Код Адольфа Гитлера. Апрель - Владимир Науменко

В своих словах Мюллер перед несчастной женщиной проявлял неумолимость характера.

– И тот, кто защищает еврея, впадает в грех перед собственным народом, – сказал Мюллер. – Враждебность к еврею в рейхе, фрау Хойзерман, является предметом личной гигиены.

– Но мы же люди, герр Мюллер, а не дикие звери! – изображая на лице отчаяние, почти выкрикнула Кэт.

– Кто бы спорил, кто бы спорил! – спокойно сказав это, Мюллер сел на стул напротив Кэт. – Как мужчина я понимаю вас. У меня тоже есть преступная, но любовь, пусть и не жена, но любимая женщина. От нервного напряжения, Кэт, у меня бывают сильные боли в желудке. Врачи строго-настрого прописали мне диету, а это чёрствый хлеб и капуста. Небогатое меню, скажу я вам. Вот видите, Кэт, и я являюсь простым человеком, хотя про меня, как и про гестапо, любят сочинять всякие небылицы. Работа в гестапо и есть моё спасение от суеты. В вашем курьёзном случае, фрау Хойзерман, когда вы неспроста находитесь под подозрением гестапо, не думайте, что мы будем уделять вам мало внимания. И вы, как это ни печально, не так уж и недосягаемы, пусть даже вы и лечите фюрера. Поймите одно, Кэт, из-за того что вы довольно долгое время укрывали у себя еврея, вы находитесь в большей опасности, чем ваш незабвенный Брук. Если вы хотите встретить наступающий день так, как вам этого хочется, то вы должны позаботиться о себе. А ваш так называемый гуманизм, который вы так неудачно продемонстрировали мне сегодня, Кэт, есть не более чем гремучая смесь глупости, трусости и воображаемого всезнания. Ничего не поделаешь, но к вашему парню будет применена исключительная мера наказания.

– Как это следует мне понимать, герр Мюллер?

Задрожав всем телом, Кэт с диким ужасом на лице уставилась на большие руки мужчины с толстыми, узловатыми пальцами.

– Как знаете, так и понимайте! – ответил Мюллер, взглядом показывая женщине свое безучастие и беспристрастие в этом деле. Таким образом в хитром сыщике незримо проявился искромётный талант психолога.

– Что мне делать, герр Мюллер?

– Фрау Хойзерман! Вы мне задаёте этот никчемный вопрос?

Тонко сжатые губы, холодные карие глаза, прикрытые подёргивающими веками, расссказали Кэт о жгучей ненависти, что питал к ней и к Бруку шеф гестапо. Во всём его физическом облике зуботехник не наблюдала ни сострадания, ни жалости к себе – одно равнодушие, помноженное на дьявольскую ухмылку.

– Больше мне, кроме вас, рассчитывать не на кого! – в этих восклицаниях Кэт Мюллер уловил подтекст беспомощности. – Не знаю почему, герр Мюллер, я более чем уверена, что никогда не увижу Брука. Жизнь для меня потеряет всякий смысл, уйди он от меня. Я расстреляна вашими словами, герр Мюллер. Знайте это! Я могу уйти?

– Да, Кэт! Ступайте. Хотя подождите.

Кэт остолбенела на месте от такого поворота событий.

– Да, фрау Хойзерман, чуть было не запамятовал, – встав со стула, с чувством вины произнёс Мюллер. – Несмотря на то, Кэт, что вы сознательно стали пособницей нашему расовому врагу, я могу обещать вам одно. И не думайте, что герр Мюллер всегда такой безжалостный, всегда себе на уме. Таким человеком меня делаете вы, простые немцы.

– Да, да, герр Мюллер! – Кэт вся подалась вперёд. – Я не ослышалась?

– Пока не стоит благодарить меня, – сказал Мюллер. – Право, оно этого не стоит. Мы же с вами немцы, и я хотел бы, Кэт, чтобы я и вы смотрели на дело этого злополучного Брука с одной точки зрения. Вы согласны со мной, Кэт? Или как?

– Да, конечно, герр Мюллер! – надежда окрылила душу Кэт. – Я никогда не забуду, как вы были добры ко мне.

– Ну вот, вы опять за своё! – недовольно проворчал Мюллер. – Оставьте свои женские эмоции при себе, Кэт. Я не люблю, когда при мне женщины позволяют себе закатывать истерики. Я думаю, вы того же мнения. Я являюсь человеком, который сдержит своё слово при условии, если его сдержит другой. Иначе мы не придём к взаимовыгодному соглашению. Чтобы не быть в ваших глазах плохим человеком, с сегодняшнего дня Брук переводится из Плётцензее в гестапо. – Помедлив с ответом и лукаво улыбнувшись, Мюллер пояснил: – В тюрьму его, в подвал, там у меня будет достаточно времени пообщаться с ним.

Слова Мюллера привели её в трепетное состояние. Глядя на поникшую, но сохранявшую бодрость духа Кэт, Мюллер ликовал. Он понял, что с этой сладкой парочкой у него получится буквально всё, что он задумал. Сейчас он решил продолжить диалог в том же ключе.

