Роман. В письмах - Оксана Цыганкова

А вот со мной стали происходить настоящие чудеса. Не всегда со знаком плюс, но всегда знаковые. Ох уж эти знаки!!!

Письмо 10

Первая полоса началась сразу после твоего отъезда. Было 30 декабря, завтра Новый год. Назавтра я утром как сомнамбула встретилась с директором Торбы, договорилась о том, что заеду к ним на концерт после нового года и свалилась у подруги дома с температурой за сорок. Причем свалилась – это буквально. Тот новый год начался по телевизору под гимн в обработке Пятниццы, причем мы с подружкой отанцевали его, переключили на другой канал, а там еще куранты не били. И тоже после курантов гимн Пятниццы. Такая вот петля времени. Очень символично, зная последующее развитие событий.

Так вот я оттанцевала и упала. У меня закончились силы. Подруга попробовала подождать и пошла гулять одна. С температурой за сорок далеко не догуляешь.

А я осталась одна входить (а точнее влежать) в удивительный год моей жизни. Если не ошибаюсь, 2004 год.

Скорее всего, всю цепочку событий я и не вспомню. Наверно, я бы долго еще болела, все-таки с мясом вырвать из себя то, что вросло в каждую клеточку – большой шок. Но моя питерская Гуру, по совместительству очень мощный человек и подружка по дури предложила поехать в Коробицыно покататься на лыжах. Причем не только с ней, а еще со своим партнером . Сейчас это называется тренер личностного роста, а тогда я даже не помню, как мы их обозначали.

Но в эту тусовку была звана еще одна мифическая личность – Бармалей, Олег Дмитриевич Барнаулов, вполне себе реальный академик, а сейчас крутой фитотерапевт, который каждое лето уезжал собственноручно собирать травы в какое-то мистическое место. Нам про это место много рассказывали, и конечно, я мечтала туда попасть.

Я просто не могла упустить такой шанс. Я вообще использую шансы, это сильная моя сторона. Тем более вечером все-равно вставать, я была звана на концерт Торбы-на-Круче. К тому моменту у меня уже сложились очень нежные отношения с тремя ребятами из группы и их директором.

Вот мы и рванули в Коробицино. Я была очень слабенькой и соображала плохо, но была полна решимости. Наташка дала мне комбинезон, чтобы было в чем кататься, я переложила туда кошелек.

Мы всю дорогу болтали с Бармалеем, знакомились. Два часа на машине, и вот я уже как собачка раздувая ноздри, смотрела на работающий подъемник. В Ярославле с горнолыжкой тогда было не особо. И сейчас-то не особо, а тогда все вообще в зачатке было. Дешевле было в горы выбраться, чем с наших 200 метров пару выходных покатать.

Пока мы брали лыжи в прокат, пока еще какая-то суета, в Коробицыно отключили свет. Без надежды на быстрое восстановление.

Мы час там потусовались, но стало понятно, что не дождемся. Я отдала комбинезон Наташке. Наташка ехала на дачу, Бармалей сотоварищи возвращался в город. Я поехала с ними. Они звали меня в гости, и это было нереально интересно, не каждый день общаешься с академиком медицины.

Так то академиками меня было не удивить. Мой папа ученый, я с детства видела этих академиков. Но этот был особенный. Он изучал ту культуру, от которой меня шарашило с самого детства. Если я зачем-то и пошла учиться на исторический, то только из-за изучения славянской культуры. Но у нас с этим было не очень, экспедиций не организовывали и долго я не продержалась. Так что Бармалей был для меня просто кладезью бездонной.

Но я была приглашена в Мани Хани и очень хотела на концерт. Ребята высадили меня у метро и уехали. Я подошла к метро и тут меня пронзила неприятная мысль, что кошелек остался у Наташки. То есть, я стою в огромном городе без копейки и не знаю, что делать. А день назад у меня была огромная температура.

Тогда для меня было совершенно невозможно просить помощи у незнакомых людей. Забирать меня приехала моя подруга, у которой я жила. С ней вместе мы пошли на концерт.

Сначала сломались клавиши у Артема. Насмерть. Артем взял флейту, и они продолжили. Потом сгорела гитара у Макса. Макс был солистом, автором, душой и вместе с гитарой сломалось его настроение. Продолжать они не смогли. Концерт был чуть больше десяти минут.

Мы поплелись домой. Я тогда еще не очень это с собой связывала.

Что-то еще случилось, я не помню всего. Но после этого что-то я сказала подружке, что надо идти покупать билет домой, пока я весь город не разнесла. Красивый город, жалко.

Мы метались на вокзале между кассами, но билетов в мой город не было.

И вдруг – о чудо, в той кассе, в которой я стояла, появился один свободный билет, кто-то только что сдал. Неплохой, кстати, билет – нижнее не боковое. Я стояла как зачарованная и смотрела, как из принтера появляется кончик билета, но вдруг принтер сгорел. Кассирша материлась, билета не было, новый печатать мне никто не собирался.

Вот тогда я поняла, что мир вертится вокруг меня, и поскольку у меня сейчас такое тяжелое состояние, вертится очень не по-доброму.

Потом в моей жизни еще раз была такая полоса, и техника также горела, разжигая попутно мою манию величия по поводу собственной энергетики, но тогда что-то очень важное стало в голове моей складываться.

С вокзала мы ушли с позором, сквозь слезы смеялись, и тут я произнесла такую фразу:

– Господи, если ты есть, дай, пожалуйста, мне какой-нибудь знак, что все наладилось, пока я еще что-нибудь не спалила!!!

И в этот момент моя подруга потянула меня за рукав, показывая куда-то пальцем и зашептала:

– Смотри, это Гребенщиков!

Мы побежали за ним в небольшой магазинчик и с благоговением прожигали его спину глазами.

Да, это был он, с его фирменной косичкой из бороды. Он быстренько ретировался. Могу себе представить, каких дыр я ему в ауре напрожигала с той моей энергетикой, но когда мы вышли на улицу, я предложила ради проверочки на вокзал вернуться.

Билет мы купили сразу же.

Мне так никто и не поверил. Мало ли что еще может померещиться девушке 3 января утром после перенесенной лихорадки. Еще и не так бредить можно. Хотя чего же удивительного в том, чтобы Гребенщикова в Питере встретить?

Вот эта тема про «дай мне знак» периодически стала выстреливать.

Письмо 11

В этот год