Прикасаясь, я чувствую твоё сердце (СИ) - "Ksendagir"

— Ну так, известно что, — хохотнул Джексон в чужие губы, притянул Шина ближе, обхватывая руками его тонкую талию, и скользнул горячими ладонями под ткань белой майки.

— Не хочу здесь… — Шин протяжно лизнул чужие губы и негромко ахнул, почувствовав возбуждение Джексона под своим напряженным и пульсирующим пахом, когда его бедра задвигались в такт ласкающим его рукам. — Поехали ко мне?

========== Часть 4 ==========

Джексон

В конце концов, это ведь правда — все их встречи заканчиваются одинаково. Сколько бы они ни проводили время вместе, Джексон не мог припомнить, чтобы они хоть раз собирались просто выпить или поговорить. Между ними всегда был только секс. Секс ради секса и ничего больше. И разве это плохо? До сегодняшнего дня Джексон был уверен в обратном. Ровно до того момента, когда острое чувство нежелания делить с кем-либо еще своего любовника буквально ослепило его. Раньше бы Джексон вряд ли отказался от секса вчетвером, от податливых и развратно-невинных мальчиков, что сами лезли ему в штаны, он и не на такие эксперименты был способен, но вдруг обнаружил, что его не интересует никто, кроме Шина. Господи, да он даже не спал больше ни с кем с их последней встречи. Не намеренно, конечно, а потому что был занят, но все равно — кажется, времена, когда Джексона могла завести любая симпатичная мордашка, прошли.

Внутренний голос ехидно посмеивался, замечая, как Джексон сам не верит тем выводам, к которым в итоге пришел. «Я подумаю об этом завтра». Именно так любила говорить одна небезызвестная героиня. Вот и Джексон справедливо решил, что незачем забивать голову бесполезными рефлексиями и попытками разобраться во внезапно нахлынувших чувствах. Может быть, потом он как-нибудь попытается договориться с внутренним голосом и найти причины своим поступкам, но только не сейчас. Да и трудно мыслить здраво, когда в голове сплошная пустота, а все более менее осознанные мысли блуждают где-то очень далеко, надежно скрытые плотной пеленой возбуждения.

Джексон не знал, что с ним происходит. И не хотел анализировать ни свои действия, ни чувства. То ли был виноват вынужденный целибат, то ли сам Шин на него влиял так, что начисто стирались все грани разумного, превращаясь в жгучую, едва контролируемую похоть, но если в такси Джексон еще держался, сохраняя видимое спокойствие и подавляя взыгравшие вдруг инстинкты, то когда они оказались внутри чужого дома, все его самообладание полетело к чертовой матери.

Быть чутким и нежным любовником — это Джексон прекрасно умел, и даже врубал на полную в необходимые моменты, только вот с Шином хотелось иного. Он не пытался намеренно его подчинить или поломать, зная, что это затея не столько глупая, сколько бесполезная, не пытался подавить своей аурой или силой, это априори не нужно, потому что они все равно были равны. Но удовольствие от того, как послушно раскрывается Шин, как податливо следует за ним, дурманило сильнее любого наркотика.

Им было достаточно переступить порог двери, как Джексон развернул Шина к себе лицом и жадно поцеловал. Они не касались друг друга с тех самых пор, как вышли из клуба, но сейчас словно попали в эпицентр взрыва, где взаимное притяжение смело все преграды. Одежда мешала, и Джексон, ни капли не заботясь о ее сохранности, рванул на себя рубашку, вздрогнув, когда послышался звонкий грохот рассыпавшихся по полу пуговиц.

— Купишь мне новую, — а вот и то самое легкое чувство дежавю. Кажется, когда-то он говорил тоже самое. Но сейчас только закатил глаза и насмешливо фыркнул:

— Да хоть целый магазин. Можно два.

«Для тебя и звезду с неба». Но этого говорить вслух Джексон не стал. Он обхватил указательным и большим пальцем чужой подбородок и, взглянув в полные пьянящего веселья глаза, вновь поцеловал. В этот раз поцелуй вышел менее порывистым, Джексон медленно ласкал податливые губы, чувствуя, как сам Шин все крепче прижимается к нему. Майка, будь она трижды клята, тоже мешала, но снимать ее Джексон не стал, а просто задрал, с наслаждением проведя прохладными ладонями по такой горячей коже. Он почувствовал, как вздрогнул Шин, и легонько укусил за губу, зарываясь пальцами в короткие волосы на затылке. Джексон мог бы так целоваться вечность, просто получая удовольствие от этой близости, казавшейся сейчас гораздо интимнее любого секса. Мог бы, если бы не был так голоден.

