Холокост. Черные страницы. Дневники жертв и палачей - Нина Сигал

конфликтом, но «беспрецедентной агрессией против гражданского населения», писал историк Питер Фриче. Идеологическое насилие в этой войне происходило в городских центрах, в общественных местах, в общественном транспорте, на предприятиях, дома. Зачастую это проявлялось в предательстве со стороны соседей, порой – даже в предательстве в рамках одной семьи. «Война стерла целые пласты сопереживания», – писал Питер Фриче. Это коренным образом изменило человеческие отношения, оказало огромное воздействие на связи между родственниками и членами семьи, на личные контакты{20}.

Историки признали, что они сыграли свою роль в формировании новой «коллективной памяти» (этот термин был введен французским философом и социологом Морисом Хальбваксом в период между двумя мировыми войнами) как способа не просто фиксировать события, но и трансформировать человеческое поведение в попытке исцелить общество. Этот новый способ написания новейшей истории придавал особое значение «моральным свидетелям»{21}, голосам Выживших, которые могли говорить от имени мертвых, чтобы передать человечеству: мы могли бы добиться большего, мы могли бы быть лучше.

* * *

Как и обещал Болкештейн, 8 мая 1945 года, всего через три дня после освобождения Голландии, правительство страны основало Национальный государственный институт военной документации (Rijksinstituut voor oorlogsdocumentatie, RIOD), позже переименованный в Институт исследований войны, Холокоста и геноцида (Nederlands Instituut voor Oorlogsdocumentatie, NIOD). Люди из всех слоев общества приносили и передавали в дар Институту свои записные книжки, альбомы, тетради, вырванные откуда-то разрозненные страницы, выкопанные из земли картотечные карточки, неотправленные письма, черновики мемуаров, личные фотографии и заметки, нацарапанные на игрушечных деньгах «Монополии» и папиросной бумаге.

Кроме того, основатели Института собирали материалы, обращаясь с соответствующими призывами по радио, расклеивая соответствующие плакаты и просто обходя дома с просьбой к голландцам предоставить им свои личные документы. Ло де Йонг{22}, который был назначен директором Института в октябре 1945 года, сам колесил по стране в поисках необходимых материалов и добивался получения документов, находившихся в распоряжении бывших коллаборационистов, лидеров Национал-социалистического движения (голландской нацистской партии) и обергруппенфюрера СС, одного из руководителей нацистского оккупационного режима в Нидерландах Ганса Альбина Раутера. Желающие могли передать материалы в центральный офис Института на улице Херенграхт или в дополнительные офисы в Гааге и даже в Батавии, в то время столице Голландской Ост-Индии{23} (сейчас – Джакарта, столица Индонезии).

Как отмечал Генри Руссо, голландцы оказались первыми, кто стал осознанно сохранять такие материалы о военном времени, однако многие другие европейцы быстро последовали их примеру, включая граждан Франции, Италии, Австрии и Бельгии. «Повсюду в Европе, часто по инициативе государства и при поддержке академических кругов, были созданы институты, специализировавшиеся на истории, и специальные комитеты с задачей сбора документов и свидетельств и создания первых хроник о событиях, которые только что завершились», – писал Генри Руссо{24}.

Нидерланды, безусловно, оказались первопроходцами в изучении и сборе свидетельств об индивидуальном, гражданском, субъективном опыте людей в период оккупации. Архив Института представлял собой в высшей степени демократичное собрание документов: здесь были записи воспоминаний жертв нацистов и коллаборационистов, очевидцев и участников событий. Все это вперемешку располагалось на полках архива. Эти источники в течение прошедших с тех пор десятилетий позволили огромному количеству ученых исследовать войну с точки зрения простого человека.

Таким образом, Институт исследований войны, Холокоста и геноцида стал авторитетным центром военной истории. Первый директор института, Ло де Йонг, написал исчерпывающую монографию по национальной истории «Королевство Нидерландов во Второй мировой войне» (Het Koninkrijk der Nederlanden in de Tweede Wereldoorlog), которая была издана в период с 1969 по 1988 год в двадцати шести толстых томах. Изданию этой серии предшествовал показ телевизионного сериала «Оккупация» (De Bezetting) из двадцати одной части, которые озвучивал и вел также Ло де Йонг. Этот сериал транслировали на единственном телеканале страны с 1960 по 1965 год.

