Когда Бог в отключке (ЛП) - Путиньяно Джон

- Теперь ты трахнешь свою мамочку, потому что в моем доме никогда не будет педика, только не из моего тела, парень. Я, блядь, создала тебя и могу, блядь, покончить с тобой. А теперь напряги свой крошечный член, или я его, блядь, откушу.

Еще несколько лет монстр насиловал меня, то есть до тех пор, пока я не сбежал в пятнадцать лет. Я отсасывал ради денег и добрался автостопом до Калифорнии. Я был молодым проститутом, недавно приехавшим в город, и всего через несколько месяцев обнаружил, что накачиваюсь метамфетамином и сплю в туалетах или пустующих наркопритонах.

К тому времени, когда мне исполнилось двадцать два, я уже был арестован шесть десятков раз, отсидел в общей сложности три года в тюрьме и стал отцом двоих детей от двух разных проституток. Однажды ночью все изменилось.

Это трудно объяснить, просто казалось, что мир изменился или что-то в этом роде. Гравитация исчезла, и я ощутил легкость в голове и груди. Последовавшее за этим спокойствие было непохоже ни на что, что я когда-либо испытывал, просто впервые все обрело смысл. Я сидел, сгорбившись, и вводил мет между пальцами ног в переулке, за китайским рестораном, когда увидел собаку.

- Иди домой, верни свою жизнь обратно.

Пес говорил элегантным голосом, прекрасно мужественным, но не требовательным, скорее ободряющим.

Старый пес открыл пасть, и из его внутренностей вырвался зеленый светящийся луч, который ударил в меня и пронзил насквозь. Я почувствовал облегчение, безболезненность, уверенность, блаженство и то единственное ощущение, к которому я всегда стремился, сколько себя помню, - любовь.

- Иди в трейлер и верни себе свою жизнь.

И вот я здесь, лежу на крыльце этого старого гниющего трейлера, а внутри лежат мертвые тела моих мамаши и папаши. Я нашпиговал их картечью, любезно предоставленной тем же дробовиком, которым когда-то меня изнасиловали.

Я не могу пошевелиться, истекаю кровью от огнестрельного ранения в живот - последний прощальный подарок, преподнесенный мне этим пьяным старым вонючим папашей.

Трудно поверить, что этот ублюдок выстрелил. Ну, это не имеет значения. Собака в переулке была права. После смерти моих родителей я вернул себе то, что потерял так давно, и хотя я скоро умру, я ни о чем не жалею.

Перевод: Zanahorras

"Сирена из Сеттлерс-Понд"

Когда мне было за двадцать, я пережил краткий период унижения и презрения со стороны придурков моего родного города. Были обзывательства, ежедневные угрозы расправой по телефону и бесчисленные скандальные слухи, которые все возникли одной летней ночью в далеком 1994 году. То, что произошло, было ужасающим, особенно в таком маленьком городке "божьей страны", как Чэтем-Вью.

В конце концов, меня вытолкали бы из моего родного города, и я переехал бы в Бэннер-Крик. Здесь никто не знал моей гребаной истории, той, что разрушила мою жизнь. Как только я приехал, я решил никогда не говорить об этом, то есть до сих пор. И какого черта я эксгумирую этот давно забытый труп?

Я так и не понял почему. Я имею в виду, черт возьми, у меня солидная жизнь, и то, что я собираюсь вам рассказать, может все испортить. У меня есть жена, трое взрослых детей и солидная репутация в городе, так зачем портить хорошее дело?

Я думаю, в жизни каждого наступает момент, когда многолетнее давление накапливается внутри, и, подобно опухоли, вы вынуждены удалить ее, иначе она убьет вас. Так вот, где я нахожусь. То, что произошло тогда, слишком долго окутывало меня черной тучей, и я думаю, что не хочу умирать, не прояснив ситуацию.

Я уверен, что жители Чэтем-Вью продолжают рассказывать свои истории о психе, который убил пару человек и вышел на свободу. Ложь о том, что я - какой-то сумасшедший, который сплел нелепую, невероятную ложь и целый год жил в одиночестве. Конечно, сейчас я за много миль от них, но дело в том, что я никогда никого не убивал, и эта "абсурдная история" оказалась правдой. Я не могу смириться с тем фактом, что люди, спустя столько лет, все еще обвиняют меня в преступлении, которого я не совершал.