Шин в его объятиях стал таким мягким, ластился к каждому прикосновению и мелко вздрагивал, и Джексон вдруг нашел это весьма трогательным, настолько, что нестерпимо захотелось быть нежным, но только вот внезапное осознание, что его может затянуть в этот странный совершенно внезапный водоворот таких сейчас неправильных чувств, отрезвило.

«Секс только ради секса, помнишь?»

Он не был уверен, что Шину нужно все это. Чья-то забота, лишняя нежность и сантименты. Джексон знал его, не сказать, чтобы очень хорошо, но достаточно для того, что понимать — вряд ли отвечающий сейчас так голодно на его поцелуи мужчина захочет, чтобы его подчинили и навязали бессмысленные обязательства. Ах, как же это все сложно, когда в дело начинают вмешиваться чувства. Отпустив Алекса, Джексон дал себе обещание, никогда не наступать на те же грабли, но, как всем известно, зарекаться о подобном не стоит.

И почему ему не удается до конца сосредоточиться на происходящем? Почему, даже несмотря на дикое возбуждение, он не может полностью отдаться на волю низменных желаний, а продолжает выедать себе мозг?

«Потому что, наверное, одного секса тебе уже не достаточно?» Его внутреннее я, состоящее в контрах абсолютно со всеми аспектами сознания и души, язвительно зацокало, а Джексон едва вслух не прошипел «да заткнись ты уже». Что толку убиваться самокопанием, если в итоге он все равно ничего в их отношениях менять не будет.

И Шин, кажется, заметил, что мысли любовника сейчас далеко, пусть тот и продолжает горячо целовать. Отстранившись, он обхватил лицо Джексона ладонями и внимательно посмотрел в зеленые глаза:

— Все в порядке?

Пора возвращаться на грешную землю. Джексон сделал над собой усилие и затолкал все мысли, рассуждения, сомнения и даже обвинения в слабохарактерности (от внутреннего голоса, конечно) очень и очень глубоко, а потом захлопнул над ними свинцовую крышку, похоронив где-то на самой дальней границе сознания. Чтобы больше не отвлекали.

— В полном, — он беззаботно улыбнулся и неожиданно подхватил Шина под бедра, чтобы усадить на стоявшую рядом невысокую тумбу, при этом смахнув на пол украшавшие ее безделушки. Впрочем, они были слишком заняты друг другом, чтобы обращать внимание на подобные мелочи.

Джексон остановился в шаге от опершегося спиной о стену Шина и плотоядно облизнулся, даже не думая скрывать откровенное, ненасытное желание во взгляде, скользнувшем по стройной фигуре. Возбужденный и обманчиво расслабленный Шин был безупречным образцом мужской привлекательности. В нем было идеально все: от намеренно широко раздвинутых ног до развратно блестящих темных глаз. Джексон усмехнулся:

— Надо было тебя фотографировать сейчас.

— И что будешь делать с фотографией? — Шин насмешливо приподнял бровь и, дразня, положил ладонь на свой вздыбленный пах.

— Поставлю на заставку телефона и буду дрочить одинокими и грустными вечерами, — голос звучал до серьезного иронично, но Джексон, не будь дураком, прекрасно осознавал, почему фотография, висевшая у него в спальне, была такой…. такой естественной, и поэтому тряхнул головой, закрывая челкой глаза, в которых на мгновение промелькнула тень ревности. С дальней границы сознания послышалось глумливое эхо насмешек внутреннего голоса. Черт, он и правда так скоро сойдет с ума. И кого же в этом винить?

— Ты не посмеешь, я тогда… — возмущения в голосе Шина было ровно столько же, сколько и смеха, но Джексон не дал ему договорить, приложив указательный палец к припухшим губам.

— О, еще как посмею.

Шин невольно вспыхнул и нарочито медленно провел языком по пальцу, заставив Джексона шумно втянуть воздух и задержать дыхание. Провокации у него получались просто отменными. Проследив несколько мгновений за тем, как розовый кончик облизывает горячую кожу, Джексон убрал ладонь, задрал майку и провел тем самым влажным от слюны пальцем по яркому узору татуировки от ключицы до соска, а после сжал его, не без удовольствия наблюдая за тем, как закусил губу Шин.