Используя телеэкраны и страницы книг, этот «историк нации», таким образом, создал в сознании нации такое описание жизни народа в военный период, которое, как утверждал британский историк Брэм Мертенс, «быстро сформировало единодушное мнение о войне, получившее широкую популярность»{25}. Так в послевоенную эпоху была сформирована коллективная память о войне. История страны, по словам Брэма Мертенса, была представлена примерно следующим образом: «Нидерланды являлись, по существу, хорошей страной, там было много участников Движения сопротивления, которые боролись против жестоких захватчиков и в конечном счете одержали победу. Согласно Ло де Йонгу, как стало ясно уже после войны, находились те, кто был «прав на войне», и те, кто был «не прав на войне» (по-голландски – goed en fout).

Из этого же описания деятельности голландцев в годы войны возник также «миф о голландском сопротивлении», как его часто называют, в котором преобладают истории о героическом, но частном неповиновении попыткам нацистов разрушить толерантную систему ценностей Голландии. Это распространенное представление противостояло рассказам очевидцев и участников событий, которые свидетельствовали об обратном, но не получили такой же популярности в обществе, как «миф о сопротивлении». В целом все послевоенные воспоминания о военном периоде в Голландии являлись скорее не отдельным мифом, а целым «мифологическим ландшафтом», как предложил называть это явление политолог Дункан Белл: «широким ландшафтом дискурсов, в котором нация пыталась определить свой национальный характер в связи со своим военным прошлым – и до сих пор продолжает это делать»{26}.

* * *

В марте 1946 года Ло де Йонг создал в Институте исследований войны, Холокоста и геноцида отдел дневниковых записей и назначил его руководителем своего заместителя А. Э. Коэна, который добивался того, чтобы среди сохранившихся экспонатов были представлены «все категории дневников». Это означало, что он собирал для архива дневники, которые были написаны фермерами и школьными учителями, состоятельными землевладельцами и бедными старьевщиками, сочувствующими нацистам и коммунистами – то есть людьми из всех слоев общества. Дневников «не обязательно должно быть много, но они должны быть разнообразными», писал А. Э. Коэн{27}.

Сотрудники Института читали и просматривали каждый представленный им дневник и затем принимали решение, как с ним поступать: сохранять для архива, копировать или вернуть его владельцу. По словам Рене Кока, этот выбор входил в основном в обязанности Джитти Сеницер – ван Леенинг, бывшей студентки факультета языков и истории Лейденского университета. Она составляла рецензию к каждому представленному документу. Иногда эти рецензии были короткими, не более одного предложения, а иногда – длиной в три страницы. Каждый дневник, переданный в Институт, независимо от того, сохранялся ли он для архива, получал номер. К концу пятидесятых годов Сеницер – ван Леенинг зарегистрировала объект хранения номер 1001. В настоящее время количество объектов в архиве увеличилось более чем в два раза.

Дневнику Анны Франк был присвоен номер 248. Краткое резюме Джитти состояло из одной строчки, в которой подтверждалось лишь, что Институт «уже предпринял» или же «намеревается предпринять шаги для приобретения оригинала»{28}. Этот оригинал в то время находился у отца Анны, Отто, который пытался найти издателя для публикации дневника – и в конце концов смог сделать это. Книга «Приложение. Дневниковые заметки 14 июня 1942 – 1 августа 1944» (Het Achterhuis. Dagbrieven van 14 juni 1942 tot 1 augustus 1944), написанная Анной Франк, была впервые опубликована в 1947 году. Впоследствии эта книга стала одной из самых распространенных переводных книг в мире. Согласно завещанию Отто Франка, который умер в 1980 году, все оригиналы рукописей Анны и три фотоальбома были переданы в Институт исследований войны, Холокоста и геноцида.

Рене Кок до сих пор помнит тот ноябрьский день, когда из Швейцарии, из Базеля, к ним прибыл государственный нотариус с несколькими коробками, в которых находились эти материалы: «Для Института это было то же самое, как если бы нам передали оригинал «Ночного дозора» или «Мону Лизу».

Я как-то поинтересовалась у Рене Кока, как он оценивает дневник Анны Франк по сравнению с двумя тысячами других документов, находящихся на хранении в архиве Института. Он ответил, что это выдающийся экспонат. «Среди тех, кто скрывался от нацистов, было много людей, оставивших свои записи о том периоде, – заявил он, – однако писательский талант Анны остается непревзойденным».

Дневник Анны Франк