Код Адольфа Гитлера. Апрель - Владимир Науменко

«Интересно было бы знать: что он тут делает? Кого выискивает? Да. Ты сто раз прав, Генрих. Молодец. Я ведь не дурак. Кому, как не мне, помнить инцидент в Венло. Мастерски сыгранная им партитура с секретной службой англичан. Я всегда помню то, что мне нужно, – в этом моё преимущество перед ним. Я бессмертен так же, как бессмертен в этом несовершенном мире политический сыск. Будь осторожен, Генрих. Шелленберг – человек Гиммлера. Один палач не может обойтись без другого, разве что я себя не беру в счёт. Ты всё правильно рассчитал. Так оно и есть. Этот вальяжный бригаденфюрер в последнее время мутит рыбку в воде. Гитлер прав – крысы типа той, что пребывает сейчас рядом с тобой, готовы к эвакуации. Ждут подходящего момента, чтобы переметнуться к англичанам или американцам. За последний месяц это прискорбное для фюрера обстоятельство лично мной уже твёрдо установлено. Раз это так, то чем наш чудесный Адольф хуже всех этих надменных выскочек? Я сужу объективно: благодаря «волку» все они купались в роскоши, и всё время старались переложить всю ответственность на него одного. Пора тебе, Мюллер, в этом вопросе поставить многоточие. Гитлеру явно не поздоровится, если любимчик рейхсфюрера посвятит в свои подозрения на мой счёт «агронома» – шефа, а на это ты будешь смотреть сквозь пальцы. Это неразумно, Мюллер, если не преступно, с твоей стороны. Фюрер обязан лично от меня знать обо всём безобразии, что они творят за его спиной. Торопись, Генрих! У тебя слишком мало времени. Поэтому тебе необходимо поработать с двойником, с медперсоналом и заблаговременно отвести фюрера от всей этой двуличной камарильи, пусть изменники бегут к своим виселицам».

Мюллер внешне сохранял спокойствие, а причина его беспокойства затерялась в лабиринтах гестапо. Вскоре они, минуя коридор, отчётливо услыхали душераздирающие крики пытаемых узников, но на Мюллера это не возымело должного действия. Он остановился у камеры. Брук и остальные поняли, что они у цели.

– Перед вами располагается ваше новое место проживания, герр Брук! – в упор, глядя на еврея, Мюллер сделал словесную зарубку на его памяти. – А что, неплохо! Сидишь себе отшельником, изолированным от мира, обдумываешь свои поступки, что совершил в жизни, одним словом, погружаешься во вселенную мыслей. Красота! Что ещё для полного счастья человеку надо? Совсем немного. И я как хозяин «квартиры» ознакомлю вас с вашими метрами. На жилплощадь пройти не желаете? Не будете против, герр Брук?

Мюллер немного отступил. Покопавшись в связке ключей, молчаливый Оскар нашёл нужный, вставил его в замочную скважину и открыл камеру. Она оказалась безлюдной. Никто и ничто не нарушало эту непривычную для Брука тишину. Мюллер осмелился первым войти в неё, а Зигфрид ударом кулака в спину толкнул Брука вовнутрь. Оскар не заставил себя ждать и тоже вошёл. В камере все наблюдали обстановку проще некуда, разве что устрашающего вида орудия казни создавали гнетущую, невыносимую атмосферу.

– Вполне прилично, чисто и весьма практично! – присев на край кровати, с видом прокурора произнёс Мюллер. – Да, Брук! По-человечески мне жаль вас, но вы еврей, что равносильно смертному приговору. Только лишь в этом заключается твоя вина, еврей, а больше мне, простому 45-летнему баварцу, винить тебя не в чем. Вот на каком перепутье я и ты, но пока предпочту лучшее, чем плохое. Как вам жилище? – между прочим поинтересовался Мюллер. Надо же ему было чем-то занять разговор.

– Ответ на этот вопрос, герр Мюллер, надёжно скрыт в вашей голове.

– Я тоже так считаю, герр Брук! – вздохнул Мюллер. – Что поделать, Брук, но жизнь – такая штука, она всё время заставляет нас учиться быть на высоте, но не выделяться. Один раз, упав вниз, как вы, мы все рискуем обрести ад. Вы верите в ад, герр Брук? Лично я, являясь католиком, верю. Он не досужая выдумка римского папы, с кафедры грамотно обманывающего свою паству, а настоящая реальность. Ад, к сожалению, и есть другие люди. Вы согласны со мной?

– Вроде бы да! – как-то неуверенно произнёс Брук. – Я реалист. В данный момент мне хочется отдохнуть.

– Отдохнуть? – Мюллер был слегка ошеломлён наглостью еврея, но, усмехнувшись, сказал: – Успеете, старина. Я вам это гарантирую. Когда мимо вас пройдут эти мрачные события, что вместе с русскими надвигаются на улицы Берлина, вы и ваша очаровательная Кэт преисполнитесь к людям подозрениями. И ваша камера, Брук, покажется вам раем. Увидев бодрый марш русских солдат, их явно негуманное отношение к немцам, вы скоро поймёте, как был добр к вам старина Мюллер.