– Кэт! Да не стоит вам так расстраиваться, – стал успокаивать её хитроумный Мюллер. – Всё у вас хорошо, всё у вас идёт замечательно. Увы, времена уже не те, что были раньше, и давайте от слов перейдём к делу.

– Я вся внимание, герр Мюллер! – согласно кивнула Кэт. – Я слушаю вас!

– Так вот о чём речь, Кэт! – почесав затылок, с хитрой ухмылкой произнёс Мюллер. – Давайте мы заключим сделку. Вы мне, а я – вам. И все останутся при своих интересах. Условием освобождения господина Брука из тюремной камеры станет ваше добровольное сотрудничество со мной.

– Я должна стать осведомителем гестапо? – не совсем понимая, изумилась Кэт.

– Фу, фрау Хойзерман! – недовольно поморщился Мюллер. – Как вы плохо о нас думаете. Их у нас и без вас через край. Вы, Кэт, мне нужны совсем по другому поводу. Вот об этом мы с вами и поговорим.

– Когда? – в этом вопросе Кэт Мюллер уловил её настрой на вынужденную деловитость и без промедления ответил: – На днях, Кэт, на днях!

Бледная, Кэт в расстроенных чувствах покинула кабинет Мюллера. Судьба Брука для неё канула в тюремную неизвестность. В глазах Кэт потемнело. Только теперь до неё дошло, что чем-либо помочь возлюбленному не сможет. Она и так сделала всё, что от неё могло зависеть, и узнай Брук об этом подвиге, не будет осуждать Кэт в том, что она взяла и бросила его на произвол гестапо, не сумела вытащить его оттуда. Выход из этого тупика ей подсказал Мюллер, и, покидая шефа гестапо, она наперёд знала, что ей предстоит сыграть свою неведомую роль. Мюллер востребовал её профессиональные качества, благодаря им она сделает всё, чтобы Брук оказался на свободе.

Довольный тем, что произвёл на Кэт должный эффект, пройдя к столу и с радостным чувством усаживаясь на канцелярский стул, Мюллер остался один на один со своими мыслями, что пришли к нему в тот момент, когда Кэт ушла. Но с таким настроением ему долго засиживаться не пришлось. Не дали. Его побеспокоил звонок. С резвой выправкой подойдя к аппарату, подле которого на столике покоился графин с водой и прозрачный стакан, он с грозными нотками в голосе произнёс в трубку:

– Группенфюрер Мюллер слушает!

– Вас информирует штурмбаннфюрер Стрелитц! Мы уже в гестапо. Ждём ваших распоряжений!

– Я это, дружище, и без вас знаю, где вы обретаетесь. Он с вами?

– Так точно, группенфюрер! – словно монету, отчеканил исполнительный офицер.

– От вас, дружок, я хотел бы услышать лишь одно: не связан ли наш еврей с прокоммунистическим подпольем? Не было ли при нём фальшивых паспортов? Оружия? Наркотиков? Подозрительных предметов? Когда я от вас увижу и увижу ли вообще, дружище Оскар, письменный отчёт, где во всех подробностях будет изложен практический результат вашего обыска на квартире Кэт? Может ли, Оскар, случиться так, что этот еврейский паренёк, в своих грязных целях используя эту ассистентку, влюбившуюся в него, снюхался с англо-американской разведкой?

– Мы и это проверяли, группенфюрер, – ударился в объяснения Стрелитц. – Не того полёта птица. Он чист, как стёклышко, но молчит, как будто партизан, а не еврей!

– Ну, так, чёрт возьми, Оскар! Что вы колеблетесь? – в трубку проорал Мюллер. – Возьмите и поколотите его и наконец насильно заставьте его на нас работать.

– Пробовали, группенфюрер!

– Старайтесь, Оскар! Дружище, старайтесь.

Вышедший из себя, Мюллер в сердцах бросил трубку, хотя верно знал, что поступает скверно. Повторный звонок привёл его в себя. Проявив сноровку гестаповца, Мюллер опять очутился у аппарата. Взяв в ладонь трубку, гаркнул:

– Дружище, я вас слушаю!

– Мы ждём ваших указаний, группенфюрер!

Услыхав в трубке голос Оскара, Мюллер проорал в мембрану:

– Не нервируйте меня, дружище! Не медлите, а прямо сейчас поднимайтесь ко мне. Надеюсь, дружище, что уж в этот раз найти мой кабинет у вас хватит ума.

Мюллер вновь раздражённо бросил трубку, но быстро совладал с собой. Вынув аккуратно сложенный носовой платок из брюк, Мюллер вытер им уголки губ и, упрятав его назад, преобразился в делового начальника. Сел на стул, закинул ногу на ногу, лениво открыл папку с имперским орлом и весь погрузился в прочтение отчёта, что составил подчинённый. В дверь негромко постучали.

– Войдите! – шагнув из-за стола на ворсистый ковёр и уставив грозный взгляд на рисунок с альпийскими лугами на стене, где находился и аквариум, Мюллер замер в нетерпении. Любая задержка подчинённых раздражала его, но увидев перед собой троих, он воскликнул в изумлении: – Ах, это вы! Ну что ж, друзья! Рад вас у себя видеть, чертей! Проходите и проявите кажущуюся любезность к гестапо и Мюллеру.