о друга, трещали борта, появились вмятины, беспрерывно рвались концы – начтыла Коротков и начльник шкиперского отделения Марусидзе опустошили свои склады и доставили все свои тросы к причалам: менять швартовы.

Несмотря на предъявленные к личному составу высокие требования, дисциплина у нас еще была не на высоте. Служба на мотоботах оказалась несостоятельной – один мотобот ночью оторвало и понесло вместе с экипажем в юго-западном направлении. Обнаружили это позорное ЧП только под утро. Посылать в такой жестокий шторм корабли, искать его в кромешной тьме было невозможно и бессмысленно – можно было потерять еще больше людей и кораблей.

Много часов я просидел с операторами над картой гадая: заведется ли мотор на мотоботе, а может, его прибьет к острову-косе Тузла, который лежал на пути дрейфа мотобота; а вдруг его пронесет мимо острова, тогда все, конец – его выбросит на крымский берег, занятый противником. Это было бы невиданным доселе на флоте позорным событием, которым бы мы, моряки, и прежде всего я, ославились бы на все вооруженные силы – угодили бы в плен за здорово живешь!

Принимаю рискованное решение: с рассветом выслать на поиск два охотника из дивизиона капитана 3-го ранга Г. И. Гнатенко. Рисковал 44 воинами ради трех. С охотников пришло донесение: мотобот выброшен на остров. Это нам сильно повезло. По моей просьбе командир Керченской базы В. И. Рутковский выслал буксир из Тамани – благо, что это рядом – мотобот стянули и отбуксировали в Тамань. Пока снимали – улучшилась видимость, и противник батареями с мыса Ак-Бурну (это рядом) открыл огонь по острову и катерам.

Береговые батареи артдивизиона Н. В. Зиновьева открыли огонь по вражеским батареям и заставили их замолчать. Вот во что вылилось разгильдяйство одного-двух человек, обязанных наблюдать за швартовыми тросами и принимать незамедлительные меры к предотвращению ЧП.

И мне впервые на переправе пришлось применить власть и наложить строгие взыскания, с арестом на гауптвахте, как того, кто дежурил по подразделению, так и старшего из тех, кто безмятежно спал богатырским сном и плыл в плен, проснувшись лишь от толчков о берег острова.