С этими словами, под взгляды троих, группенфюрер прошёл к гильотине. С особой лаской в глазах погладил её поверхность, а потом стал им пояснять:

– Здесь мои палачи втискивали голову жертвы в подобие деревянного хомута, нажимали на механизм, и тяжёлый стальной нож, визжа и падая с высоты, отсекал человеку голову. Простой и лёгкий способ уйти на тот свет. Но предводители «Красной капеллы», многие евреи, начальник криминальной полиции рейха Артур Нёбе были казнены по другому сценарию. Это же действие ожидало и бунтовщиков-генералов, которые в прошлом году безграмотно составили заговор против фюрера. Эта акция была бессмысленной с их стороны, если не глупой. Многовековая история человечества их так ничему и не научила. Чуть позже все они дёргались в предсмертных конвульсиях на мясных крюках, удушаемые рояльными струнами.

– Берегитесь лезть на рожон, герр Брук! Бойтесь гестапо. То же может ожидать и вас.

– Но я, герр Мюллер, не состоял в связях с заговорщиками!

– Эти доказательства нам ни к чему! – Мюллер испытывал терпение Брука. – Ваша кровь, еврей Брук, и есть тот самый смертный приговор.

– Не могу знать, герр Мюллер, что мне нужно такое сделать, чтобы избежать того, что вы мне напророчили, – упавшим голосом сказал Брук. – Я же не виноват, что моими родителями стали евреи, а вы родились немцем.

– К сожалению, ты прав, еврей. – Мюллер продолжал словесно давить на психику Брука. – Я полностью с тобой согласен. Может статься, что ты всегда и везде окажешься прав – и как зуботехник, и как хороший человек, но я должен казнить тебя. Зигфрид! – громко окликнул Мюллер.

Эсэсовец, стоявший рядом с Бруком, приблизился к шефу:

– Я слушаю, группенфюрер.

– Будь так любезен снять с него наручники и оставь нас с Оскаром. Снаружи ты всё-таки прислушивайся, чтобы в камере сохранялась безопасная тишина.

– Так точно, группенфюрер.

Повернувшись на 180 градусов, Зигфрид исчез за дверью. Оскар молчал, говорил в основном Мюллер.

– Выход есть, Брук! – Мюллер взял на себя роль адвоката. – В дни краха рейха только дураки могут себе позволить верить в наши расовые законы, но лучше поверьте мне. Вам надо лишь расшевелить свои мозги – и всё пройдёт на «ура». Что бы вы, Брук, сумели для рейха и Кэт сделать такого, благодаря чему фюрер мог бы вас одарить индульгенцией от преследования гестапо?

– Практически ничего, герр Мюллер, – честно признался Брук.

– Скажу я вам, Брук, – скверный из вас выйдет мыслитель, – выразил свою досаду Мюллер. – С такой нерасторопностью, как у вас, верной казни вам не избежать. Но несмотря на ваши промахи я сохраню вам жизнь в обмен на согласие взять да и выполнить одну пустяковую, но деликатную работу, касающуюся судеб рейха, – вкрадчивый голос посерьёзневшего Мюллера загипнотизировал сопротивляемость Брука. – Вы не спали всю ночь, думая, что сегодня я вас повешу. Отставьте пока в сторону эти глупые предположения, а лучше послушайте меня. Находящийся рядом Оскар станет надёжным свидетелем вашего спасения. О чём этот наш диалог, герр Брук? Ах, да! Вспомнил! Так вот, Брук. Если сделаете всё так, как вас проинструктируют мои сотрудники, то ариизация не заставит себя ждать. Стоит вам над этим задуматься. На сегодня всё. У меня к вам больше нет вопросов. И мой вам совет: не вешайтесь заблаговременно. Яхве на том свете вам этого не простит.

Вставший с кровати Мюллер проследовал к двери.

– Зигфрид!!! – раздался его крик.

– Я слушаю, группенфюрер! – с автоматом в руках влетев в камеру, сказал эсэсовец, но, заметив на себе насмешливый взор Мюллера, застыл на месте в ожидании его команд.

– Дружище! Дайте герру Бруку всё, что он захочет, – кофе, там, сигареты. Конечно, в рамках разумной необходимости. До завтра, герр Брук! – нормальным тоном произнёс Мюллер, вместе с усмехнувшимся Оскаром покидая пределы камеры. Прежде чем окончательно оставить Брука прозябать в одиночестве, Мюллер напоследок бросил еврею такие слова: – Ваша жизнь в моих руках, Брук. Если вы заупрямитесь и не станете делать то, что я прикажу, я без промедления отдам приказ расстрелять не только вас, но и обворожительную Кэт. Она не только ваша любовница, но и сообщница. А пока, Брук, отдыхайте от «вежливости» моих подчинённых. Хайль Гитлер!

Глава 2

20 апреля 1945 года

Находящийся в Кремле, в своём рабочем кабинете, Сталин время от времени подходил к большому столу, что стоял в глубине у закрытого окна, и, наклонившись, пристально рассматривал разложенную карту. Обшитые морёным дубом стены давили на него, но создавали чувство безопасности. Враг далеко, соратники – близко. Потом, отойдя от одного стола к другому, что был покрыт зелёным сукном, Маршал стал прохаживаться по кабинету. Он мог быть доволен ходом событий в Германии. Вождь понимал, что война, затеянная Гитлером почти четыре года назад, близилась к финалу. Фюрер проиграл и лично сам ответит ему за всё, что натворил от Бреста до Сталинграда.