Левиафан - Валерий Ковалев

На шестидесятые сутки плавания у многих стали отмечаться начальные признаки психологической усталости — раздражительность, замедленность реакции, нарушение сна и аппетита. Основной темой разговора стали береговые воспоминания.

И тут заместитель, по опыту знавший, что в таких случаях следует делать, преподнес экипажу сюрприз. Еще до выхода он навестил в гарнизоне семьи всех офицеров и мичманов, у которых они были и, не афишируя этого, сделал аудиозапись голосов их родных и близких. Жены, как правило, желали свои мужьям удачного плавания и скорейшего возвращения, а дети декламировали для них незатейливые стишки или исполняли песни.

В один из дней, согласовав вопрос с Моревым, Башир Нухович обратился к экипажу с этим важным сообщением и запустил по боевой трансляции соответствующую запись. Как известно, моряки не отличаются сентиментальностью, но каждый из подводников слушал, затаив дыхание. У тех же, чьи чада шепеляво читали стихи или пели песенки, глаза подозрительно блестели. Что делать, в дальних плаваниях все воспринимается не так, как на суше.

А еще через сутки, после завершения очередного сеанса связи, в центральном посту появился бледный техник ЗАС и вручил Мореву бланк полученной телеграммы. В ней предписывалось: ракетное оружие привести в полную боевую готовность, перейти в режим непрерывной связи и находиться в готовности немедленного применения ракет по специальному сигналу.

— Свободен, — бросил ему капитан 1 ранга, прочитав короткий текст. Вслед за этим на корабле сыграли боевую тревогу, крейсер всплыл на необходимую глубину и началась подготовка ракетного комплекса к старту.

Будучи военным и не первый год командуя стратегическим ракетоносцем, Морев отлично понимал, что кроется за этим приказом и воспринял его как должное. Перехватив тревожный взгляд старпома, он нахмурился и протянул ему бланк телеграммы.

— М-да, — пробормотал Круглов, пробежав текст глазами. — Такое на моей практике впервые.

— Все когда-то бывает впервые, — пробурчал Морев. — Сергей Ильич, — обернулся он в сторону принимающего доклады из ракетных отсеков вахтенного офицера, — вызови сюда заместителя.

Через несколько минут в центральный поднялся запыхавшийся Сокуров. Ознакомившись с переданной ему старпомом телеграммой, капитан 2 ранга судорожно сглотнул и уставился на Морева.

— Такие вот дела, Башир Нухович, — констатировал тот. — Зачитайте текст боевому расчету ГКП,[7] — кивнул он на присутствующих в центральном.

Когда телеграмма была зачитана, в нем наступила гнетущая тишина, а потом кто-то из офицеров тихо спросил, — неужели это война?

— Не будем гадать, — коротко ответил Морев, встав с кресла. — Наше дело выполнять приказ.

После этого он быстро спустился в люк и направился в свою каюту. Там, набрав цифровой код, открыл дверцу командирского сейфа, откуда извлек пистолет и пакет с боевыми перфокартами. Сунув оружие в карман и закрыв сейф, Морев с пакетом в руке вернулся в центральный.

Чуть позже там появился Березин и попросил Морева показать ему телеграмму.

— Пожалуйста, — протянул он контрразведчику бланк.

— М-может это ошибка? — ознакомившись с текстом, заикаясь, произнес тот.

— И что вы предлагаете? — ответил вопросом на вопрос Морев.

— Я мог бы запросить подтверждение своего начальства, — поколебавшись, сказал Березин. — Если вы разрешите воспользоваться связью.

— Это исключено, — сказал Морев. — В данный момент корабль находится в боевом режиме и станции включены на прием.

— В таком случае, разрешите мне опросить шифровальщика, вдруг он чего-то напутал?

— Не возражаю, — последовал ответ. — Но только после отбоя тревоги. А сейчас прошу не мешать работе боевого расчета.

— Хорошо, — пробормотал старший лейтенант и, вернув Мореву телеграмму, неверными шагами двинулся к трапу.

— Эко его забрало, — проводил Березина неприязненным взглядом старпом.

— Александр Иванович, я с твоего разрешения к «засовцам», — сказал заместитель.

— Давай, — согласился тот. — Заодно проверь там правильность дешифровки.

Когда от командира БЧ-2[8] поступил доклад о готовности ракетного комплекса к боевому использованию, напряжение в центральном возросло. Каждый думал о том, что произошло в том мире, откуда они пришли и каким будет очередной приказ из Москвы.

