Роман. В письмах - Оксана Цыганкова

к нему была привязана, он был мне другом по дури и братом, поэтому мне было с ним очень комфортно отношенчески. Но у меня не было источника для творчества. Я просто запретила себе влюбляться в других людей, душила любую симпатию, потому что это бы сломало мой комфорт. Я медленно умирала. Ведь я не позволяла себе чувства. Это не только из-за него. Это еще и из-за тебя. В тот период я категорически вычеркнула тебя из своей жизни вместе со всем, что я к тебе чувствовала.

Сначала я перестала петь и танцевать, потом я перестала жить. Все превратилось в автоматизмы. Тогда я полюбила землю. Я ковырялась в земле, даже не надевая перчаток, потом любовалась своими грязными ногтями и ждала, когда из земли что-то появится. Но до этого еще было несколько лет и потрясений…

Одно из них было, когда ты пришел на какую-то вечеринку, напился и пошел на сцену объясняться мне в любви. Конечно, не таким прямым текстом. Ты просто много говорил про меня, что если бы не я, то…но смысл то был очевиден. Все то, что ты держал в себе, активно лезло из тебя под воздействием. Но так публично было впервые. Мне было и смешно и бросало в жар одновременно. Смешно, но я как моя собака, стала любить в тот период пьяных людей.

С псом моим так получилось – завести его хотела только мама. Мы все были против. И приняли его в семью очень сдержано. Но стоило кому-то из семьи подпить, мы сразу лезли его обнимать и целовать, и пес раз и навсегда усек, что пьяные люди добрые. Потом мы его, конечно, полюбили, он был просто Божьим даром и его любили даже те, кто собак в принципе не выносил. Но он облизывал на улице любого алкоголика.

Вот так и я, увидев, что когда ты выпьешь, у тебя распускаются руки и развязывается язык в самом прекрасном значении этих слов, я полюбила некую степень твоей алкоголизации. При моем абсолютном неприятии пьяных людей. Она позволяла мне хотя бы чуть-чуть узнать, что творится в твоей голове.

А еще помню, как мы с тобой после близости разговорились о сеновале. С чего началось, не помню, скорее всего, я рассказала тебе, как мы купались и уснули потом в стогу, но ты сказал так многозначительно: «Ах, Оксанка, в сене все делать хорошо». И так понятно было о чем это ты, что у меня до сих пор навязчивая идея. Я с тоской смотрю на эти свитые тюки и думаю, а вдруг где-то еще остался самый нормальный сеновал, куда можно забраться и заниматься любовью в этом пряном солнечно-травяном запахе, чувствуя покалывание, а потом снимая соломинки друг с друга…Боже, даже сейчас ударяет…

И это твое «Ах, Оксанка»… Меня вообще все друзья того времени так называют, но от твоего мурашки по позвоночнику. До сих пор… мы можем с тобой о чем-то говорить в рамках вполне светского обмена любезностями, но если ты говоришь «Оксанка» мурашки бегают…

Видишь, время такая условная штука… А память – безусловная…

Письмо 8

На этом, собственно, красивая история заканчивается. Но есть кое-что, о чем хочется тебе написать. О тебе.

Ты был каким-то удивительно красивым. По мужски. Я до тебя вообще особо не морочилась деталями, телесность меня мало интересовала и в мужчинах и в женщинах. Сейчас у меня случился инсайт. До этого у меня все отношения были только в голове. А ты подарил мне ощущение тела. И моего, и вообще. Да, точно, именно в это время тело захватило меня как объект, и когда тебя не стало в моей жизни, я ушла в этот вопрос и с головой, и телом. По сути, через тебя я получила свое предназначение. Я стояла у истоков и получала информацию напрямую.

Это сейчас об этом модно говорить, и слово «психосоматика» не использует только интернетофоб. А тогда это было потрясение. Я просто видела, как мысли связаны с болезнями. Я разговаривала с человеком и понимала, какой диагноз он себе сейчас зарабатывает. Я легко постигала телесноориентированность и была одной из самых проводимых в группе участниц. Я руками чувствовала сгустки энергии в теле и умела ее перераспределять. Передо мной такая захватывающая картинка развернулась! Тело оказалось не менее интересным и возбуждающим, чем мозг. Даже твой.

Так вот о тебе. Ты был удивительно красивым. Дело не в канонах. Дело в деталях. Губы…Руки…Пальцы… Глаза… Ну и то самое мужское. Я могла смотреть на тебя часами, если бы у нас были эти часы. Я могла гладить тебя часами. Молча. Я очень любила твое тело. Просто поглощала твою обнаженность. По-моему, тебе даже иногда неуютно от этого моего взгляда становилось. Это не было безумием. У меня никогда фетишизма не было, не возникало желания завернуться в твою футболку, чтобы запах сохранялся. Все было в абсолютной осознанности. Я научилась тобой любоваться также как и ты мной. И мне нравилось абсолютно все, что ты делал с моим телом. Оно отзывалось. Любое прикосновение было чувствительным. И давало такие разные ощущения, что я еще какое-то время их переживала и осознавала. А любая близость была космической, где бы и как это не происходило. Я просто растворялась в тебе, и ничего кроме этого момента в жизни не было. И еще долго не было.

Да, я с тех пор с удовольствием замечаю мужскую и женскую красоту. Мне даже неважно, сколько лет человеку. Я вижу детали. Это не имеет ничего общего с вожделением, это исключительно эстетическое восприятие тела. Любование.

И еще твоя улыбка. Глубокая. Я бы сказала, вторая. Ты сначала улыбался обычной, но потом, если радость была сильной, улыбался этой. Той, которая в машине, я писала. Мы не замечаем таких деталей о себе, но запоминаем в близких нам людях. Потом я приклеивалась к человеку, у которого было хотя бы подобие той твоей улыбки. Аналог…

Уже в нашей новой жизни я готова была клоуном подрабатывать, чтобы ты так улыбался, но нет.

И у тебя удивительно красивый голос. В те моменты, когда ты испытывал желание. Я его тоже помню.

И было еще кое-что. За все то время ты ни разу, ни одного слова не сказал мне о своей жене. Хотя тебе было что сказать. Все вокруг жаловались, поминали всуе…

Я знаю совершенно точно, что если бы ты начал говорить о том, что тебя не