Надрывы - Михаил Дубаков

Когда испуганный подпасок, отлучавшийся в деревню за провизией, через сутки вернулся, то увидел труп с измазанным кровью лицом и единственную выжившую козу, надрывно блеющую около него. Потрясенный мальчишка тупо взял козу на веревку и пошел в деревню. Но по дороге эта коза сдохла, ни на минуту не переставая блеять вплоть до самой смерти. Дурной знак, когда скотина непрерывно ревет перед кончиной…

***

Лучи восходящего солнца не любили Дворец Заката. Они огибали его стороной, растворялись в прилегающих зданиях, отражались от вершин гор и доспехов караульных, но лишь малая часть их проникала в узкие стрельчатые окна, застекленные чуть красноватым хрупким хрусталем.

Зато лучи солнца заходящего с радостью впитывались в кровь окон, невероятно разукрашивая внутренние помещения. Фантасмагорией плясали на мраморных стенах, в немыслимых пируэтах выпрыгивая обратно. Весь антураж дворца становился зловеще-торжественным, когда предпоследние красные лучи под определенным углом освещали его. Строгие и невыразительные днем шпили приобретали сходство с яростными копьями, обагренными долгожданной кровью врага, окна походили на зрачки озверевшего от гнева дракона, а каменная кладка казалась непробиваемой чешуей.

Немые зевы арчатых входов становились черными и манящими, как и любая неизвестность. И только стражники, недвижно замершие у стен, разбивали в прах впечатление о встрече с чудовищным, невероятным существом, воплощенном в этом дворце. Да, не зря закат составляет имя этому дворцу. С такой тщательностью подобрано место, материалы и форма, что серое, слегка нелепое в свете дня здание вдруг преображается в неповторимое творение архитектора. Но сейчас стояло раннее утро, и дворец выглядел особенно тускло и мрачно. Тем более что половину неба покрывали серые вялые тучи.

Стражник слегка задремал, оперевшись на ритуальную алебарду, поддавшись вялости и лени неба. И чуть было не пропустил невероятное зрелище: по гулкому пустому коридору что есть силы бежал первый маг Зо-р-Ахиана Роган. Престарелый волшебник, верно, бежал второй раз в жизни, а может и первый — делал он это крайне неуклюже, и, не заметив небольшого выступающего камня, сухо шлепнулся на пол. Выругавшись, он тут же вскочил и побежал дальше, на ходу колдуя над ушибленной рукой.

Стражник проводил чародея ошеломленным взглядом и подумал, что случилось нечто важное, если сам первый маг выбрался из своей каморы и направился к Верховному. Да еще бегом! Стражник осуждающе покачал головой и снова погрузился в свое естественное состояние полудремы, оперевшись на неразлучную с ним, тупую, как обух топора, ритуальную алебарду.

Роган, подобрав длинную серую рясу, засеменил по ступенькам широкой лестницы красного мрамора. На маленькой площадке стоял внушительного вида каменный стол, за которым величественно восседал секретарь Верховного. Алая тога и атрилловая цепь с ярко-изумрудным символом власти свидетельствовали о принадлежности секретаря к первому правящему сословию. Секретарь с легким оттенком презрения смерил взглядом бегущего по лестнице мага, но встал, как полагается по этикету, при появлении члена Совета.

Запыхавшийся Роган, еле переводя дыхание, просипел:

— Аудиенцию! Немедленно!

Презрение секретаря стало чуть явственнее, и он надменно сообщил:

— Согласно древнему Кодексу, об аудиенции следует докладывать за сутки и второму секретарю…

— К дьяволу Кодекс! — прервал его маг, яростно взмахнув рукой. — У меня дело государственной важности!

Секретарь уже не пытался скрыть своего презрения и сухо проинформировал чародея, что о делах государственной важности следует, сперва, сообщать ему, а затем он сам переадресует их Верховному, и, если Верховный сочтет нужным, он сам назначит аудиенцию, а так…

— Проклятье! — проревел Роган и ловко щелкнул пальцами — секретарь, с остекленевшими глазами тихо опустился на стул.

Опешившая стража не решилась помешать разгневанному магу, когда он стремительно пронесся в Зал Совета.

По лицу Верховного скользнуло легкое удивление, когда к нему ворвался Роган, но он тут же вернул маску полного безразличия и холодности.

— Знаешь ли ты, достойный, чем грозит невыполнение Кодекса? — сухо поинтересовался он у застывшего в поклоне мага.

— Да, достойнейший, но дело не терпит отлагательства, а твой секретарь мелочен и глуп…

Верховный удивленно вздернул редкие брови и холодно ответил:

— Ты ворвался без оповещения, а теперь еще хулишь моего секретаря?

