Древнерусская государственность: генезис, этнокультурная среда, идеологические конструкты - Виктор Владимирович Пузанов

Назаренко[130]. Напротив, В.Я. Петрухин склонен считать Киевскую Русь "генеалогической федерацией", которая, после Любечского съезда 1097 г., превращается в "политическую"[131]. Как "политическую конфедерацию" рассматривает Русь Х–XI вв. украинский исследователь А.Б. Головко[132]. Под этой конфедерацией он понимает "всю совокупность (систему) славянских этнополитических образований Восточной Европы, которые находились между собой в весьма противоречивом процессе этнического, экономического, политического, культурного и духовного взаимодействия. Далеко не все составные этой конфедерации пребывали в составе государственно-политического организма… с центром в Киеве". Более того, "полное объединение всех славян в составе Руси наблюдается" лишь в правление Владимира Святославича. С началом эпохи удельной раздробленности, с формированием "из княжеств-наместничеств земельных княжеств", что стало явью уже в середине XII в., "можно говорить о существовании в составе бывшей Руси большого количества государственных организмов, которые имели много признаков суверенности"[133]. Однако "древнерусская политическая конфедерация не исчезла, а лишь видоизменилась, превратившись в конфедерацию земель-княжеств"[134].

С точки зрения И.Н. Данилевского, Киевская Русь — зыбкое и довольно аморфное объединение, "которое громко именуется Киевской Русью или Древнерусским государством". "…В качестве рубежа существования" оного "принято считать рубеж первой-второй четвертей XII в.". Однако эта "эфемерная конструкция" начала "рассыпаться на "составляющие"… гораздо раньше", когда "еще в самом начале XI в." из ее состава выпало Полоцкое княжество[135].

В трактовке политической природы древнерусской государственности XII — первой трети XIII в., в значительной степени, сохраняются подходы, выработанные еще в советской науке. Особо жизненными оказались идеи В.И. Довженка, В.Т. Пашуто и Л.В. Черепнина (П.П. Толочко, Н.Ф. Котляр и др.), И.Я. Фроянова (А.Ю. Дворниченко, Ю.В. Кривошеев, А.В. Майоров, А.В. Петров и др.), присутствующие в современных исследованиях как в прямом, так и в трансформированном виде. С одной стороны, поэтому, речь ведется о "феодальной раздробленности", которая, однако, не привела к разрушению Древнерусского государства, а лишь изменила его форму, превратив из единоличной монархии в федеративную[136], а с другой — о "дофеодальном периоде" и городах-государствах, как форме древнерусской, доклассовой по природе, государственности. Однако у большинства представителей "санкт-петербургской школы" в последнее время наблюдается значительный спад интереса к рассматриваемой проблеме, преобладает стремление выйти за рамки домонгольского периода, проследить эволюцию социальных и политических институтов в сложных условиях ордынского ига, формирования "русско-литовской" и "московской" государственности[137].

Некоторые исследователи придерживаются традиционной схемы. Например, М.Б. Свердлов ведет речь о трех основных типах социально-политических систем второй трети XII — первой трети XIII в.: "1) княжеской монархической власти в княжествах Северо-Восточной, Юго-Восточной и Западной Руси (с различиями в мере полновластия); 2) Новгородской боярской республики с избираемыми магистратами и… договорными отношениями с князьями; 3) княжеств Юго-Западной и Южной Руси, где в равной мере оказались воздействующими на политический процесс княжеская власть, городское население и местная знать — бояре"[138].

Рядом исследователей были предприняты попытки рассмотреть проблемы государственного устройства домонгольской Руси в терминологии рассматриваемого времени (А.А. Горский), и в соответствии с представлениями изучаемой эпохи (И.Н. Данилевский, А.П. Толочко, В.М. Рычка, В.В. Долгов). Например, по мнению А.А. Горского, сформировавшееся государство "состояло из волостей", управлявшихся князьями. "В XII в… на основе волостей… формируется система самостоятельных политических образований" — земель[139].

И.Н. Данилевский, с одной стороны, писал об эфемерности Киевской Руси, а с другой, касаясь вопроса о том, как "воспринимали современники то состояние, которое нынешние историки характеризуют как "период феодальной раздробленности", "удельный период"…" отмечал: "Парадокс ведь заключается в том, что ни у кого — ни из наших предков, ни из наших современников — судя по всему, не возникает никаких сомнений, что Русь как единое целое даже в таком "лоскутном" состоянии как-то умудряется сохраняться. Мало того, именно в период "раздробленности" процессы этнической и культурной консолидации явно нарастают…"[140]. Анализ материала привел исследователя к выводу, что "новая "модель" существования единой "Русьской земли", представляющей теперь систему множества суверенных "государств", была найдена и легитимирована", на основе "завещания Ярослава", созданного по образцу библейского сказания, о разделе земли между сыновьями Ноя. "Прежняя "государственная" идея была сохранена: все князья отныне держали "отчину свою", но при этом над "Русьской землей" "была рука Божия, даровавшая им единое сердце, чтоб исполнить повеление царей и князей, по слову Господню". Связующим звеном при этом, несомненно, выступала церковная организация, глава которой носил титул митрополита Киевского и "всея Руси""[141]. В качестве особой отличительной черты русских государств, "от Руси Киевской и… до Российской империи", И.Н. Данилевский отмечал их милленаристский характер[142]. О теологическом по преимуществу характере древнерусского "государства" И.Н. Данилевский писал и в последующих работах[143].

Отдавая должное автору, много сделавшему в плане развития историко- и культурно-антропологического подходов к древнерусской истории, правильного прочтения источников и т. д., нельзя не отметить его излишнюю увлеченность поисками параллелей древнерусским текстам в Священном писании, тотальную "теологизацию" древнерусских политико-идеологических и этнокультурных реалий. Наконец, если мы все-таки примем игру автора, кто являлся носителем всех этих "теологических" идей? Были ли единодушны в таком их восприятии даже представители узкого круга интеллектуальной элиты того времени, не говоря уже о широких слоях населения, пребывающего, в основной своей массе, в язычестве. Насколько корректно в таком случае ставить вопрос о восприятии "государства" "глазами современников"? Может быть, корректнее конкретизировать этих "современников"?

В этом плане более продуктивным представляется подход, использованный А.П. Толочко. По его мнению, "констатация отсутствия государственного единства и даже отрицание существования государства как такового малопродуктивны, так как очевидно противоречат общему настрою, тону и, собственно, букве наших источников. Чтение летописи не оставляет сомнений в том, что для современников такое государство существовало". Касаясь формы такого государства, исследователь отвергает представления о нем в "территориальном, бюрократическом, централизованном виде". Идеи федеративного устройства, или конфедерации, примиряющие противоположности, и позволяющие "найти такое определение государственной формы, которое допускало бы одновременно существование обеих тенденций: распада, объединения", к сожалению, неприменимы для раннего средневековья. Тем не менее, по его мнению, "образ государства" в науке был найден давно, "благодаря разным вариациям так называемой родовой теории. Однако представители этой теории полагали, что государство возникает после распада "родового быта". "Между тем, государство уже существовало. Семья — это и была "форма" государства. Рюриковичи… были сакральным княжеским родом, для которого власть является имманентной сущностью, а государство — единым возможным способом существования. Государство… является самим этим родом, оно непосредственно индентифицируется с ним"[144]. Другими словами — "государство Русь является формой сожительства одной семьи, которая является и историческим собственником этого государства, и эмпирическим ее отождествлением, и, что самое главное, идеальной формой существования этого государства"[145].