А на суше уже сутки шла ядерная война.

Началась она на Ближнем Востоке, до банального просто и обыденно. В процессе все усиливающегося противостояния Израиля со странами исламского мира он осуществил очередной воздушный налет на атомные объекты Ирана. Тот ответил ракетными ударами по Тель-Авиву и Хайфе. В силу несовершенства, две из ракет отклонились от заданного курса и взорвались на территории Пакистана, который, посчитав их индийскими, нанес ядерный удар по Дели. Далее сработал принцип «домино» и через несколько часов ракетным обстрелам подверглись территории еще нескольких государств Ближнего Востока.

Попытки ООН остановить все разрастающийся в Азии ядерный конфликт, ни к чему не привели, и он набирал обороты.

…Мертвенную тишину центрального разорвал зуммер корабельного телефона и, приложив трубку к уху, Морев услышал в ней взволнованный голос начальника радиотехнической службы.

— Товарищ командир, в океане отмечаются шумы, которые мы не можем классифицировать, — докладывал тот.

— Как это понимать? — нахмурился Морев. — Они что, внеземные?

— Трудно сказать, но явно новые и нам неизвестные.

Через пару минут встревоженный Морев был в рубке гидроакустиков. На экране станции отмечалось необычное свечение, а в наушниках, которые ему протянул акустик, слышался далекий, подобный эху гул.

— Такое впечатление, что «фонит» весь океан, — взглянув на командира, произнес с недоумением начальник. — Конкретного источника импульсов, аппаратура не фиксирует.

— Хорошо, — снял наушники Морев. — Продолжайте наблюдение. Скорее всего, где-то подводное извержение вулкана.

На самом деле он так не думал, все больше убеждаясь, что на материке разразился ядерный конфликт, и океан, как громадный резонатор, доносил его звуки в океанские глубины.

За долгие годы службы на атомном флоте, Морев неоднократно участвовал в учебных пусках межконтинентальных ракет и отлично представлял их разрушительную силу. Сброшенные в 1945 году американцами на Хиросиму и Нагасаки атомные бомбы не шли ни в какое сравнение с тем, что имелось на борту его крейсера. Залп шестнадцати межконтинентальных ракет с разделяющимися ядерными зарядами, упрятанных в корабельные шахты, мог стереть с лица земли почти всю Европу или добрую часть Америки вместе со всеми их обитателями.

В памяти возникла давняя встреча с одним известным академиком из института Курчатова. Тогда группе командиров атомоходов, находившихся на переподготовке в Обнинске, была прочитана обзорная лекция по теории «ядерной зимы», которая произвела на них сильное впечатление.

Лекцию Морев аккуратно записал в свою офицерскую тетрадь, но теперь мало что помнил из нее.

— Вот и пришло время испытать эту теорию на собственной шкуре, — поежился он, и, связавшись по телефону с секретчиком, приказал тому принести тетрадь в центральный. Через несколько минут, поднявшись туда и расписавшись в формуляре, Морев уселся в свое командирское кресло и открыл объемистый фолиант в черной обложке. Скользнув глазами по оглавлению, он нашел нужные страницы и углубился в исполненные аккуратным штурманским почерком строки:

«…В результате серии ядерных ударов возникнет множество независимых пожаров, которые, объединяясь в один мощный очаг, образуют огненный смерч, который уничтожит миллионные города, как это отмечалось в Дрездене и Гамбурге в конце второй мировой войны.

Интенсивное выделение тепла в центре такого смерча поднимет вверх громадные массы воздуха, создавая ураганы у поверхности земли, которые будут подавать все новые порции кислорода к очагу пожара. Смерч поднимет в стратосферу дым, пыль и сажу, которые образуют тучу, закрывающую солнечный свет, после чего наступит „ядерная ночь“ и, как следствие, „ядерная зима“.

Данное характерно при использовании примерно семидесяти пяти процентов суммарного потенциала ядерных держав. Это так называемая всеобщая ядерная война, первичные, немедленные последствия которой характеризуются огромными масштабами гибели и разрушений. При ином, „щадящем“ сценарии, расходуется менее одного процента имеющегося в мире ядерного арсенала. Правда, и это восемь тысяч двести „хиросим“, где только в первый день погибло более ста сорока тысяч человек.

Сажа, дым и пыль в атмосфере над регионами северного полушария, подвергшимися атакам, из-за глобальной циркуляции атмосферы распространятся на огромные площади, через две недели накрыв все Северное полушарие и частично Южное.