— Причина достойна того, Верховный.

— Говори, — милостиво бросил Верховный, садясь на внушительный трон. Позолоченные людские черепа в подлокотниках зловеще смотрели выкрашенными красными пустыми глазницами. Атрилловый реголд широко взмахнул крыльями над троном, а его рубиновые глаза полыхнули светом ненависти. Искусный мастер, когда-то вдохнувший жизнь в эту птицу, уже давно отошел в мир иной, а его бессмертное творение по-прежнему украшало трон повелителя горных троллей.

— Верховный, Единственное Пророчество начинает набирать силу. Вот оно, достойнейший. — Маг махнул рукой, замысловато поведя пальцами, и в трех метрах от Верховного запылали огненные руны Зо-г-аров. Верховный знал Единственное Пророчество наизусть, ведь оно было составлено более полутысячи лет назад и его достоверность не вызывала сомнений, та гадалка, что нашептала его великому Ар-де-Веку, прямому потомку самого Варка, всегда предсказывала точно. Единственное пророчество… Чего бы только не отдал он за то, чтобы оно совершилось в годы его правления, и вот Роган говорит, что пришел его час, час величия Зо-г-аров. Верховный мимолетом прочел пылающие руны:

"В разгар величья

Людского царства

Армадой птичьей

Слетит коварство.

Седым, как поле,

Клинком заката

Разрубят тролли

Людские латы.

А с ними — темень

Отрядов разных,

Затянут ремень

Благообразно.

Цветок зажжется

Зеленым ярко.

И власть вернется

К потомкам Варка.

Случится это,

Когда над миром

Ужасным светом

Взойдет светило.

Два солнца встанут

Над склоном гор.

Сраженья грянут…

Но выйдет спор…"

— И что же случилось?

— Второе солнце осветило землю, достойнейший, — маг учтиво поклонился.

— Когда? — руки Верховного с силой обхватили черепа, и цепкий взволнованный взгляд впился в Рогана.

— Не более, как два часа назад на западе мой ученик видел его. Несколько минут оно горело ярче, чем обычное солнце. И я видел его, но очень тусклое, чуть позже его свет растаял в утреннем небе.

Верховный откинулся на спинку трона, сложив пальцы в замок.

— А что ты думаешь о пророчестве? — спросил он мага.

— Оно несет время перемен, время величия Зо-г-аров! — решительно ответил Роган, гордо выпрямляясь.

— Но оно противоречиво, не так ли?

— Достойнейший, я могу построчно расшифровать его, но это и так очевидно…

— Давай! — властно приказал Верховный и Роган почтительно поклонился.

— Первые строки говорят о времени, сейчас действительно империя людей переживает пору расцвета, птичья армада — это наши рыцари на реголдах, ну а коварство отнесем насчет того, что гадалка принадлежала к людской расе. Далее — очевидно, наш Седой Клинок — символ могущества и силы — поможет одолеть империю. Насчет разных отрядов — это туманно… Да. Потом говорится, что мы одержим победу, когда загорится какой-то зеленый цветок. Пока ничего похожего не было, но будем надеяться… Ну, а дальше говорится четко и недвусмысленно о времени. Второе солнце загорелось, так что время пришло.

— А последняя строчка?

— Ну… — маг замялся, — на этот вопрос я не могу ответить, Верховный.

— А не кажется ли тебе, что предсказание выглядит незавершенным, оно обрывается неожиданно и очень неясной, загадочной строчкой. Уж не испугалась ли гадалка последствий?

— На эти вопросы сможет ответить только она сама, но, увы, ее больше нет. Но ведь там ясно сказано о нашей победе!

— Да, сказано… но потом! Что будет потом?

Роган пожал плечами, удивляясь мнительности Верховного.

— Ступай, достойный, — Верховный задумчиво посмотрел в окно. — Я прошу тебя никому не говорить о пророчестве до моего разрешения.

— Но что мы будем делать? — изумленно спросил Роган.

— Ждать…

— Но чего?

— Просто ждать. Все! Ступай. Да, не забудь снять с моего секретаря заклятье и извиниться перед ним. Боюсь, он никогда не простит тебе своего унижения, но постарайся все же помириться с ним, — с легкой улыбкой сказал Верховный.

— Непременно, достойнейший, — маг поклонился и вышел.

Верховный снова задумался. Пальцы левой руки нетерпеливо теребили мочку уха, а правой — выбивали дробь на позолоченном черепе. Углубившиеся морщины на покатом лбу и сдвинутые брови красноречиво свидетельствовали о напряженном мыслительном процессе в голове правителя горных троллей, а в грязно-серых глазах отражались алые руны Единственного Пророчества, все еще пылающие в прохладном воздухе каменного дворца.