Все это произошло в конце июля. Это была чертовски душная летняя ночь, когда я обнаружил, что шатаюсь бухой по "Tаверне Шони". Эта дыра с дерьмом была старой забегаловкой, расположенной на окраине города.

Часы, предшествовавшие той ночи, прошли без происшествий. Вскоре после того, как Ребекка отвергла мои ухаживания, расшатав мое "эго", я пробормотал Чэду, бармену, что направляюсь домой.

Тогда я был пьяницей, и, насколько я знаю, это не преступление. Для меня было обычным делом наложить в штаны и вырубиться на чьей-нибудь лужайке только для того, чтобы на следующее утро меня обнаружили все еще без сознания и покрытым пальмовыми клопами и пиявками. Я был жалок, но клянусь стопкой Библий, что с тех пор не сделал ни глотка виски.

Моя квартира находилась в городе, а дорога была такой извилистой, что я решил срезать путь через пруд Сеттлерс-Понд. Я спотыкался на деревянной дорожке, едва держась прямо, когда услышал это. Там, среди ночных сверчков и протяжного кваканья жирных жаб, я услышал нечто, не принадлежащее дикой природе Алабамы; это было чарующее звучание женского голоса.

Мелодия была низкой, мягкой и манящей. Я сосредоточился на песне и позволил ей втянуть меня в свою орбиту. Сказать, что я полностью потерял контроль, может ввести в заблуждение, однако я совершенно уверен, что возражать было некому, поэтому я продолжил путь через кусты к пруду, где нашел ее.

Я внезапно остановился, чуть не потеряв равновесие и кубарем не упав в грязь. Сначала мне было трудно разглядеть очертания, будь то из-за слабого освещения или из-за виски, но в конце концов, к своему удивлению, я смог разглядеть слабые очертания обнаженной женщины.

Она была одна, сидя на камне на маленьком островке в центре пруда Сеттлерс-Понд. Я помню ее глаза; они были насыщенно-зелеными, с ярким сиянием, которое, казалось, манило меня ближе. Я должен был задаться вопросом, было ли это пьяной галлюцинацией или это было на самом деле, и если это было на самом деле, то какого черта голая женщина разгуливает здесь посреди ночи и поет. Прежде чем я успел осознать, что делаю, я обнаружил, что погружаюсь в теплую воду пруда и направляюсь к острову.

Это беспокоит меня теперь, когда я осознаю, насколько сильно она могла контролировать меня. Мой инстинкт борьбы или бегства был отключен, и я продолжал принимать все без вопросов, независимо от того, насколько неуместным или странным это становилось. Эта мелодия заставила меня разобраться в бессмысленном, и поэтому я продолжал приближаться к ней.

Ничего мне не хотелось так сильно, как встать в тени этой женщины и спросить ее, почему она поет мне эту песню. Это были не просто звуки, издаваемые нутром, каждая нота была тщательно отобрана и написана для меня.

- Твой голос, он такой красивый.

Лунный свет усилился. Она предстала передо мной. Ее кожа была не похожа ни на что, что я когда-либо видел: голубовато-зеленого оттенка, а чуть ниже подбородка кожа превращалась в рыбью чешую, продолжая образовывать хвост с плавниками. Это была гребаная русалка, сидящая на клочке земли посреди пруда со стоячей водой, в гребаной Алабаме!

Как, во имя вечно любящего Христа, я тогда не взбесился? Неужели это заклинание разрушило мой мозг? Конечно, любой другой с криком бросился бы прочь в ночь, но я был непоколебим и, оказавшись на берегу, продолжил движение вперед, полный решимости встретиться с этой русалкой.

- Подойди ближе, поселенец[3].

Ее голос казался бестелесным и водянистым, как будто его фильтровали через мутный пруд. Чем ближе я подходил, тем больше ее черт я мог разглядеть. У нее был большой рот, намного больше человеческого, и он был полон акульих зубов. На ее коже виднелись бледно-голубые полоски, а пальцы были длинными и перепончатыми. Несмотря на то, какой пугающей она была, в то время я не испытывал страха. Единственной эмоцией были тепло и любовь.