Тролли и легенды - Пьер Певель

не упускает возможности оконфузить Амбремер. Но, видите ли, в мире есть два типа характеров. Есть те, кто спускается по лестнице, и те, кто предпочитает пользоваться лифтом.

— И в какую категорию вы относите баронессу?

— Ее-то? Она съезжает по перилам. Всегда.

Довольный и счастливый Пон-Нёф кивнул и пустил кольцами дым; он ласково провел рукой по каменному парапету.

— Доброго вечера, Пон-Нёф, — сказал Гриффон, уходя.

— Доброго вечера, Гриффон. До скорых встреч.

Золотой тролль на лазурном поле

Клодин Глот

Сколько еще предстоит исследовать полок в глубинах наших библиотек, сколько пыли разворошить, сколько чердаков, подвалов, подземных ходов, железных шкафов и старых дубовых сундуков, где до сих пор спят забытые поэмы? Их достойные всяческого подражания герои ожидают, когда будут вновь открыты книги их подвигов. Среди них и эта извлеченная из безвестности история. В ней еще есть пробелы, но нам показалось, что в своем нынешнем виде, то есть переведенная на современный язык, она заслуживает публикации. Разумеется, первой ее должна прочитать хорошо информированная публика, психологически и интеллектуально сориентированная в мире троллей.

* * *

У Рейхардта де Родеаарде, что сидел в своей красной кирпичной крепости, затерявшейся в глубинах Арденнского леса, на сердце лежал камень. Он оказался в положении своего любимого героя — Ивэйна, рыцаря со львом, который прибыл ко двору короля Артура, не свершив ни единого подвига, достойного Круглого стола. И какие же подвиги остались для свершения ныне, в начале одна тысяча пятисотых годов? Драконы были истреблены давным-давно, а вместе с ними и все чудовища, упоминавшиеся энциклопедистами. Как он докажет свою доблесть, когда не сыскать и тени гидры или многоголового пса? Тем паче, что Рейхардт собирался завоевывать свою будущую жену не иначе, как в тяжелом бою, вырвав ее у людоеда, великана или еще какого существа, извергнутого одной из Преисподень. Неужели недостаток в монстрах, лишив его возможности продемонстрировать свою храбрость, обречет Рейхардта на безбрачие?

Как ни увещевал его отец поступить ко двору, последовать стезей коронных завоеваний, увлечься дальним мореплаванием или даже — в виде крайней уступки — начать ухаживать за дочерью какого-нибудь богатого ганзейского купца, ничто не вызывало в нем ни малейшего интереса. Он тосковал по ушедшим дням одиноких приключений, по ослепительно прекрасным дамам, поджидавшим его на краю пагубных фонтанов, и без конца вновь погружался в старинные рукописи, над повестями которых стало модно насмехаться.

* * *

А пока он все предавался ностальгии, ему пришло в голову, что если его земли во Фландрии лишились собственных чудовищ, то виновны в этом не только рыцари, но и святые, которые с прискорбным упрямством наводили порядок на обращенных землях. На землях Запада, среди бретонцев и на острове Ирландия монахи, согласно хроникам, были более снисходительны, всего лишь давая монстрам совет убираться подальше, чтоб их никто больше не видал.

Все еще размышляя о столь необходимом и столь же гипотетичном противнике, он рассудил, что в некоторых странах, лишь недавно завоеванных истинной верой, все еще уцелели какие-нибудь устрашающие существа. Он задумывался о землях Севера, окруженных морями, что алчут кораблекрушений, с острыми горами, увенчанными льдами и постоянным холодом, где земля корчилась от дьявольской ярости в судорогах. Головы драконов украшали носы кораблей, выплывавших из-за этих туманных горизонтов, еще долгое время после того, как сии наводящие страх летающие змеи исчезли из Франции, Англии и Германии.

Долгое время покрутив и так и сяк эту мысль и перештудировав дюжину книг, составлявших богатую библиотеку отца, он, соблюдая величайшую скрытность, направился в ближайший порт, где причаливали тяжелые ганзейские каракки и португальские каравеллы, груженные дорогими товарами. Они пускались в путь до отдаленнейших портов — коль скоро там удавалось найти какой-нибудь примечательный товар, достойный коммерции. С ними вместе прибывали богатства всего мира, неслыханные ароматы и краски, полные ужасов и чудес рассказы. Потратив немало флоринов и реку джина, он выяснил: то, что он искал — это королевство Норвегия. Огромные фьорды, ледники, вулканы и даже море вокруг до сих пор кишат существами, явившимися из тумана времен. Кое-кто из моряков, дрожа от страха, описывал ему длинные руки кракенов, их присоски, похожие на жадные рты, их огромные, никогда не мигающие глаза. О, сколько кораблей, раздавив, они утащили в темные глубины океана! К одним рассказчикам присоединялись другие, и каждый был уверен, что его чудовище — наистрашнейшее из всех. Но все единодушно сходились в мнении относительно троллей, небольшая колония которых до сих пор сохраняется в скалах над Согне-фьордом в Норвегии. А из Исландии сообщалось об еще более ужасающих троллях, замеченных вблизи дьявольской черной крепости. Ее зубчатые стены возвышались у подножия горы, где кипела сера, где плясали демоны посреди адской дымящей блевотины.

Безобразные, огромные, и кожа как подошва; запах гниющего мяса, огромный сопливый нос, гнилые зубы, ладони размером со всю человеческую руку: каждый путешественник говорил о своем. Один описывал след, в котором могли уместиться бок о бок два вола, другой приводил в пример фекалии, одной-единственной из которых можно было унавозить целый сад, но садовник при этом непременно бы задохнулся. Один рассказывал, как тролль разгрызал клыками человеческую бедренную кость, чтобы извлечь костный мозг, составляющий вместе с еще дымящимися мозгами его величайшее лакомство. Другой добавлял, как тролль хватал и молодых девушек, и старух, а затем отбрасывал их, мертвых и напрочь разодранных, после удовлетворения своих самых животных влечений, детально живописуя орудие злодеяния.

* * *

Два месяца спустя молодой граф Родеаарде высадился в глубоком фьорде на севере Исландии, слегка измотанный после двух недель плавания на китобое из Бискайи, пропахший рыбой и старой ворванью, и с еще не пришедшим в себя желудком. Потратив какое-то время на закупку провизию, приобретение двух крепких маленьких лошадок, которыми так гордились туземцы, и найм в качестве проводника крепкого крестьянина Сигурдура, он отправился по тропкам к темным базальтовым стенам Диммюборгира[8]. Тут ему открылось, чем на деле оборачивается приключение, о котором он так долго мечтал, и все уже в этом совершенно чужом мире, казалось, сулило ему погибель; его охватила тревожность зверя, преследуемого невидимыми охотниками. Даже лебеди — изящные украшения садов его замка — превратились в свирепых врагов, готовых напасть с пронзительными криками. Его посещали ностальгические воспоминания о тех благородных птицах, которых подавали на грандиозных банкетах: великолепно украшенных, молчаливых и, главное, хорошо приготовленных. Земля вокруг него потрескалась, и в глубинах бездонных колодцев, укрытых вечной тьмой, ему чудились поджидающие его прóклятые души. А в высоте дымила и