Тролли и легенды - Пьер Певель

* * *

Наконец появились знакомые пейзажи. Без сомнения, Арденны были уже близко, так близко, что однажды вечером на фоне заходящего солнца показались зубчатые стены и башни замка Родеаарде, возвышающиеся на хребте в окружении темнеющих деревьев.

* * *

Он вернулся в Кастель-Родеаарде прекрасным утром. Его семья уверилась, что он давным-давно пропал среди льдов Полуночных стран; отец крепко обнял его, мать рыдала в его объятиях, и даже непривычно растроганные братья не отважились отпустить ни единой шуточки. Затем семья устроила совещание в большом зале, а вокруг них собрались все жители замка.

Рейхардт долго обдумывал свою речь. Хоть он и был сыном Севера, но усвоил кое-что из цветистых оборотов старых трубадуров. Он начал со слов:

— Тысячу раз жесточайшие стечения обстоятельств грозили мне расставанием с этим миром. И тысячу раз моя жизнь оказывалась спасена чудом.

И закончил следующим:

— Простите меня. Я не справился со своей миссией, не убил дракона и смиренно прошу простить меня (здесь следовало подобие притворного раскаяния). Но я приношу вам редчайший из трофеев, я совершил уникальный подвиг, я покорил тролля! (а здесь — триумфальная улыбка).

Он ожидал от своей аудитории потрясающей реакции. И он ее получил!

Негодующее выражение отцовского лица, смятение матери, смех братьев и смущенные взгляды оруженосцев и слуг не оставляли места для иллюзий. Никто ему не поверил. Одни — потому что знали о его пристрастии к старомодным сочинениям и поэмам и сочли, что он несет романтический бред, не имеющий никакого отношения к реальности. Другие — потому что никогда не слышали о троллях, слово это ничего для них не значило, и доблесть юноши таким образом обращалась в фикцию.

Рейхардт оставался подавлен весь день и целую ночь. Его мать с отцом, так радовавшиеся возвращению сына, изо всех сил старались заставить его вновь улыбаться, но дать слова, что приняли на веру столь невероятную историю, не могли. Они не поверят в этого тролля, пока сами не увидят его. Рейхардт отступил и больше не заикался об исландском чудовище. Чтобы отметить сию благоприятную перемену, граф предложил устроить, как в старину, pas d’armes[9] с поединками и различными испытаниями, а после них — бал. Поскольку погода стояла хорошая, молодой человек попросил устроить праздник на лугу, примыкающем к лесу.

Когда все собрались, были возведены трибуны, захлопали на ветру орифламмы, турнирная ограда украсилась щиты с гербами гостей, перед тем, как зазвучать рогам и дудкам, Рейхардт попросил слова. Он пожелал, чтобы этот день был посвящен женщине, которая так замечательно защищала его на протяжении всех невзгод, Царице Небесной, Марии Богородице. Взяв в руки лютню, он воодушевленно затянул «Ave Maria». Прекрасные дамы опустились на колени, их пурпурные или же золотые юбки из генуэзского бархата распустились вокруг них подобно цветочным лепесткам; рыцари же лишь склонили головы, поскольку в доспехах преклонять колени не так-то просто.

* * *

В наступившей тишине разразился оглушительный, точно выстрел бомбарды, шум. Вой, рычание, а затем две гигантские руки, словно отодвигая створки двери, растолкнули величественные дубы на опушке леса. Деревья повалились со страшным грохотом ломающихся ветвей и брызнувшей щепы, и перед пышно разодетой знатью предстало чудовище, коего они и представить себе не могли; чудище тем более пугающее, что оно притом носило обличье, смутно схожее (о, крайне смутно) с человеческим. Рейхардт скачком бросился навстречу инфернальному видению, не выпуская из рук лютни, и крикнул гостям, чтобы те ни на дюйм не сдвигались с мест и, главное, не размахивали оружием. Его камердинер с двумя сотоварищами сторожил выход за палисад, не позволяя готовым к турниру бойцам покинуть арену.

Оказавшись лицом к лицу с троллицей, молодой Родеаарде запел песню Гризельды, и снова чары подействовали. Незваная гостья праздника, переминаясь с ноги на ногу, вдоволь наплакалась и нашмыгалась носом, после чего вернулась под укрытие леса. Действие, произведенное на гостей, оказалось настолько ошеломляющим, что Рейхардт без труда выиграл все состязания в pas d’armes.

* * *

Весь следующий день он потратил, объясняя отцу, что прекрасно владеет ситуацией, что существо обойдется им лишь в цену небольшого и эпизодического материального ущерба (она не всегда аккуратна в движениях, счел он за лучшее выразиться) и, время от времени, в несколько быков — когда она устанет от дичи или зимой.

И жизнь пошла дальше. Поначалу сохранялась некоторая напряженность, пока капеллан графини требовал предать смерти дьявольское создание, привезенное из таких далей. Ему уже виделось, как он разжигает огромный костер и объявляет передо всей фламандской и бургундской церковной иерархией, что с риском для самой жизни истребил беспримерного демона и защитил истинную веру. Рейхардт аргументировал свою позицию пункт за пунктом, неизменно возвращаясь к соображению столь же простому, сколь неоспоримому:

— Бог создал все, отец мой, вы сами этому меня учили. Он создал, следовательно, и троллей, и никто не вправе беспричинно убить невинное творение Божье.

Устав воевать и в соображениях покинуть этот слишком захудалый замок, чтобы стать капелланом при герцогском дворе, пастырь сдался. У его преемника, достойного местного кюре, который был только рад оказаться в тепле и сытости в доме графа, возражений не нашлось.

* * *

Минуло около двадцати лет. Рейхардт оценил все преимущества присутствия тролля в своих владениях. Мало того, что множество споров с соседями сошло на нет, он даже смог сократить свою стражу, и ни соперники, ни банды мародеров более не приближались к Кастель-Родеаарде. Рейхардт регулярно ходил в лес петь для троллицы; за сим следовало влагопролитие, а после она исчезала в тени деревьев. Однажды, устав и торопясь, он забыл спеть для нее песню Гризельды. И тут случилось невозможное. Троллица внезапно утерла слезы и, разъярившись, испустила ряд воплей, в которых граф, как ему показалось, узнал что-то похожее на «Грильда», или «Грилла»… Он снова взял в руки лютню, и все успокоилось. Несколько раз он намеренно забывал эту песню: всякий раз крик возобновлялся, и ошибиться в нем было уже невозможно. В землях Родеаарде крестьяне начали звать ее Гриллой.

* * *

Но какими бы доблестными ни были рыцари, их жизнь коротка по сравнению с жизнью троллей, и даже великодушному и благородному сердцу отмерен век не длиннее. Рейхардт старел, его голос уже был не так красив, но он по-прежнему восхищал деву-троллицу, укрывавшуюся в ее лесной пещере. И вот настал момент, когда рыцарь перестал петь, говорить, видеть, и наконец дышать… Его супруга